— Он наверное сильно охраняется?

— Охраны нет, но в том помещении живут несколько гестаповцев. Понимаешь, надо сделать все тихо и быстро.

— Постараемся, Петр Михайлович, — заверил Алексей, — значит так, проникнем мы в дом, а потом…

— А потом, — перебил его Луговой, надо найти угловую комнату, где жил Органов. Вот, смотри сюда… — Луговой раскрыл шершавую ладонь и начал объяснять на ней схему расположения комнат.

— Запомнил?

— Да, Петр Михайлович.

— Теперь слушай дальше, — Луговой склонился к самому уху Алексея и перешел на шепот: — Если я не вернусь через два-три часа, пробирайся в комнату этой же ночью. Рядом с кроватью Аркадия Родионовича окно, вот там, в тайнике и есть щель, а в ней спрятаны бумаги.

— Понял.

— Учти, бумаги очень важные.

— Что с ними делать? — спросил Смородин.

— Надо сохранить до прихода нашей армии. В крайнем случае, повторяю, только в крайнем случае — все уничтожить.

Не больше чем через полчаса после разговора с Алексеем Смородиным Петр Михайлович, воспользовавшись темнотой, выскользнул из барака и, обойдя часового у калитки в ограде, оказался на территории заводского двора. Прислонившись к стволу огромного дуба, Луговой стал ждать Франца Лебе.

А в это время по огромному заводскому двору шел Отто. Иногда он замедлял шаги, оглядывался. Лицо его, маленькое и подвижное, было настороженным. Отто выбирал наиболее затемненные участки дороги. Несколько раз он оглядывался назад и только после того, как удостоверился, что за ним никто не следит, повернул к двухэтажному зданию.

Около здания прохаживался автоматчик. Еще издали заметив приближающегося человека, автоматчик приостановился, поправил на руке оружие. Но узнав позднего гостя, молча пропустил его в подъезд. Только оказавшись внутри дома, Отто почувствовал себя уверенно. Он поднялся на второй этаж и вошел в одну из комнат.

— Герр лейтенант, — обратился он к дежурному гестаповцу, — доложите майору: прошу срочно принять меня.

В кабинете майор Шницлер пил кофе.

— Ну что? — коротко бросил Шницлер.

Отто взял со стола шефа местного отделения службы гестапо сигарету и, закурив, начал:

— Герр майор, час назад около русского Лугового собрались его люди. Я был совсем близко, но… — Отто сверкнул глазами, от злости у него даже побелело переносье: — Грязная свинья Алексеев чуть было все не испортил.

— Зачем же ты тогда пришел? — Шницлер резко отодвинул чашку.

— Думаю, что мне все же удалось узнать главное: по-моему, русские что-то замышляют.

— Что?!

— Как я понял, разговор у них шел о центральной лаборатории.

Майор Шницлер от неожиданности даже привстал: «Это просто какое-то безумие!» Сегодня лейтенант Меллендорф был отправлен рядовым солдатом на Восточный фронт за «допрос» русского профессора. Сам Шницлер минуту назад получил нагоняй за то, что допустил гибель профессора, и майор был уверен, что этого ему не простят, так легко не отделаться… А тут еще «центральная лаборатория!..» Нет, Шницлер окончательно терял голову, он чувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

— Ты понимаешь, что говоришь?! — крикнул он посетителю.

Отто с большим риском для себя подслушал часть разговора людей, окруживших Лугового, и был убежден, что ни в чем не ошибался. Поэтому он спокойно подтвердил:

— Все точно. Надо торопиться, пока Луговой не начал действовать…

Майор схватился за телефонную трубку.

— Дежурный взвод, живо! К подъезду!..

— Герр майор, моя миссия окончена? — спросил Отто, когда гестаповец положил трубку. — Теперь я снова смогу вернуться на службу в свой отдел?

— Идите в барак, ждите. Если появится необходимость указать заговорщиков, вам придется раскрыть себя, только тогда вернетесь в отдел.

После ухода Отто майор проверил пистолет и заторопился к выходу.

Через несколько минут гестаповцы, соблюдая всяческие предосторожности, вошли в барак. Рабочие лежали на нарах. Шницлер и фельдфебель Ганс направились туда, где обычно спал Луговой. Но Лугового на месте не оказалось. Фельдфебель стащил с нар Пашку:

— Где Луговой?

— Не знаю.

— Где? — замахнулся Ганс. — Говори!

— Не знаю… — докончить Пашка не успел. Оплеуха опрокинула его на пол. На Пашку набросились еще два гестаповца. Избивая его, они все время спрашивали: «Где?.. Где?..» Но Пашка молчал. Уже теряя сознание, он почувствовал, что тело его пронзила резкая боль…

Майор Шницлер первую минуту стоял молча. Маленькие глазки его совсем сузились, шея все больше багровела.

— Отто! Отто!.. — наконец заорал он на весь барак и, выхватив пистолет, дважды выстрелил в Пашку.

— Слушаю, герр майор! — подбежал судетский немец.

— Что ты говорил? Что?!. — размахивая пистолетом, кричал гестаповец. И вдруг совершенно неожиданно у него мелькнула догадка, что, может быть, напрасно он расшифровал своего агента. От сознания, что совершил глупость, он впал в бешенство.

— Ферфлюхтер… швайне! Всех расстрелять!.. Всех!.. — майор действительно готов был привести в исполнение свою угрозу. — Кто есть заговорщики? Кто?! — кричал он, наступая на Отто.

Отто мог указать только трех подпольщиков. Их сразу стащили на пол и бросили рядом с изуродованным телом Пашки…

К центральной лаборатории подъехала легковая автомашина. У подъезда, где она остановилась, находился один охранник. Узнав автомобиль доктора Майера, он отошел в сторону и стал спокойно прохаживаться поблизости. Ученый нередко задерживался на работе допоздна и приход машины не вызывал никаких подозрений.

Охранник не знал, что в лаборатории никого нет. Франц вылез из автомобиля и, подойдя к двери, открыл замок заранее приготовленным ключом. Побыв немного внутри здания, он вернулся в машину, прикрыл плащом небольшой сверток и вновь направился к подъезду. По тому, как он нес сверток, можно было заключить, что сверток тяжелый. И все же, когда Франц снова вернулся к машине, охранник ничего подозрительного не заметил. Он никогда не поверил бы, что этот пожилой человек, который подошел к нему закурить, только что перетащил в помещение взрывчатку.

Пока гитлеровец прикуривал, из машины быстро вышел Луговой. Пригнувшись, он проскочил в помещение лаборатории, потом осторожно, чтобы его не могли заметить снаружи, выглянул в щель приоткрытой двери. Когда Петр Михайлович убедился, что все обошлось благополучно, он, подхватив сверток, оставленный шофером в коридоре, перенес его в глубь помещения.

Прошло не меньше десяти минут. Луговой еще не подавал условного сигнала. Это начинало беспокоить Франца. Охранник мог в конце концов заподозрить что-то неладное. Уж больно долго стоит машина — ученый обычно быстро выходит к автомобилю.

А в это время Луговой пристраивал самодельный механизм с капсулем взрывателя, чтобы он сработал через три-четыре минуты после снятия с него предохранителя. Наконец Луговой сделал все. Механизм был присоединен к свертку со взрывчаткой. Луговой еще раз проверил действие предохранителя и поспешил к выходу из лаборатории.

Когда Луговой приоткрыл дверь и выглянул наружу, там произошло что-то неожиданное, до него откуда-то издали донесся топот тяжелых сапог. Сомнения быть не могло: по направлению к лаборатории бежали люди.

Охранник и Франц словно по команде повернулись на приближающийся шум.

Прислушиваясь к топоту кованых сапог, Луговой понял: к зданию центральной лаборатории бегут гитлеровцы. И почти тут же в подъезд влетел Франц.

— Скорее в машину!

— Поздно.

— Скорее, проскочим.

Топот кованых сапог доносился все отчетливее. И Луговой побежал вслед за Францем. Петр Михайлович выскочил из подъезда и прыгнул в автомобиль.

В следующее же мгновение, взревев моторами, машина помчалась вперед.

Охранник, стоявший спиной к подъезду, не видел, как выбежал Луговой. Он взял автомат на изготовку и ждал появления бегущих людей. И только когда машина помчалась в сторону от лаборатории, охранник, ничего не понимая, посмотрел ей вслед…