— Топай отсюда деревенщина, пока стрелу не метнули! — Пробасил второй, угрожающе встопорщив давно не чёсаную бороду. — Неча возле ворот отираться!

— И то! — Сразу оживился щербатый. — А давай, кто ловчее в него попадёт! Проигравший выпивку в кабаке оплачивает!

— Ворота потом открывай, стрелы собирай, — задумчиво проворчал второй. — А давай! — решился он, потянувшись к колчану за спиной. — Ну, смотри Спирька! Опять на твою деньгу гулять буду!

Упоминание о послушнике заставило меня, схватится за стигму. Холодно! Не побелела ещё! Раз Мефодий так задержался, надежда ещё оставалась.

— Послушайте, — поднял я голову к уже взявшимся за луки охранникам, — я заплачу. Я в запретном городе был. Вот! — Я судорожно вытащил из-за пазухи кристалл и высоко поднял его над головой.

Хорошо всё же, что я, перед тем как сюда отправится, заставил Толика мне кристаллы поискать. Сам бы я их, среди гор наваленного мусора, вовек не нашёл. Правда и айхи энтузиазма к этой затее не проявил. Пришлось надавить, вновь грозясь выкинуть кольцо. В итоге пару тёплых камешков мне коротышка всё же принёс. Больше, мол, нету. Наврал, конечно. Вот только дальше с ним ругаться у меня времени просто не было. Хоть что-то нашёл. И на том спасибо. Вот и пригодилось!

Стражники переглянулись.

— А ты не врёшь ли случаем, малой? — Спиридон перегнулся через стену, рассматривая зажатый в моей руке камень. — Подобрал у дороги простой камушек, а нам как мажеский кажешь?

— Не вру я! Троими клянусь! — Горячо заверил я стражников. — Сами потрогайте! Тёплый он!

— Ладно. Бросай сюда! Проверим! — Махнул рукой Спиридон. — Коли обману не будет, впустим в город!

— Э нет! — Криво улыбнулся я. Нашли дурочка! Брось им кристалл, так они его заберут, а ворота открывать и не подумают. — Так дела не делаются! Вы меня сначала впустите. А там и камушек ваш будет!

— Так может просто убить его и камень магический забрать? — обратился к Спиридону другой воин. — И впускать не надо будет.

Спиридон задумался, сжимая в руке стрелу.

— Так вам же всё равно ворота открывать придётся! — Лихорадочно затараторил я, понимая, что моя жизнь висит на волоске. — Ну, чтобы камень, да стрелу забрать! Так зачем же убивать?! Я в школу мажескую вместе с отцом-послушником шёл, да отстал в дороге! — Показал я пальцем на стигму. — Если он перед самым закатом в город заехал, то, значит, времени почти и не осталось! Так вы меня впустите, и камешек этот в заклад поставьте меж собой: успею я добежать до школы или нет! — Решил я сыграть на азарте любящих пари стражников. — И вам весело и мне какой-никакой шанс!

— Ты гляди. И вправду недошлёпок! — Низко свесился со стены второй стражник, чтобы рассмотреть в опускающихся сумерках стигму. — Только спорить тут не о чем. В энту пору отец-послушник в ворота и проезжал. Сейчас стигма уже белеть начнёт. — И расстроено покачал головой. — Жалко нам его жрецам отдать нельзя. Витольд так осерчает, что мимо него изгоя к отцам-вершителям проводили, что и награда не в радость будет!

— Не, — почесал затылок Спиридон. — Пожалуй, чуть позже отец-послушник через ворота проехал. Есть у этого недошлёпка немного времени. Школа мажеска рядом. Может и успеть!

— Ну, так давай рядиться, — с насмешкой проворчал его товарищ. — Я на эту деньгу неделю гулять смогу.

— А давай!

Спиридон торопливо ударил по рукам и метнулся вниз. Через несколько секунд в воротах приоткрылась маленькая дверца, не замеченная мной ранее. Я ужом проскользнул в открывшуюся щель.

— Камешек давай! — Спиридон торопливо выхватил его у меня, удовлетворённо кивнул, сжав в руке и, схватив за плечи, ткнул пальцем в одну и отходящих веером улочек. — Дуй туда изо всех сил, никуда не сворачивай, пока на площадь не выскочишь. Слева большое здание будет, не перепутаешь. В него и ломись. — И крикнул мне уже в спину. — И стигму прикрой как-нибудь! Тут народ ушлый: затащат в переулок, и пропали мои денежки!

— До встречи, недошлёпок! — Решил попрощаться со мной и второй стражник. — Обязательно приду посмотреть, как тебя отцы-вершители на лобное место сказнить поведут!

Сзади вновь лязгнул засов. Я заковылял изо всех сил, благо за время торга со стражниками успел, немного отдышатся. На моё счастье улочка была пуста. Только мелькали мимо тусклые фонари, не дающие опуститься на дорогу полной темноте.

— Входи, давай! — Толстый охранник, в кожаной потёртой куртке, лениво махнул рукой в сторону двери. — И шапку сними, бестолочь. Чай не в свинарник у себя в деревне входишь, а в келью отца-наставителя!

Я поспешно сдёрнул с головы свой треух и, переступив порог, низко поклонился. В этот момент решалась моя судьба, и играть в игру под названием "мы нищие, но гордые" было не ко времени.

В келье скромного служителя храма Троих было уютно. Внушительный по своим размерам светоч разгонял утренний полумрак, уверенно вытесняя его на улицу, сквозь большое, с настоящим стеклом, вместо мутного пузыря, окно. В углу весело потрескивала дровами небольшая печка, вдоль всей стены, справа от меня, были прибиты полки, нижние из которых были почти доверху заполнены кипой бумаг и свитков, а верхние занимали книги, причём пара из них, была прикреплена к стене толстыми цепями, со свисающими амбарными замками устрашающего вида. Слева, рядом с печью и парой массивных сундуков, накрытых плотной материей, находилась ещё одна дверь, за которой очевидно находилась спальня верного служителя Троих. Разбитые в кровь ноги утопали в меху какого-то неизвестного мне животного, чья шкура была небрежно брошена на пол. Сам же отец-наставитель разместившись напротив меня, в большом деревянном кресле, обитом мягкой материей чёрного цвета, изволил завтракать, низко склонившись над изящным, с витыми тоненькими ножками столом, заставленным едой. На моё появление он обратить внимание не соизволил.

Я, молча, стал ждать, буквально захлёбываясь заполнившей рот слюной и чувствуя, как в тугой узел заворачиваются возмущённые таким невниманием к ним кишки. Есть хотелось до судорог в животе. Вчера вечером, когда я, чудом успев к сроку, ввалился в школьную сторожку, покормить меня никто не удосужился. Сунули в сырой вонючий подвал, на том их гостеприимство и закончилось. Хорошо хоть по шее не надавали!

Пара охранников, один из которых, сейчас, так же ждал окончания трапезы жреца у меня за спиной, уже закрыли ворота на запор и собирались, с чистой совестью, угостится копчёным окороком и парой бутылок местного вина. Поэтому моё появление они встретили без особого восторга. Слава Троим, что хоть пустить соизволили! Очевидно, желание как следует накостылять назойливому бродяге, бешено стучащему в ворота, пересилило природную лень. И накостыляли бы! Сжатые в руках дубинки сомнений в намерениях не вызывали, да и на выражения, открывая ворота, доблестная охрана тоже не скупилась, попутно подробно объясняя мне, что они сейчас со мной делать будут.

Как не странно, но от неминуемой расправы меня спасла стигма. Толстяк уже занёс свою дубинку, примериваясь, куда бы половчее ею ударить, как вдруг, вылупив глаза, опустил её и, тыкая пальцем мне на шею, дико заржал.

— Смотри Аникей! У этой деревенщины стигма побелела! Прямо у меня на глазах цвет сменила!

— Точно! — Присоединился к веселью второй. — Ну, ты и везучий парень! — Почти дружески хлопнул он меня по плечу. — В последний момент успел!

Я настороженно наблюдал за ржущими охранниками, чувствуя надвигающуюся очередную порцию неприятностей. Не к добру эти сволочи, так веселятся. Явно не встрече со мной радуются. Уж лучше бы избили, что ли? Мне бы оно дешевле обошлось!

— Послушай Аникей, а он точно успел? — Задумался, вволю насмеявшийся, толстяк. — Что-то я сомневаться стал.

— Думаешь, не успел? — Даже расстроился его напарник, крепкий жилистый вояка, с немного приплюснутым носом и сокрушённо закачал головой. — Вот ведь! А я уже и обрадовался было! Не поверишь Данила! За сына родного так никогда не переживал, как сейчас!