— Доброе утро, Роман Дмитриевич. Томить не буду, перейду сразу к делу, — она положила на его стол две папки. — Здесь, — она указала на синюю папку, — лежит отчет, который вам нужен. А здесь, — указала на черную, — Реальный.
— Ты опять затеяла какую-то игру? — настороженно спросил Малиновский.
— Нет, нет… Я обещаю, это единственная копия, и она останется в твоем кабинете. Сделаешь с ней все, что пожелаешь.
Роман придвинул стоявший в углу еще один стул и сел напротив Кати. Выглядела она взволнованной.
— Я долго думала, начинать ли мне этот разговор, но потом решила, пока Жданов еще не приехал… С ним разговаривать в любом случае будет бесполезно, он слишком упертый. В конце-концов, если ты не захочешь меня слушать, пусть это останется на твоей совести.
— Так, давай уже ближе к делу. Я еще ничего не понял, а уже не на шутку испугался.
— Я думаю, что вам нужно предоставить на совещании настоящий отчет.
— Ты с ума сошла? — воскликнул Роман, прервав ее на полуслове.
— Дослушай меня! — повысила голос Пушкарева, — Просто выслушай, а дальше делай что хочешь!
Малиновский поерзал на неудобном стуле, и многозначительно подперев подбородок ладонью, уставился на нее.
— Воропаев давно точит на вас зуб. Шанс того, что он не проверит информацию, ничтожно мал. Глупо надеяться на то, что он вас не разоблачит, имея на это все мотивы. Да, если вы откроете карты и покажете настоящий баланс компании, это приведет к непредсказуемым последствиям, и хорошими их назвать трудно, но если Воропаев раскроет вас на месте, итог будет куда хуже. К тому же, сказав правду, вы его обезоружите. У вас еще есть время, чтобы Андрей поговорил с отцом и решил вопрос полюбовно.
— Я даже не знаю, что сказать, Катерина, — неуверенно начал Роман, — Безусловно, то, чем мы занимаемся, это риск… Но ты ведь понимаешь, что если он оправдается, мы решим все проблемы?
— Их точно не решить враньем. На карту поставлено все: не только ваши должности, но и репутация, честь… Шансы на успех слишком малы, если не сказать, что их просто нет. Скрывать правду дальше не имеет никакого смысла, этим вы только навредите себе. Что лучше - выйти из этой истории натворившими делов, но раскаявшимися и осознавшими, с шансом все вернуть, или бессовестными подлецами без права на помилование?
— Хорошо, доля логики в твоих словах есть. — задумчиво протянул он, — Возможно… — он обвел глазами потолок и взмахнул рукой, показав указательный палец, — В теории! Если найти правильные слова и поговорить с Павлом Олеговичем, можно обойтись малыми жертвами. Но ты представляешь, как сложно будет убедить в этом Андрея?
— Представляю. Именно поэтому разговариваю сейчас с тобой, а не с ним.
— Черт бы побрал этого Воропаева…
— Господи, да что ты к нему прицепился? Даже если бы наш многоуважаемый Александр Юрьевич и не был такой занозой в заднице, так жить просто невозможно! Своим враньем и махинациями вы не только…
— Ну, я понял, Катенька, очередная порция недовольства? — прервал ее Малиновский, — Ну, скажи мне, что ты была несчастна, встречаясь с Андреем до тех пор, пока не засунула свой очаровательный носик в этот пакет!
Резким движением Пушкарева возмущенно встала с кресла и с грохотом задвинула его в стол, оперевшись на спинку руками. Она сделала глубокий вдох, как бы успокаивая себя, и заговорила тихим, низким голосом.
— Я хотела сказать, что вы заврались сами себе, сделав несчастными в первую очередь себя самих. О своих переживаниях я даже не думала говорить, так как мне давно известно, что вам до них дела нет.
Она бросила быстрый взгляд на папки, и быстрым шагом направилась к выходу. Буквально в сантиметре от ручки двери, Катину руку перехватил Малиновский. Он схватил ее за запястье, и дернув на себя, крепко обнял. Он уткнулся носом в ее шею, пока Пушкарева стояла столбом и сдерживала слезы.
— Прости, — шепотом повторял он, — прости, прости меня. Я идиот.
— Придурок, — улыбнувшись сквозь пелену слез поправила она.
Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Она вытерла мокрую дорожку с щеки и нежно обняла Малиновского в ответ. Переступая с ноги на ногу и слегка пошатываясь, он прижал ее к стене и впился в ее глаза затуманенным взглядом, чуть подернутым поволокой. Словно сквозь сон, глухую тишину разорвало громкое: “— Малиновский!”, и едва он успел опомниться и отскочить от Катерины, дверь распахнулась грубым рывком.
На пороге стоял Жданов собственной персоной и радостно улыбался.
Комментарий к Глава 11.
вот так, девочки.
========== Глава 12. ==========
Лицо Малиновского осветилось неопределенной улыбкой. Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спинам. Радость, сиявшая на лице Андрея, сменилась легкой полуухмылкой, когда он, отстранившись от Романа, заметил Катерину.
— Здравствуйте, Катенька, — низким, чуть с хрипотцой голосом сказал он и тут же кашлянул, прикрыв рот рукой, — А у вас тут…
— Решаем производственные вопросы, — оборвал Малиновский, — Вот, отчеты обсуждаем, — он картинно склонил голову и попробовал рассмеяться.
— Так, понятно, Малиновский, у меня к тебе тоже есть пара… — он сделал паузу, сакцентировав следующее слово: — производственных вопросов, — он развернулся к Пушкаревой, и с нежной улыбкой произнес: — Катюш…
— Да-да, — вздрогнула она, — Я уже ухожу.
Она бросила тяжелый взгляд на Романа и вышла за дверь.
Усевшись на край стола в своей каморке, она вытирала об брючки потные от нервов ладошки и морально готовилась к разговору с Андреем. Хотя, может быть, он уже и не нужен. “Любовь до совета акционеров”, — так, кажется, гласил один из пунктов инструкции. Она негромко фыркнула от мысли, что “совет акционеров” и “гроб” в данной формулировке вполне могут быть взаимозаменяемыми, если он не возьмется за голову. В любом случае, это уже не ее забота. Слишком долго она таскала на плечах его проблемы и исправляла его ошибки, как в прямом смысле, - документационном, - так и переносном.
Отчеты-то теперь у него, продолжать этот спектакль незачем. Может, Жданов и сам смотает удочки. Повременит чуток, а потом страдальчески объявит о том, что благородство, клокочащее в груди заткнуть не в силах, и не может больше обманывать нескольких женщин сразу, а посему предложит мирно расстаться и остаться добрыми друзьями. Товарищами и соратниками. И тогда Катюша наигранно вскинет тонкую ладошку ко лбу, и с видом кротким и терпеливым, “вынужденно” примет досадную новость.
Черт, и вот опять она ищет пути, удобные прежде всего для него. Не хочет, чтобы он, страдалец, чувствовал себя виноватым. Подождать с увольнением, спокойно дождаться приговора, и тихо, незаметно исчезнуть, пройдя с заявлением об увольнении мимо Андрея, - прямиком к Жданову-старшему. Уж он, если найти нужные слова, не откажет. Нет, разговор с Андреем прямо сейчас - точно плохая идея. И общаться с ним так же, как раньше тоже желания нет. Вот бы прямо сейчас в офис метеорит прилетел, или птеродактиль. Схватил бы Пушкареву за ткань пиджачка, да унес бы в свое гнездо. Все лучше, чем ощущать этот его снисходительный взгляд из-под очков.
Дверь Ждановского кабинета звякнула, и на пороге он объявился в компании Романа Дмитриевича. Последний, уверенной походкой направился к Катиному кабинету, и заглянув в него, многозначительно выгнул брови и будничным тоном спросил:
— Екатерина Валерьевна, вы не забыли? У нас переговоры с поставщиками. Вы еще долго?
Пушкарева быстро сообразила, что Малиновский имеет ввиду, и схватив сумочку, быстро зацокала каблучками за своим спасителем, даже не взглянув по пути из кабинета на Жданова.
Лишь зайдя в кабину лифта, Роман прыснул со смеху, смерив Катю пронзительным взглядом, - настолько потешно было ее выражение лица, которое на все Зималетто кричало: “Что происходит?”
— Можно, — мягко улыбнувшись, сказал он.
— Куда мы идем? Что происходит? — затараторила Катерина, словно вдохнув желанного воздуха после долгого нахождения под водой, — Или мы на самом деле едем к поставщикам?