— Что-то не так? — он склонил голову набок, разглядывая её грустное лицо.

— Да нет… Просто странно. Ты странный, — она подняла голову, и они уставились друг другу в глаза.

— Почему? — Хакс затаил дыхание. Напряжение внутри него закручивалось пружиной, готовое вот-вот рвануть.

— Мы поругались при первой встрече. Но потом ты был так добр ко мне… Здоровался и улыбался, кормил ужином… Цветок у меня принял. Я смотрю на тебя, и такое чувство, будто ты… — она запнулась на мгновение. — Когда я увидела тебя впервые, мне казалось ты холодный и грубый, даже жестокий. Но потом ты вроде как открылся, как будто пустил меня в свой мир. И я была так рада. Боялась тебя спугнуть, старалась не мешать тебе со своими заморочками. Ты же взрослый и серьезный полицейский, ловишь преступников. И у тебя такая осанка… И мне казалось, что я тебе нравлюсь…

Последнюю фразу она проговорила совсем тихо и глядя в тарелку. Хакс чувствовал, как кровь в организме разогналась просто до космической скорости, пытаясь одновременно обеспечить и его сердце, и мозг, и даже рвущийся в бой член. Её слова ввинтились в голову расплавленным металлом, прорезая сознание яркими всполохами. Она разгадала его. Так просто. Взяла и разгадала. Вытащила все его страхи наружу, выложила перед ним и сидит теперь, не зная куда саму себя деть от всего этого.

— Нравишься. Очень нравишься, — голос сел, в горле стоял комок, но он всё же выдавил это из себя. Его слова прозвучали в тишине кухни как гром. Роуз вскинула голову, и они снова схлестнулись взглядами: его, жалкий; её, виноватый и неверящий.

— Я… Тебе? — она сама еле говорила, как будто слова не давались ей.

— Да. С первой встречи. Как тебя увидел. Ты… Всё правильно сказала. Я взрослый, жестокий, холодный, грубый. Но когда я смотрю на тебя, мне кажется, будто я это не я, а кто-то лучше. И мне хочется отдать тебе лучшее от себя. Но тебе это наверное не нужно, ведь есть кто-то, кто разбил тебе сердце? — Хакс выдавил слабую улыбку.

— Это… Это не совсем то… Я пойду, наверное! Я выпила и плохо соображаю! — она вскочила из-за стола, и он вскочил за ней. — Спасибо за ужин, как всегда великолепно, ты лучший… Мне надо подумать…

Она выбежала в коридор к входной двери и пыталась открыть её, но пальцы не слушались. Он стоял за ней, но не в силах отринуть гравитацию, с которой его тянуло к её телу, сделал шаг, и ещё шаг, пока Роуз не замерла между ним и дверью. Она медленно обернулась, глядя на него снизу вверх и широко распахнув свои прекрасные глаза.

— Я… Дверь. Я помогу, — его рука легла за замок, а другая скользнула на её плечо. Такое тёплое…

— Да, мне нужна помощь… — её глаза. Не бывает таких глаз. Не с ним. Не в этом мире. Не для него. — Помоги мне, — её губы были так близко и он с ужасом и восторгом одновременно понял, что наклонился к ней. Её лицо приближалось неотвратимо, но она ничего не делала. Не пыталась его остановить и смотрела, смотрела, смотрела, дышала рвано. Он ей поможет… С дверью. Точно, он должен открыть ей дверь и она уйдет. Возможно, навсегда.

Сознание взвыло раненным зверем. Да твою ж!.. Их дыхание перемешалось, и глаза Роуз прикрылись. Она ждала, смиренно ждала его, когда он решится и сделает последний шаг. Она хотела сбежать, уйти от него, но она же и ждала его губы на своих губах. И он ей поможет, он даст то, чего она ждет.

За секунду до его последнего рывка произошло немыслимое: Роуз подняла руки и положила ладони на его лицо, притягивая к себе. Её голова наклонилась набок, и они встретились губами. Наконец-то! Никто ничего не ждал, они и так ходили вокруг да около слишком долго. Брать, брать, брать, пока дают надо брать! Он заберет её себе! Только его!

Они столкнулись почти яростно, губы скользили по губами, они пили друг друга так, как будто наткнулись на оазис в пустыне. Она мягкая, теплая, сказочная, волшебная, нереальная и вся в его руках. С удивлением Хакс отметил, что его собственные руки уже на её талии, и она такая мягонькая, отзывчивая… Роуз повернула голову, на секунду открываясь от его губ, и он яростно возвратил её к себе, сминая податливую плоть. Её рука скользнула выше по его лицу и зарылась в волосы. Он мычал ей в губы, потому что это так хорошо, у него никогда подобного не было. Он, как увидел её, сразу всё понял. Не сознанием, а там, глубоко в душе, что вот то самое. Он всю жизнь только её и ждал.

Они целовались, вжимались друг в друга, отчаянно, почти до боли, но так хорошо, что плакать хотелось от счастья. Под футболкой Роуз был только спортивный лифчик, Хакс никогда не видел его на сушилке и это его так радовало, что на ней нет того, что было выставлено на всеобщее обозрение. И кожа у неё гладкая, нереальная. Он сильно провёл ладонью от талии по спине к её плечам, и обеими руками вжал в себя. Ему срочно нужен самый быстрый способ, как оказаться внутри неё, самое скоростное шоссе!

Роуз стонала, низко и тяжело, когда он перешёл на шею, согнувшись в три погибели. Её запах, смешанный с ароматом краски и чёртового уайт-спирита, просто космос, летай не хочу. Хаксу так нужна она вся, что он даже не понимал, за что хвататься в первую очередь. Её руки, с немного грубоватыми от работы пальцами, самые замечательные, уже шарили под его рубашкой и короткие ноготки проходились по спине.

Вот так, просто отрыв башки, как говорит Бен Соло.

Она ударилась затылком о дурацкую дверь, когда он искал хоть какую-то опору, и сразу же скользнул руками в её волосы, поглаживая ушиб и задерживая там руку на случай ещё одного удара. Волосы распустились, упали на плечи, и от них исходил аромат её шампуня с травами.

Всего этого: запаха, вкуса, ощущений было так много, что Хакс боялся сорваться. Им надо притормозить. Или наоборот, разогнаться до сверхскорости, ведь нет сил врубать тормоза. Их стоны смешивались, и он вообще не понимал, где заканчивается он и начинается она. Так вообще бывает?

Но тут Роуз потянула его за волосы прочь от своего оголённого плеча, а он снова пытался целовать эти прекрасные пухлые губы. Она увернулась, и он всосал мочку её уха. Есть ли разница, какую часть её тела ему целовать?

— Армитаж… Я так не могу… Отпусти меня!

Что не может? Ну да, наверное, возможно это вообще её первый раз, а он тут чуть не изнасиловал её прямо в коридоре.

— Конечно, да, — он немного отпустил её, выпрямился и уставился на взъерошенные волосы, на влажные глаза, на распухшие губы и как она прекрасна. Он уже это говорил? К черту, это же правда! Но Роуз стряхнула его руки, поправила футболку, откинула волосы назад и стала как-то суровее.

— Армитаж, так нельзя. Ты сам-то это понимаешь? — в её интонации была и обида, и легкая злость, но он не понимал.

— Неужели, плохо? Я… Тебе не подхожу?

— Не в этом дело, — в этом и только в этом! — Я не могу пойти на подобное, не в этой ситуации. Я чувствую себя… Грязной.

Что? Что? Ему послышалось? Но почему? Он сделал что-то не так? И тут Хакса накрыло понимание. У неё же разбито сердце! Какой-то мудак сегодня разбил ей сердце! Какой-то мудак, в которого она была влюблена. И этот мудак — не Хакс. Он вообще, можно сказать, сыграл на чужом горе. Она права, так нельзя, даже если она нравится ему, даже если она то самое, он не может взять и просто трахнуть её, тем более в своёй прихожей. Он сам говорил Бену, что она не такая девушка для него. И вот что творит.

— Прости меня, я виноват. Ты права, я не должен был так поступать, — Хакс отступил, давая ей пространство и возможность уйти. Он поднял глаза и увидел, как Роуз плачет. Слезы текли по её щекам, а его сердце раскалывалась на куски. Она вытерла рукой влажные дорожки на щеках, отвернулась и быстро справилась с замком. Не сказав ни слова, она закрыла за собой дверь. Ему показалось, что теперь точно навсегда.

*

С выходом на работу стало попроще. И если его отдел надеялся, что за время отпуска Армитаж Хакс снимет стресс и успокоится, то жестоко разочаровался. Он срывался на всех и вся, рвался первый спасать мир и лез под пули, за неделю работы получил аж два выговора. За всю карьеру ни одного, а за неделю без Роуз целых два.