— Не стоит винить себя, — тихо, практически шёпотом сказал Германия, Япония сразу же подметил то, как тяжело давались ему эти слова. — Это не зависело от тебя.
Хонда ему ничего не ответил, даже взгляда на него не поднял. Германия растерянно нахмурился, но больше не проронил ни слова. Он никогда не умел говорить в подобных ситуациях правильные слова и преимущественно молчал, то ли боясь что-то сказать, то ли не веря в собственную способность кого-то утешить: Италия как-то упоминал, что Германии всегда такие речи давались с большим трудом, и сейчас Япония сам смог в этом убедиться. Германия звучал крайне неубедительно в своих попытках успокоить Кику и выглядел так, словно ему хочется просто уйти, но кто-то невидимый угрожает ему пистолетом и заставляет сидеть здесь, в гостиной, и смотреть на то, как Хонде плохо. Он хмурился с неловким выражением лица, задумчиво рассматривал обивку дивана, стиснув губы, тревожно постукивал пальцем по колену. Япония подогнул ноги поближе к себе и обнял их руками. По неизвестной причине ему было страшно, он позорно боялся чего-то далёкого и нездешнего, как лиса, за которой гнались собаки, что уже давно отстали и вернулись обратно, но лиса всё ещё продолжала бежать, сломя голову, пока лёгкие не разорвутся, а лапы не онемеют.
— Я не справился, — колеблясь, тихо сказал Кику. Германия тяжело вздохнул, и Хонда мог поклясться, что в этом вздохе была отчётливая нота раздражённости.
— Ты сделал всё, что мог, — к удивлению Японии, голос Германии звучал намного спокойнее предыдущего вздоха. — Тебе надо отдохнуть от всего этого. Можно уехать куда-то, где тихо и спокойно.
Кику на секунду задумался, после чего слабо кивнул.
— Ты прав, — Хонда бросил мимолётный взгляд на Германию, после чего поспешно посмотрел в сторону. — Скорее всего, я действительно устал.
— Приляг, поспи немного, — Германия положил руку на плечо Хонды, слегка надавив, чтоб он лёг на диван. — Придётся мне похоронить котёнка.
— Германия-кун, — Япония уже и сам не заметил, как перепутал обращение. Людвиг, конечно, виду не подал, молча поднявшись на ноги и забрав корзину с Кано. Кику настойчиво нахмурился. — Я пойду с тобой.
Германия удивлённо выгнул бровь, скептически взглянув на Хонду, который вставал с дивана. Вялыми движениями Кику надел тёмно-серое пальто, за окном уже успело стемнеть. Взяв извечно незаменимый зонтик, Германия принёс белую картонную коробку, позволив Хонде аккуратно положить внутрь Кано. Передав коробку Японии, Людвиг нашёл в шкафу керосиновую лампу. Открыв дверь, Хонда посмотрел в темноту вечера, холодную и густую, как остывший кофе. Вдоль позвоночника пробежали мурашки, но Кику проигнорировал сладкое искушение отказаться в последний момент, остаться дома, дрожать под тонким одеялом, жадно вслушиваясь в одинокую тишину. Одиночество значило, что он не принял свои ошибки, не научился смотреть собственным оплошностям в лицо, как пугливая дворняга, по случайности удушившая своего же щенка, что отчаянно вылизывала его холодную мордочку, надеясь, что он оживёт, откроет глаза и перестанет быть таким необратимо мёртвым. Обхватив руками белую картонную коробку так сильно, насколько можно было, Япония закрыл глаза, повернувшись к холодной темноте с улицы. Стало до невозможности холодно, хотя пальто, небрежно надетое, было довольно тёплым. И всё равно дрожь и, в плохом смысле, трепет вернулись, снова осели в костях, заставив их двигаться беспорядочно и мелко, как зрачки бывалого наркомана, ощутившего долгожданный приход. Только Япония что-то дрожал без прихода и сладости, за которой так гонятся все, сидящие на иглах.
— Постой, закрой дверь, холодно же, — слегка сердито сказал Германия, заставив Кику вздрогнуть от неожиданности. Хонда быстро выполнил его то ли грубую просьбу, то ли приказ, не переставая прижимать к себе белую коробку, от тяжести которой уже начинали болеть руки. Покосившись на Японию, Людвиг нахмурился и подошёл ближе к Хонде.
— Ты заболеть хочешь? — тихо пробормотал он, застёгивая пуговицы на пальто Кику. Когда он случайно коснулся шеи Японии холодными пальцами, Хонда недовольно скривил губы. Немного отодвинувшись назад, Кику посмотрел на Германию нервным взглядом. Последний спохватился и убрал руки, подбирая со стола керосиновую лампу. Япония всё-таки вышел на улицу, за ним последовал и Людвиг.
— Подожди, надо взять лопату, — Германия сказал это, уходя куда-то за дом, прямо в непроглядный мрак иссиня-чёрного цвета, разбавленный ледяным ветром и мелким дождём. Япония тихо выдохнул, рассматривая крохотные тёмные пятна, оставшиеся на коробке от воды. Резко стало удивительно одиноко, хищные тени столпились вокруг, казалось, протягивая свои скользкие ядовитые языки к ногам Хонды, обдавая холодом любой открытый участок тела, подбираясь к самой душе, сжимая стальным ободом сердце. Странная тревога тяжело легла на плечи, обвилась вокруг горла, заполнила собой лёгкие.
— Пошли быстрее, — Германия вышел из темноты, тревога сразу же ослабила хватку. Япония с облегчением вздохнул, но так, чтоб никто этого не заметил. Сильнее закутавшись в пальто, Кику молчаливо последовал за Людвигом, который уверенно шёл по тёмным маленьким переулкам, держа в руках зонтик и лопату — лампу пришлось нести Хонде, несмотря на ноющие от усталости руки. Тусклый свет тёрся о ноги, прислонялся к стенам, красил воздух впереди в жёлто-оранжевый и сине-серый, мигал, дрожал и перемещался: то плавно, то рывками. Ноги едва слушались и когда они вышли к лесу, что находился в центре города, и пошли по траве, Кику едва заставлял себя идти вперёд, чтоб не споткнуться при этом. Вокруг ничего не шумело кроме громкого дождя, отчего казалось, что Япония остался практически один в целом мире: попутчиками ему были лишь Германия, мёртвый Кано и непогода. Под ботинками противно хлюпала грязь, сердце неприятно ныло с каждым шагом. Германия молча сделал жест рукой, приказывая Японии остановиться. Почти проваливаясь в мокрую и рыхлую землю, Кику наблюдал за тем, как Германия принялся выкапывать маленькую яму, в которую очень быстро набиралась вода, текущая вниз по небольшому холму. Незаметно для себя самого Хонда непроизвольно погладил коробку, заставив себя улыбнуться. Людвиг едва слышно выругался, когда в руки вонзились занозы от рукоятки лопаты. Положив коробку в яму, Япония закопал миниатюрную могилу, несмотря на то, что руки ужасно болели. Возле ног криво стояла керосиновая лампа, почти угасшая. Занозы глубоко вонзались в кожу, заставляя Кику стиснуть зубы, но он всё равно продолжал закапывать яму с коробкой и Кано, даже когда руки перестали слушаться.
Отбросив лопату в сторону, Кику тяжело вздохнул. Всеми своими действиями он лишь отвлекал себя от накатившего отчаяния, как смертник, безнадёжно переводящий часы в камере назад. Смотрящий пустым взглядом на циферблат и часовую стрелку, что идёт задним ходом, вслушиваясь, как часы захлёбываются тиканьем, механическими движениями отматывая время, заведомо зная, что это бесполезно. Точно так же делал и Кику: закапывал Кано дрожащими и ослабевшими руками, вслушиваясь в характерный звук, с которым лопата вонзается в землю, стук дождя по зонтику, звон ручейков, текущих подле ног. Только вчера он радостно улыбался, поглаживая Кано по пушистой спине, а сейчас вытирает рукавом лицо, пытаясь не плакать. Германия осторожно коснулся предплечья Японии, привлекая его внимание. Вопросительно хмыкнув, Хонда взял две протянутые ветки и Людвиг выудил из кармана катушку с красной ниткой. Сразу уловив суть намёка, Кику связал ниткой две ветки так, чтоб они образовали небольшой крест и кое-как оставил в земле над импровизированной могилой, очень похожей на могилу маленького ребёнка. Если уж задуматься, то Кано как раз и был маленьким ребёнком — светлым и чистым, невинным и милым, радующим глаз.
— Пойдём домой, — Германия мягко взялся за предплечье Японии, чтоб вести его, но Кику поспешно вырвался и отстранился. Людвиг вопросительно посмотрел на Хонду, но руки убрал, после чего слабо кивнул Японии, приказывая следовать за ним, и пошёл куда-то вперёд. Кику ничего не осталось, кроме как пойти следом, но держась на расстоянии двух шагов. Шли они молча, каждый отвлечённый своими мыслями. Даже вернувшись домой, они тихо разошлись по комнатам, даже ни разу не встретившись взглядами.
