После секунды молчания Закраят ощутимо толкнула сына в плечо.

— Что надо ответить? — огрызнулась она, как делала всегда, будучи недовольной его действиями.

— Почту за честь, — пробубнил Хассан самым безликим тоном, который мог из себя выдавить. Лицо Дахи приобрело взволнованное выражение.

— Сходи собери свои вещи, ладно? — он снова улыбнулся, склоняясь ближе к собеседнику. — Извини, но придётся поехать со мной.

Хассан растерянно нахмурился, повернувшись к Закраят. Она окинула его строгим взглядом, не спеша объяснять ситуацию.

— Собирайся, — приказным тоном бросила она.

Так и не получив объяснений, Хассан вышел из кухни, направившись наверх. Зайдя в самую первую комнату слева, — ту, где ночевали он с сестрой — он увидел сумку, лежащую на полу. В комнате была Бисар, встретившая брата сочувствующим взглядом.

— Ты уезжаешь? — с ощутимой нотой испуга спросила она. Хассан утвердительно кивнул.

— Она сказала куда? — Бисар взволнованно перебирала подол своего платья. Не получив ответа, она заволновалась ещё сильнее.

— Говорят, это связано с каким-то орденом, — голос Бисар звучал так тихо, что Хассан, собиравший вещи, был вынужден внимательно вслушиваться, чтоб уловить её слова. — Я слышала, они забирают к себе детей со всего города.

— Закраят довольна, — с отчётливым презрением бросил Хассан, чувствуя, как от отчаяния дрожит у него в желудке. Закраят никогда не относилась к нему хорошо, но вот так просто отправить его неизвестно куда было выше всяких границ. Он не мог даже полностью выразить своё недовольство: где-то в душе он и раньше отлично понимал, что Закраят решится избавиться от него в один прекрасный день, но он точно не ожидал, что это случится прямо сегодня. От горячих слёз у него жгло глаза, а в горле сдавило так, что и малейшего вдоха не сделаешь, но Хассан через силу пытался не заплакать. Ему не хотелось, чтоб Бисар переживала за него ещё сильнее.

— Мне очень жаль, Хассан, — прошептала она, опустив взгляд в пол.

Он полностью собрал свою небольшую сумку с вещами, и Бисар поднялась со своего тюфяка. Она подошла к Хассану и крепко его обняла, сдавленно всхлипнув. Он обнял её в ответ, изо всех сил стараясь не заплакать прямо на месте, борясь с горечью, давящей изнутри. Через некоторое время она перестала его обнимать, вытирая лицо рукавом.

Хассан поднял сумку и, попрощавшись, спустился вниз. Около входной двери его уже ждали Закраят и Дахи: первая стояла с явной ухмылкой на лице, последний же явно хотел поскорее уйти отсюда. Без единого слова, Хассан вышел из дома, и Дахи последовал за ним.

— Пойдём, где-то здесь должна быть моя лошадь, — мягким тоном сказал Дахи, кивая в сторону дороги, идущей от дома.

Его лошадь, уже отчасти знакомая Хассану, спокойно ждала недалеко от дороги. Прикрепив сумку Хассана к седлу, Дахи помог ему подняться на лошадь и забрался в седло сам. После они двинулись вниз по холму, подальше от дома Закраят и крепости Маркаб.

— Волнуешься? — тихо спросил Дахи, сжимая поводья крепче. — Наверное, это был глупый вопрос. Я и не знал, что мы правда увидимся. Она ведь твоя мать, да? Она оставляет впечатление достаточно безответственной женщины. Отпустила тебя так быстро и просто, я даже и не думал, что так получится. Обычно детей отдают очень неохотно. Мне даже пришлось обойти весь город.

Хассан ничего не ответил, пытаясь успокоить внутренние обиды, злобу и всепоглощающую печаль.

— А ты не очень разговорчивый, — усмехнулся Дахи, просто продолжая говорить. — Знаешь, нам придется пройти очень много миль. Может, это займёт целых две недели. Не скажу, что я очень рад насчёт того, что тебя теперь забрали в Орден. Мне на самом деле не особо нравится, что детей отбирают у родителей насильно, только чтоб половина умерла в пустыне. Только не говори никому. Сейчас я, конечно, не смогу что-либо тебе объяснить, но позже ты и сам всё поймёшь.

Он замолчал на секунду, и лошадь ответила ему возмущённым фырканьем.

— Я не слишком много говорю? — неожиданно спросил Дахи, слегка склоняясь вперёд, пытаясь отыскать ответ на свой вопрос в выражении собеседника. — Извини, если я иногда становлюсь чересчур разговорчивым. Серхат очень злится на меня за такое. Он говорит, что я, должно быть, самый разговорчивый фидаин во всём Масиафе. Честно, может быть, я действительно много говорю, но я ведь не рассказываю все секреты первым встречным. Или именно это я и делаю? Как думаешь? Хотя, знаешь, я ведь раньше даже читать не умел, не то что много и красиво говорить. А ты умеешь читать? Должно быть, умеешь, я видел у вас наверху много книжных полок. У тебя есть любимая книга? О, погоди, я отошёл от темы. Не переживай, всё будет в порядке. По крайней мере, продавать в рабство тебя точно никто не собирается. Ты, наверное, именно так и подумал. Конечно, это не значит, что тебе придётся легко. С другой стороны, если посмотреть на то, как к тебе относилась мать, тебе и так было непросто. Это из-за неё у тебя такой страшный шрам на лице, а? Выглядишь прямо как Абхаглу, когда он пролил себе на ногу кипяток. Наверное, тебя тоже водой облили. Котёл уронили или ещё что да? Такое случается, когда матери не смотрят за детьми. Она у тебя молодая, а? Должно быть, родила рано, хотя это дело обычное. Не прими за оскорбление, бывало и хуже, конечно. Говорят, женщинам шрамы нравятся. Хотя, тебе это пока что не интересно.

Хассан никогда не встречал настолько разговорчивого человека, теперь он даже не знал, что ему стоит ответить на такой неостановимый поток сознания.

— Кстати, а этот город довольно интересный, — подметил Дахи, будто между прочим. — Будь моя воля, я бы поселился в месте, как это. Не знаю, может, стал бы рыбаком. Звучит, как неплохая жизнь, а? Только не говори Серхату, что я вот так тебе проболтался, хорошо? Иначе он с меня шкуру спустит, расскажет всё Асаду, и я сгнию в Казематах, это уж наверняка. Он достаточно старомодный, ты позже и сам это увидишь. Ну знаешь, молчаливый, мрачный, всё такое. Зато он очень умный, сразу понимаешь, что у него много опыта, да и ему можно довериться, даже если и кажется, что он вечно недовольный.

Они всё больше отдалялись от деревни, а болтовни Дахи меньше и не становилось. Невольно слушая его невообразимо длинные монологи, Хассан даже успел отвлечься от дурных мыслей.

Когда они проехали уже приличное расстояние от деревни, и у Хассана начали неметь ноги, Дахи ткнул пальцем в горизонт.

— Вон там, видишь? — он склонился вперёд, зажимая Хассана к передней луке седла. Прищурившись, Хассан увидел всадника, около которого он сумел насчитать около дюжины детей его возраста, а некоторые были даже младше.

Подъехав ближе и спустившись с лошади, Хассан уловил на себе множественные взгляды. Первым его внимание привлёк всадник: он был взрослым мужчиной, намного старше разговорчивого и небрежного Дахи.

— Это последний? — всадник, судя по всему, носящий имя Серхат, окинул Хассана тяжёлым взглядом, от которого дрожали колени.

— Да, — Дахи довольно закивал, улыбаясь, точно сытый кот.

Остальные дети, в которых Хассан узнал детей из своей родной деревни, выглядели точно такими же растерянными и напуганными, как и он сам. Они все крепко держали свои собственные сумки с вещами, некоторые ничего при себе не имели. Дахи отдал сумку Хассану, не слезая с лошади.

— Будем идти ночью, — приказным тоном бросил Серхат, поворачивая лошадь в сторону востока. — Путь лежит через горы, так что берегите силы.

Закончив говорить, он пришпорил лошадь, заставляя всю группу сдвинуться с места. Хассан без единого слова пошёл вдоль узкой тропинки, украдкой всматриваясь в лица остальных мальчиков: многих он знал либо лично, либо по рассказам Бисар. И в то же время, говорить с ним, видимо, никто не спешил. Хассан сильнее прикрыл лицо шарфом.

Ночью почти ничего не было видно: Хассану приходилось почти полностью полагаться на слух, вот только среди шума лошадей и ещё четырнадцати детей услышать что-то было трудновато. Вскоре так сильно потемнело, что их проводникам пришлось зажечь факелы. Лошади, обычно нервничающие от такой близости к огню, остались спокойными.