— Дахи прекрасный учитель, господин, — выпалил Камиль, превозмогая боль в пересохшем горле. — О лучшем я и мечтать не мог.
— Я слышал о твоих успехах, — отцовским тоном протянул Саййидна, внимательно рассматривая собеседников. Камиль бросил короткий взгляд на Дахи, который всё так же встревоженно наблюдал за господином, перебирая в руках ленту от красного кушака, как он всегда делал, будучи всего в полушаге от истерики.
— Благодарю, господин, — Камиль коротко поклонился, слабо улыбнувшись.
— Сегодня будет проведено твоё Посвящение, — от слов Саййидны Дахи нервно сжал ленту в побелевших пальцах. — Считай, что тебе улыбнулась удача.
Камиль широко распахнул глаза, часто заморгав. Саййидна поспешно попрощался, возвращаясь к себе и оставляя фидаина с учеником. Дахи с облегчением выдохнул, с успокоением отпуская ленту пояса.
— Что это значит? — потрясённо спросил Камиль после длительного молчания.
— Значит, что сегодня твоё Посвящение, — всё ещё дрожащим голосом ответил Дахи, лишь повторяя уже сказанное. — Может быть, станешь фидаином.
— Тогда тренировок больше не будет? — с плохо скрытой радостью спросил Камиль.
— Не будет, — утвердительно кивнул Дахи, заметно мрачнея. — День уйдёт на подготовку.
Некоторое время они молча стояли на месте, не зная, стоит ли идти куда-то или же что-то сказать. Дахи набрал в грудь воздух, собираясь что-то сказать, но поспешно закрыл рот, не отваживаясь произнести ни слова.
— Ладно, пойдём, — Дахи кивком позвал Камиля за собой. Они некоторое время бродили по коридорам крепости, чтоб Дахи мог отдать другим братьям распоряжения, касавшиеся Посвящения.
Камиль не так много слышал о Посвящении: Орден бережно хранил свои секреты, не слишком обременяя себя оповещением новобранцев о своих порядках и ритуалах, предпочитая разделять степень осведомлённости среди рангов, точно играя в «немого гонца», а потому Камиль не имел никакого представления о том, что такое Посвящение и в чём оно заключалось. Он даже не знал, что подобное вообще проводилось, но глубоко в душе он ощутил неведомую раннее гордость за себя, смешанную с ужасом перед неизвестностью — его заметили и оценили по достоинству, позволяя заглянуть намного глубже в организм Ордена, что, будто бешеный одинокий зверь, не подпускал к себе в логово никого постороннего.
Дахи завёл ученика в небольшую полупустую комнату с одной лишь лоханью в середине. Около лохани стояли двое фидаинов, что сразу же вышли прочь, только завидев Дахи. В лохани ровной поверхностью мерцала вода, от которой шёл отчётливый пар. Камиль нахмурился, уставившись на учителя, который ответил на его немой вопрос непринуждённой улыбкой.
— Я знаю, вся вода у новичков холодная, — фидаин пожал плечами, продолжая стоять на месте. — Часть Посвящения. Позже всё поймёшь.
Совершенно сбитый с толку, Камиль покорно разделся и забрался в лохань, даже не пытаясь добиться ответов: он знал, что Дахи расскажет лишь то, что посчитает нужным передать. Вместо ответа Дахи зачерпнул воду ковшом и вылил её на голову Камилю, лишь после этого найдясь с нужными словами:
— Сначала перед Посвящением ученика вымывают, — Дахи говорил своей привычной интонацией старшего брата. — Будущего фидаина не должна тяготить грязь прошлой жизни. У Саййидны на ужине сможешь есть, что захочешь.
— Больше похоже на смотрины, — Камиль нахмурился, глядя в потолок.
— Нет, — с серьёзным видом возразил Дахи. — Слушай дальше. Что бы ни случилось, не показывай волнения. Выполнишь всё, что прикажут.
— А если мне скажут со скалы сброситься? — шутливо спросил Камиль, пока Дахи неспешно мылил его тёмные кудрявые волосы.
Дахи резко замолчал, замерев. Камиль тоже не двигался, зная, что учитель просто обдумывает ответ. Шутка начала оборачиваться против Камиля.
— Знаешь, однажды Масиаф посетил европейский посол, — Дахи говорил тихо, всё ещё не двигаясь. Камиль ощутил резкий укол вины, понимая, о чём идёт речь. — Господин говорил с ним о страхе смерти. Посол утверждал, что человек не способен пойти на смерть, не испытав при этом ни малейших сомнений в том, что ожидает его после. И тогда Саййидна приказал нескольким стражам прыгнуть в ущелье. Они бросились, лишь увидев обусловленный сигнал, не задумываясь.
Руки Дахи скользнули с головы Камиля на его плечи, пальцы судорожно сжались. Дахи уткнулся лбом в тыльную сторону шеи ученика, содрогаясь от беззвучного плача. Камиль внезапно ощутил себя не только виноватым, но и ужасно беспомощным. Он умел фехтовать, отлично держался в седле, обладал феноменальным слухом и довольно много знал, но он понятия не имел, как помочь своему учителю перестать плакать. Он слышал эту историю уже в третий раз — впервые Камиль узнал о ней из уст новичков постарше, во второй раз подслушал разговор двух фидаинов, а теперь услышал её от Дахи. Каждый раз история слегка отличалась: рассказ новичков звучал как ода великому самопожертвованию, разговор фидаинов звучал слишком обыденно и привычно, но слова Дахи полнились горечью и бессильным гневом, не направленным ни на кого, кроме него самого. Дахи захлёбывался слезами, не выдавая при этом ни звука, словно давно привык страдать молча, притворно улыбаясь после.
— Там был мой брат, Камиль, — осипшим голосом шептал фидаин, до сих пор сжимая пальцами плечи ученика. — Господин забрал его у меня.
— Я понимаю, — грустно соврал Камиль, кривясь от ненависти к самому себе.
Он и представить не мог, каково Дахи приходится каждый раз, когда разговор заходит о его брате, который сбросился со скалы по приказу Саййидны, всего за год до того, как сам Камиль стал его учеником. Прошло уже достаточно времени, но фидаин никак не мог забыть брата и уж тем более не собирался его отпускать. Именно эта мысль основательно разделяла Дахи и других фидаинов: он не видел смысла в бесконечном жертвовании собой, не желал принимать такую безоговорочную судьбу, что ожидала каждого брата из Ордена — даже его самого. Дахи больше не плакал, только молча вымывал пыль с головы Камиля. Последний даже не пытался подсчитать, сколько времени они так провели.
После Камилю предстояла самая мучительная часть приготовлений к Посвящению: примерка сотен одежд из самых разных материалов, чтоб выбрать самый подходящий. Камиль монотонно сменял наряды, думая лишь о том, откуда у Ордена берутся деньги на такие блага там, где роскошь запрещена. Он внезапно расплылся в слабой глупой улыбке: наверно, ему предстоит с лихвой заплатить за такое царственное отношение к себе, и мрачное выражение лица Дахи, выглядящего так, словно он вёл ученика на эшафот, лишь подтверждало это. Но Камиль не говорил с учителем о своих предположениях и опасениях, молчаливо готовясь принять любой удар кнута от судьбы, что всегда следовал за сладким пряником. После нескольких часов избирательных примерок, они остановились на чёрном халате из шёлка, обшитом золотом, что сливалось в цветочные узоры, на которых почивали птицы с широкими цветными хвостами. Дахи положил руки Камилю на плечи, устеленные рядами мерцающего жемчуга.
— Удачи, — Дахи склонил голову набок, слабо улыбнувшись.
Он никак не мог остановить где-то свой покрасневший взгляд, его губы неуверенно дрожали, показывая, как он напряжённо собирается с мыслями. Их взгляды встретились, как когда ярко-голубая волна, исходящая бликами на солнце, встречала тёмные границы берега. Камиль испуганно поднял брови: немой ужас, застывший в глазах его учителя, пробил ученика насквозь, словно удар молнии. Дахи едва держал веки открытыми, поджав губы в прямую линию. Его руки всё ещё лежали на плечах Камиля, создавая приятное ощущение тепла и тяжести, совершенно не похожее на тяжесть от халата. Солнечный свет падал лишь на одну половину лица Дахи, отсвечивая от его тёмных волос, заставляя пылинки на его ресницах мерцать, точно переливы звёзд. Камиль пробормотал невнятное «спасибо» и, убрав чужие руки с плеч, вышел в коридор, показавшийся ему на удивление пустым.
В доме господина было тепло и светло: в канделябрах стояли новёхонькие свечи, ещё не изошедшие воском, а вход с внутреннего двора, обычно надёжно запертого и охраняемого, вёл сразу в гостиную, не позволяя гостю увидеть остальные комнаты. Камиля встретили потрёпанные гобелены, светлая скатерть, полнящаяся от различной еды, старые резные стулья с высокими спинками и мрачная, гнетущая тишина. Шёлковый халат внезапно стал ещё тяжелее обычного, отчего Камиль ощутил себя крошечным зверьком, дрожащим от ужаса перед злобным хищником. Стулья были неплохими, но не до конца удобными, чтоб гость не забывал, где находится. Саййидна не спешил начинать разговор, жестом руки приглашая гостя к столу. Камиль старался вести себя сдержанно: сидеть ровно, есть в меру и, в случае чего, готовиться к любому заявлению в свою сторону.
