– Сиди смирно, – сказала Кара. Она боялась, что если попытаться схватить сквита, она может его напугать, и тогда он примется ввинчиваться ещё быстрее. Поэтому она положила указательный палец на спину Лукасу.

– Иди-ка сюда, – сказала она, и сквит вынул жало и переполз на её палец. Девочка сомкнула ладони над крохотным созданием, и его крылышки затрепетали от удовольствия.

«Что бы это значило, – подумала она, – что смертельно опасная тварь относится ко мне с такой любовью?»

– Ошибаешься, – ответила она Лукасу почти шёпотом. – Я такая же, как она.

Кара разжала руки и выпустила сквита. Сквит полетел на север.

В торговых рядах яблоку негде было упасть. Кара крепко держала Таффа за руку, пока они пробирались в толпе других покупателей. Кара знала, что Тафф боится толпы, хотя он в этом и не сознавался.

– А может, сперва сходим домой и спросим у папы? – спросил он. – Вдруг ему на что-то деньги нужны, а мы не знаем.

– Да нет, я думаю, что всё будет нормально, – ответила Кара. Братишка не знал, что в последний год Кара сама распоряжалась их усыхающими финансами. Если отдать серенькую папе, он её наверняка просто потеряет. Хотя Таффу она этого говорить не хотела. Несмотря на всё случившееся, Тафф папу всё равно обожал, и Каре хотелось сберечь это чувство как можно дольше.

Внезапно Тафф отпустил её руку и зашёлся кашлем. Высокая тетка, примерявшая новый чепчик, развернулась и злобно зыркнула на него.

– Нечего тут соплями трясти! – рявкнула она. Тётка стремительно промаршировала на другой конец магазина, но Тафф все же успел вытереть длинную соплю о спину её платья.

– Ну Тафф! – шёпотом одёрнула Кара. – Так нехорошо!

– А она со мной хорошо, что ли?

– Знаешь, сломав вторую ступеньку…

– …Лестницу не починишь. Знаю, сестричка, знаю.

Кара позволила себе чуть заметно улыбнуться.

– Хотя, конечно, – добавила она, – это было отчасти уместно.

Тафф улыбнулся в ответ.

– Это почему?

– Да она сама такая… сопли пузырём!

Тафф покатился со смеху. Прочие покупатели принялись на них оглядываться. Кара знала, что внимания к себе лучше не привлекать, но смех у Таффа был такой звонкий и заразительный, что ей было всё равно.

Но вскоре смех снова сменился кашлем. Теперь Кара отчетливо слышала хлюпанье, подбирающееся к легким Таффа. Деньги придется потратить на лекарство… К счастью, Кара знала, что им надо: простое укрепляющее снадобье, за которым не придётся идти к доктору Мэттеру. Конечно, на одну серенькую целой бутылки не купишь, но Таннер Стормфилд, продавщица, продаст ей одну дозу, и Тафф её выпьет прямо в магазине. Они уже так делали.

– Да нет, Кара, – сказал Тафф, когда они подходили к ряду, где продавались бинты, запечатанные пузырьки и разнообразные мази, – со мной всё нормально!

– Нет, Тафф, не нормально. Сам же знаешь, что будет…

– Я не хочу тратить семечку на ерунду!

– Твое здоровье – не ерунда.

– Кара, ну пожалуйста! – взмолился он. – Не трать её на меня!

Девочка наклонилась к брату.

– Маленькие дети часто болеют. С возрастом они это перерастают. И ты это перерастешь, Тафф. Прямо сейчас тебе тяжело, но когда ты станешь старше, ты сделаешься высоким и сильным. И я знаю, что тогда ты будешь заботиться о нас – и обо мне, и о папе.

Она погладила братишку по щеке.

– А до тех пор я буду заботиться о тебе. А ты будешь меня слушаться. Договорились?

Тафф коротко кивнул. Ему это всё не нравилось, но сестре он верил больше, чем кому бы то ни было на свете.

– А ты правда думаешь, что я вырасту высоким? – вполголоса спросил он.

– Как дерево фенрут! И сильным.

Этот разговор, как часто бывало, перешел в игру.

– Насколько сильным?

– Таким сильным, что сможешь швырять тюки сена отсюда до самого океана! И валить деревья ударом кулака.

– А коровами жонглировать смогу?

– А то как же! Но ты этого делать не будешь. Потому что это было бы жестоко.

Тафф захихикал. Он попросил разрешения подождать Кару на улице: другие ребята ему клялись, что поблизости растёт дерево, на коре которого отпечаталось лицо Сордуса, и Таффу хотелось на него посмотреть. Кара тоже слышала эти дурацкие слухи, когда была в младшей школе, но не видела смысла портить ему удовольствие. Она сказала Таффу, чтобы он ждал её через несколько минут.

Кара нашла, что искала, под коробкой тянучек от боли в животе. У бутылки был такой вид, словно она уже очень давно стоит тут на полке. Вряд ли это как-то скажется на эффективности снадобья, но надо все же спросить у продавца…

Когда Кара обернулась, прямо за спиной у неё стояла Грейс. И улыбалась.

Это был дурной знак.

– Добрый день, Кара! – пропела Грейс. Её тон был сама любезность. – Как я рада тебя видеть!

Грейс, вне всякого сомнения, была самой красивой девочкой в деревне. Однако то была странная красота. Глаза – пронзительно-голубые, будто самоцвет, только что найденный в шахте. Яркость глаз подчеркивали длинные, шелковистые белые волосы, перевязанные розовой лентой. По всем правилам Грейс следовало бы прятать такие необычные волосы под шляпкой или под чепчиком: ведь любые физические особенности, от раздвоенной губы до крохотной родинки, зачастую рассматривались как знак того, что дитя «тронуто магией» и за ним надо смотреть в оба. Но Грейс это, по-видимому, не касалось. Она гордо носила свои волосы, каждый день вплетая в них яркую ленту нового цвета, и жители деревни восхищались её «мужеством».

С их точки зрения, Грейс ничего дурного сделать не могла.

За спиной Грейс могучей тенью маячил её постоянный спутник, здоровенный малый по имени Саймон Лодер, с постоянно приоткрытым ртом, что придавало ему какое-то растерянное выражение. Годам к шестнадцати Саймон мог бы уже работать в поле – при его росте он бы запросто пахал за троих взрослых мужчин. Возможно, со временем он бы даже стал владельцем собственной фермы: он происходил из хорошей семьи и, как все говорили, рос энергичным и довольно умненьким мальчиком.

Всему пришёл конец, когда Саймон в восемь лет забрёл в Чащобу.

Искать его никто не решился, даже родители. Ребёнка сочли пропавшим – говорили, что его забрал Сордус. И отчасти это была правда. Ребёнок, который вернулся в деревню два дня спустя, пошатываясь, в окровавленной одежде, был совершенно другим мальчиком. Его разум был погублен безвозвратно. Теперь Саймон почти не разговаривал, а если разговаривал, то только с Грейс.

Кара его жалела, но в то же время боялась его: её пугало то, как он не сводит глаз с Грейс. Все толковали о том, какая Грейс милосердная, как она следует Пути тем, что дружит со злосчастным ребёнком. Но Кара-то знала, что доброта тут ни при чем. Саймон просто инструмент, который у Грейс всегда под рукой – опасный, как топор, и для Грейс намного удобнее топора.

– Тебя не было в школе, – сказала Кара как можно более бесстрастным тоном. Сегодня она была не расположена играть в игры Грейс.

Грейс опёрлась на свою трость, вырезанную из ясеня, поваленного молнией.

– У меня с утра нога разболелась. Я с постели встать не могла.

– Очень тебе сочувствую, – сказала Кара. – Наверно, это тяжело.

– Да, Кара. Очень тяжело. Ты себе просто не представляешь, какая это боль.

И, хотя Грейс по-прежнему улыбалась, глаза у неё вспыхнули голубым огнём.

Левой ноги Грейс никто никогда не видел: в Де-Норане женщины не носили юбок выше щиколотки, а купаться Грейс не ходила. Но, по слухам, нога у неё была кривая и иссохшая.

И в этом Грейс винила Кару.

– Я пропустила что-нибудь важное? – спросила она.

– Да нет, – ответила Кара.

– Когда я стану фен-де, первым же приказом отправлю наставника Блэквуда в чистильщики. Он мне надоел.

Кара вежливо кивнула и сделала шаг в сторону прилавка.