– Кукурузы?

– Только утром скосил!

– Ну вы же обещали папе, что заплатите семечками!

Кара сама поморщилась, так жалко это прозвучало.

– Две коричневых, если точнее.

– Ну, ты ж знаешь своего папашу. Вечно всё перепутает.

– Такого он перепутать не мог.

Джейкоб пожал плечами.

– Ну, может, я и обещал две коричневых. А может, и не обещал. В любом случае, сейчас это неважно.

Он сунул Каре в руку одну-единственную серую семечку и сжал пальцы девочки поверх нее.

– Мог бы и вообще не платить, поняла? А если кому скажешь, что я, мол, тебя надул, я скажу, что ты врешь, да и дело с концом. И как ты думаешь, кому скорее поверят? Крепкому, зажиточному фермеру вроде меня? Или дочке уличённой ведьмы?

Кара стиснула в кулаке серую семечку. Это была десятая часть обещанной платы.

– Это же нечестно! – сказала она, готовая разрыдаться, сама себя за это ненавидя.

– Ну, нечестно, а что ж поделаешь! – фыркнул Джейкоб. – И кукурузы уж возьми себе. Я сегодня прям добрый какой-то.

Он повернулся к Каре спиной и вылил ведро воды в свиную колоду, продолжая заниматься своими делами, так, будто она уже ушла. «Ты не смеешь со мной так обращаться!» – подумала Кара, вонзая в ладонь изломанные работой ногти. Она представила, как свиньи накидываются на мужика, представила хрюканье, и визг, и вопли, и скрежет зубов, сливающиеся воедино, пока он тщетно пытается вырваться…

– Эй! – воскликнул Джейкоб. Он встряхнул Кару за плечо, заставив её вернуться к реальности. – Ты что делаешь, а? А ну, прекрати на меня так пялиться!

– Ой, простите! – сказала она и попятилась назад. – Простите, пожалуйста!

Глядя за спину фермеру, она видела, что свиньи уже выстроились в ряд на краю закута и смотрят на неё с жадным вниманием. Они наконец-то прекратили хрюкать.

Дети поднимались обратно в гору. Мальчик был в новых варежках, девочка несла мешок из-под картошки с шестью кукурузными початками. Оба молчали. Мальчику это было нелегко: он обожал наполнять воздух словами. Однако он неплохо научился считывать разные смыслы сестриного молчания, и по её поджатым губам и побелевшим костяшкам пальцев, сжимающих мешок, видел, что этого молчания лучше не нарушать.

Ни он, ни она не заметили птицы.

Птица сидела на ветке прямо у них над головами, и в грудь у неё был вделан глаз. Существо уставилось на девочку и с особенным интересом – на деревянный медальон у неё на шее. Птицын глаз завертелся волчком, замелькали разные цвета: серый, будто камень, голубой, как морская волна, зелёный, как лесные кроны, – и наконец сделался огненно-алым. Птица наблюдала за детьми, пока они не исчезли вдали, потом развернула крылья и неожиданно стремительно понеслась в Чащобу, на доклад. После всех этих лет девочка наконец дозрела.

Кара опоздала. Она шла между безукоризненно выровненных парт, мимо девочек в одинаковых школьных платьицах и мальчишек в белых рубашках и штанах с помочами. Смотреть вперёд. Ни с кем не встречаться глазами, главное – ни с кем не встречаться глазами. Чем меньше на неё обращают внимания, тем меньше её ненавидят. Краем глаза она увидела, что место Грейс пустует. И хотя Кара готова была завопить от радости, лицо её осталось каменным. Они не любят, когда она улыбается.

Кара села на место в тот самый момент, как в класс вошел наставник Блэквуд. Старик, держа в руке розгу, только что срезанную с молодого тамаринда, окинул взглядом своих юных подопечных, дожидаясь тишины. Ждать пришлось недолго. Одно дело, когда розга стоит в углу класса. Но когда наставник Блэквуд держал её в руках, весь класс понимал, что это сулит боль и муки. И хотя старость заставляла почтенного наставника сутулиться на ходу и время от времени терять нить рассуждений во время урока, по части поддержания дисциплины он не сделался ни медлительней, ни снисходительней.

– Трудись прилежно, ничего не желай! – провозгласил наставник Блэквуд.

– Сохраняй бдительность! – в один голос откликнулся класс.

Наставник Блэквуд улыбнулся и дотронулся до плеча мальчика в первом ряду, на пару лет старше Таффа. В старшей школе учились дети с восьми до четырнадцати лет, но ни для кого не было секретом, что наставник Блэквуд предпочитает детей помладше.

– Как всем вам известно, Тимоф Клэн прежде, нежели записать свои наставления касательно Пути, очистил мир от ведьм, принеся себя в жертву, благодаря чему мы почти две тысячи лет можем наслаждаться покоем.

Он двинулся вперёд по классу, поочерёдно выцеливая взглядом каждого из учеников, ни на миг не выпуская из рук розги.

– Но, что бы там ни воображали неблагодарные глупцы в Миру, это отнюдь не означает, что магия мертва. Нам, преданным последователям учения Клэна, это известно до-под-лин-но!

Он остановился напротив Кары, и девочка ощутила, как по шее у неё сползает капля пота. «Ну, в чём меня теперь-то обвинят?»

– А потому, ученики мои, вам надлежит научиться распознавать знаки души, коей грозит опасность! Не только опасность сделаться ведьмой, но также и опасность предаться магии в её обыденных разновидностях, ибо и это есть отпадение от Пути. Нам надлежит сохранять непрестанную бдительность, чтобы быть готовыми, когда Тимоф Клэн возвратится и вновь поведёт наш народ к величию.

Наставник Блэквуд отошел от Кариной парты и двинулся дальше, к доске. Она вздохнула с облегчением.

– «Но какие же знаки мне следует искать?» – спросите вы.

Он поднял руку и принялся загибать пальцы.

– Дитя, что недовольно днём, проведённым в честных трудах. Дитя, что желает большего. Дитя, которое меч-та-ет! Ибо когда сердце чего-то желает, какие двери мы отворяем? Каких демонов призываем поселиться в наших душах?

Он остановился. Старческие губы возбуждённо дрожали.

– Вы согласны, мистер Гаррис?

Бенджамин Гаррис, десятилетний мальчик с румяными щеками и пышной копной рыжих волос, резко выпрямился у себя за партой.

– Да! – выпалил он. – Да, конечно… сэр!

Наставник Блэквуд кивнул, легонько постукивая розгой по раскрытой ладони.

– Весьма утешительно это слышать. Ну, ступайте к доске, будьте любезны.

Бенджамин заозирался, надеясь на помощь товарищей, но те, не сговариваясь, уставились на крышки своих парт. Каре сделалось жалко Бенджамина. Она не могла назвать его своим другом, но он никогда не бывал с ней жесток, никогда не принимал участия в развлечениях Грейс.

Бенджамин вышел к доске и теперь испуганно смотрел на наставника Блэквуда.

– Приближается праздник Теней.

– Да, сэр.

– Тебе нравится этот праздник, а, Бенджамин?

Мальчик нервно сглотнул, не зная, какого ответа ждёт учитель. И неуверенно кивнул.

– Это хорошо, – сказал наставник Блэквуд. – Мне он тоже нравился, когда я был в твоём возрасте. Ну, а что тебе больше всего нравится на празднике Теней?

Бенджамин уже собирался было ответить, но наставник Блэквуд вскинул руку.

– Постой, дай угадаю. Знаменитые сидровые пончики вдовы Миллер?

– Ну да, это правда, сэр! – сказал Бенджамин.

– Вкусные пончики, а?

Бенджамин расплылся в улыбке.

– Я их целый год жду! Моя мама пытается испечь такие же, но у неё всё не то выходит. Уж она так злится, когда я ей говорю, что у вдовы Миллер вкуснее!

Наставник Блэквуд негромко рассмеялся и приобнял ученика за плечи.

– Жалко, что нельзя прямо сейчас съесть такой пончик, а?

– Даже удивительно, что вы об этом заговорили! Я только вчера говорил друзьям, как бы мне…

Он вдруг умолк и зажал рот ладонью.

– Ну давай, Бенджамин, давай. Повтори то, что ты говорил своим друзьям.

– Я лучше не буду, сэр…

– Ну почему же? Вот они не постеснялись мне всё рассказать. Пожалуйста, поделись своими словами со всем классом! Нет, конечно, если ты предпочтёшь рассказать об этом самому фен-де Стоуну, я, пожалуй, смогу устроить визит нашего замечательного предводителя…