— Мир тебе, светлый князь Миронег Выхритский, — поклонился Кир сидящему во главе стола седому мужчине с ясными серо-стальными глазами. Окружавшие его домочадцы также молчали, доселе творя молитву перед приёмом пищи. Иссохшая годами княгиня Росана, высокая женщина с добрыми глазами, благосклонно улыбнулась глотавшему слюнки Марибору, а юная княжна Цветана и вовсе застенчиво потупила глазки.
— И тебе мир, друг мой старинный, — доселе молчавший старик улыбнулся и встал из-за стола, выходя к нему, — Кир из Истьлена.
Лазоря заметила, что поверх льняной рубахи у князя Выхрита на шее висит такой же медальон с тремя кругами и треугольником, что и у Кира. Немало удивлённая этим открытием, она и не заметила, что совершенно не соблюдает правила приличия. Зато это заметил сам Миронег.
— Вот значит, какова твоя «Соколица»? — ласково улыбнулся он поспешно опустившей глаза девчушке. — Глаза ясные, что небо, бо подмечают всяку мелочь. Ни дать ни взять — воин, бо столь же проста и неискусна в быту.
— Не гневись, светлый княже, — Кир не сразу понял о чём тот говорит, — некогда Лазоре хозяйкой становиться, не для мира она живёт.
— Полно, — жестом остановил его тот, посмотрев на нахмурившегося детину, — ба, так это ж княжич Бажена Улуйского! Что ж отец твой, Марибор?
— Жив-здоровёхонек, — тот посмотрел на него исподлобья, — землю Сарсы от датранских псов защищает, да разбойников по лесам гоняет.
— Ну, не серчай, горячая кровь, — рассмеялся Миронег, — через степи датранские множество купцов с Сийвила проходит, на Сарсу соль да пряности везут. Да только колозья нонче повадились на караваны нападать, тяжко нам. Но что же мы стоим? Окажите милость — разделите трапезу, покуда день токо зачинается.
С этим Марибор согласился с радостью, звеня доспехом направившись к столу следом за Киром. Цветана с любопытством смотрела на Лазорю, столь отличающуюся от княжны. Бледная кожа девчушки выглядела серой и невзрачной, а короткие волосы всего лишь с чёрной лентой, даже не с очельей (10). От предложенного места подле хозяина Кир отказался, следуя ритуалу сарсов, но Миронег лишь снисходительно предложил ещё раз, со вздохом усаживаясь обратно на лавку за большим столом.
— Уж не прогневаются ли на тебя бояре, что без них трапезничать изволил? — спросил Кир, позволив холопам снять с себя епанчу. Белояр же сделал это сам, скромно примостившись у края лавки. Марибор же напротив, вальяжно расселся рядом с Киром, жадно накладывая деревянной ложкой творога.
— После, — погладив покладистую бороду ответил тот, — прежде хотел с тобой речь вести, князь Истьленский. Бо небеса сегодня неспокойны, — он как бы невзначай дотронулся до медальона, но Кир заметил этот жест. В горле мгновенно пересохло, и он поспешно протянул холопской девчонке деревянную кружку, требуя кваса.
Лазоря, не привыкшая к обслуге, пыталась сама положить себе и еды и питья, но Марибор, добродушно и несколько лукаво улыбаясь, протянул ей кушанья. Белояр, закончив предтрапезную молитву, с благословением поблагодарил улыбающуюся холопку, поставившую ему курниг (11) и миску гречихи с масляным куском. По обычаям сарсов, есть и пить в гостях полагалось вволю, и Кир с некоторым умилением смотрел на то, как едят его друзья. Оголодавший Марибор набивал рот за обе щёки, не забывая запивать это всё квасом, Белояр также не отставал, в присущей ему комплекции держа в руках целый пирог. Даже Лазоря, забыв девичью гордость, быстро глотала пищу, по-мужски опорожняя кружки берёзовицы в горло. Смотрящая на неё Цветана только изумлённо раскрыла рот, глядя на её манеры. Росана же вела себя чинно, но не скромничала, обсуждая с мужем какие-то судебные неурядицы одного купца. Став княжной, она взяла на себя обязанности судебных тяжб, помогая супругу в управлении. И глядя на них, у Кира язык не поворачивался омрачать настроение этих людей.
— Ну что же ты, друг мой, Кир? — обратился к нему сам Миронег, увидев, что тот не притронулся к еде. — Аль не хочешь меня одолжать?
— Думу-думаю, как бы весть злую тебе сказывать, — прямо ответил он, посмотрев ему в глаза, — бо не к столу кручину затеивать.
— А ты молви, светлый княже, — хотя лицо хозяина помрачнело, он не прекратил трапезничать, — от родичей моих утайки неможно иметь.
— Колозья на вас идут, — сказал, как обрезал. Девочки-холопы тут же замерли, испуганно посмотрев на него. Росана резко повернула голову и даже Цветана побелела. Один лишь Миронег остался неподвижен, подперев голову кулаком.
— Сколько их? — спросил он.
— В три сто раз больше чем моих воинов, — Кир заметил, что даже его сотники поутихли, перестав налегать на еду, — уходить надо, светлый княже. Не выстоит град.
— А что же Гордей наш, княже? — с тревогой спросила Росана, глядя то на мужа, то на него. — Не слыхивал ли ты часом, не видывал ли соколом?
— Всадник с нами прибыл из степей колозьевских, — Кир взял в руку кружку кваса, чувствуя, как холод напитка остужает мозолистую ладонь, — со щитом, а на щите-то белый прыгун с крылами.
Миронег встал бесшумно, но этот жест словно прорвал немую плотину гнева и бессилия, что скопились в нём. Серо-стальные глаза сверкнули яростью и он, кликнув дремавшего на лавке бирюча, велел ему немедля доставить того всадника в княжеские палаты.
— Двенадцать тыщ, — медленно проговорил он, усаживаясь обратно, — коли счас начнём грузить утварь и скот на ладьи, успеем токо к рассвету следующего дня переправить малых детей, баб да стариков… Двенадцать тыщ…
— А, быть может, всё ж сдюжим? — после сытной трапезы Марибор заметно подобрел. — Чай колозья не волки, за ляшки не тяпнут, эх…
— Кабы не Гордей, уведший дружину в степи, быть может и сдюжили б осаду, покуда гонцов до Улуса да Руморода…
— Нет боле Руморода, — покачал головой Кир, — сожгли его колозья.
— Собачье племя! — ругнулся Миронег, стукнув кулаком так, что дубовый стол дрогнул. — Вот что, друг мой Кир, — он вновь поднялся из-за стола и накинул на себя епанчу с бармой, — всё ж отведай блюд наших, не забижай меня. А я покуда сам с тем всадником встречусь. Бо шибко мне интересно, что приключилось с сыном моим непутёвым… Эй, Истиславка, — крикнул он в сторону соседней светлицы, где почивал ларник, — зови бояр, купцов да тиунов, пройдох энтих. Пущай трапезничают покуда без меня. К полудню, найдёшь меня в часовне, Кир, — сказал он напоследок, — есть о чём обмолвиться…
***
Утренняя трапеза очень легко растянулась до обеденной, учитывая, что среди купцов оказались гости из далёких восточных стран, принёсшие ко столу заморские блюда. Кир даже на какое-то время забыл, что этому городу грозит опасность, увлечённый разговором с душисто пахнущим келэпом в тюрбане об опасных пустынях и изобретательных способах выживания в них. И даже Лазоря окончательно размякла, пересев от толстых и душных бояр к Марибору, всё также молчаливо принимая его ухаживания. Белояр, напротив, устроил шумную дискуссию с местным дьяконом, обсуждая некие животрепещущие религиозные вопросы. Судя по кислому выражению лица последнего, спор с богатырём из чужой дружины, одна рука которого могла обхватить его голову, удовольствия не доставлял, вынуждая лишь робко возражать или горячо соглашаться. Древний и серый, словно камень, настоятель церкви не обращал на них внимания, подслеповатыми глазами щурясь на медальон на груди Кира. «Тёплый… — князь чувствовал необычную энергию, струящуюся сквозь эту, казалось бы, совершенно заурядную безделушку. — Пора!»
— Дядька Белояр, — он встал и, приняв епанчу от холопа, дотронулся до могучего плеча сотника, — коли наелись, направляйтесь к дружине. После и я буду.
— Как пожелаешь, княже, — кивнул тот, возвращаясь к перепелу в меду и спору с только-только облегчённо вздохнувшему дьякону.
Часовня церкви, в отличие от неё самой, всё ещё была деревянной. Потемневшая от непогоды древесина тёмным силуэтом тянулась крестом к голубому небу, оглашая звоном колокола полдень. Вспорхнули вороны с крыши и полиц (12) терема. Выхрит шумел внизу очередным будним днём. Звенели гусли и пели дуды, сарсичи пели частушки и проводили игрища на ярмарочной площади. Бойко шла торговля, слышалось мычание коров, ржание лошадей и даже где-то захрапел верблюд. «Этому городу бы развиваться и развиваться, — мрачные мысли вновь захватили Кира, быстрым шагом входя за ворота двора церкви, — какая жалость, что для него уже всё кончено»… Был, конечно, шанс, что дружины из Улуса или Стангорода окажутся поблизости, пока «Чёрная Рысь» будет держать осаду. Но… они скорее примутся грабить выплывших на берег выхритцев, нежели помогут им. Сарсичи всё ещё были раздроблены, и очень редко могли объединиться друг с другом.
