– Вот так, эта коробка будет побольше. Ты можешь лежать в ней, пока не поправишься. – Она постелила на дно полотенце и осторожно опустила на него Куро. Он был похож на ворох перьев. Черные перья на белом полотенце. Он положил голову набок.
– Нет, Куро! Я не разрешаю! – Она рухнула на колени и снова взяла его на руки. Потрясла. Его голова висела слишком расслабленно, как будто шея сломалась. Хирка должна что-то предпринять! Она должна решить этот вопрос. Это же ее работа – чинить, делать имлингов здоровыми. Она заглянула в глаза ворону и увидела всех, кто умер у нее на руках. Всех, кому она так и не смогла помочь. Тех, кто ушел из их хижины после того, как они с папой лишь отсрочили неизбежное. Это неправильно! Все должно быть не так!
От плача у нее потекло из носа, и она утерлась рукавом свитера.
– Я никогда не прощу тебя. Слышишь?
Куро вздрогнул всем телом и выпал у нее из рук в ящик. Он издал жуткий крик боли. Ворон взмахнул крыльями, как будто попытался взлететь. Он скреб когтями. Клюв открылся и превратился в застывший красный зев. Его грудь расширилась, раздулась, как мех для воды. Что-то не так. Все ужасно, катастрофически не так.
– Куро… – она протянула руку, но не смогла удержать ее на весу: силы покинули тело.
А потом его грудь разорвалась.
Хирка закричала и отползла назад. Она увидела кровь. Кости.
Куро хрипел. Что-то бледное и блестящее выползало из его груди. Птичье тело растянулось и стало неузнаваемым. Между перьями проступила пупырчатая кожа. Уничтожен. Разорван. Хирка зажала рот рукой, но подавить всхлипывания так и не смогла.
Она никогда не видела подобной смерти. Это какой-то паразит. Какой-то отвратительный червь из тех, что не встречаются в Имланде, а водятся только здесь. В этом ненавистном мире. Он забрал ее единственного друга. Все, что у нее было. Куро стал не более чем падалью, в то время как из него вылезало это существо. Хирка отползла назад, но не смогла отвести глаз от происходящего. Она забралась в пространство между столами, на которых стояли ростки, и прижалась к стеклянной стене. Спине стало мокро и холодно.
Грудная клетка ворона с грохотом лопнула. Деревянные щепки ящика разлетелись по всему помещению.
Что-то ударило о стенку прямо у ее щеки, вроде бы кусок кишки. Он начал сползать вниз, оставляя на стекле кровавый след. Хирка прикрыла лицо рукой. Она не хотела смотреть. Она помнила Ветле. Помнила, как он сидел на ели, переброшенной между берегами расселины Аллдьюпа, закрывая лицо рукой, и думал, что от этого окажется в безопасности. Теперь ее очередь. Она потеряла голову.
Это сон! Этого не происходит!
Но пульс, колотившийся в горле, был настоящим. Она услышала хрип, как будто кого-то душили. Это она хрипит? Или Куро?
Хирка выглянула из-под руки. Что-то огромное лежало на полу там, где раньше стоял ящик. Бледное чудище с ногами и руками. Мужчина. На полу лежал обнаженный мужчина. Испачканный кровью и перьями. Лицо скрыто черными блестящими волосами. Он дышал.
На полу лежал мужчина. Не ворон. Мужчина.
Хирка не могла пошевелиться. Даже мысль о том, чтобы пошевелиться, была невозможна. Она превратилась в тяжелый камень. Застыла. Мужчина попытался приподняться на локте, поскользнулся на вороньей крови и снова упал, свернувшись клубком от боли. Он вытянул руку, продвинул свое тело немного вперед, но опять сдался. Так он и лежал, подтянув к подбородку колени.
Она никогда не видела… и не слышала о…
Мне надо убираться отсюда!
Лежавшее перед ней непостижимое нечто могло оказаться чем угодно. Огромным злом, о которым люди даже не решились рассказать ей. Монстром, который убивает воронов и питается людьми.
Он не заметил ее. Если она проскользнет мимо и выберется наружу…
Хирка заставила свое тело подчиниться. Она пригнулась вперед и поползла на четвереньках под столом. Дождевик скрипел при каждом движении. Она попыталась приглушить звук, передвигаясь совсем маленькими шажками. Руки дрожали. Локти грозили подогнуться в любой момент. Она не решалась даже моргнуть. Тихо. Очень тихо. До нее доносился звук его дыхания. Хрип. Она слишком близко к нему, но до двери оставалось всего лишь несколько шагов. Она должна справиться. Она справится. Она не может умереть здесь.
Хирка подняла руку, чтобы сделать еще один шаг вперед, как вдруг он схватил ее за запястье. Крик застрял у нее в горле. Она хотела вырваться, но ее ничто не слушалось – ни инстинкты, ни тело, ни мысли.
Рука существа была сильной. На фоне ее кожи она казалась бледной. А пальцы… Она знала их слишком хорошо. Пальцы с когтями, которых она надеялась больше никогда не увидеть.
Это слепой. Набирн. Трупорожденный.
Здесь. В мире людей.
Хирка прекратила сопротивляться. Прекратила думать. Если она пошевелится, действительность разобьется, как стекло. Страх ледяным столбом застыл в ее теле. Если бы не он, Хирка развалилась бы на кусочки.
Существо подтянулось, и ему удалось приподнять туловище от пола. Мужчина опирался на предплечье и пялился на нее белыми слепыми глазами.
– Кройо оза десель? – это было похоже на слова из Шлокны. Их произнес грубый голос, которого не должно было существовать.
– Кройо оза десель? – повторил он, и у Хирки не осталось никаких сомнений в том, что он смотрит на нее, хотя и считается слепым. Она приложила два дрожащих пальца к своей шее, не догадываясь, откуда появилось это рефлекторное движение.
Он зарычал, как зверь, и снова повалился на пол.
Милость
Что ты здесь делаешь? Беги! Убирайся отсюда!
Хирка не могла послушаться собственного внутреннего голоса. Она не отрывала глаз от трупорожденного. Тот весь был соткан из мускулов, обтянутых бледной кожей, а больше почти не из чего. Он казался сильным и в то же время голодным. Каждый вдох причинял ему видимую боль. Тело тряслось, как при судорогах. Мышцы на груди вздымались, вдох шел к животу и дальше к… У Хирки раскраснелись щеки. У него до самого низа не росло волос. И все у него было огромным.
Существо закрыло глаза. Хирка подумала, что, наверное, оно собирается с силами. Он был слаб. Возможно, смертельно болен. Хирка взглянула на дверь. Если она побежит, он не сможет ее остановить. Она свободна и может убраться отсюда. Если же он придет в себя, будет поздно. Он – слепой, а она видела, на что они способны. Она помнила мужчину, убитого у Равнхова. Пустые глазницы… Это существо – смерть. Дикий зверь. Опасный. Чужой.
Внезапно она поняла, что теми же словами много раз описывали ее саму. События, которые она с таким трудом старалась забыть, выплыли наружу. Меч, приставленный к спине. В тот раз она сама была обессилевшей, напуганной до смерти и даже слепой, потому что ей завязали глаза. Она стояла на коленях на твердом полу. Чудовище. Дитя Одина. Гниль.
Такое сравнение вызвало у нее приступ тошноты и словно лишило способности сбежать. Помешало бросить его. Бросить… Куро?
Это что, Куро? Нет. Как это мог быть Куро? Кровь ворона размазалась по плиткам пола. В темноте она казалась черной. Куро разорвало на кусочки, потому что он родил… вот это. Она предала его. Она не смогла спасти своего собственного ворона, и это она-то, целительница. Она-то…
Хирка закрыла глаза. Осознание утомляло. Она целительница. Девочка-лекарь. А существо на полу умирает. Выбора нет.
У нее оставалась щепотка бодряника и остатки чая из Химлифалла. Если она сейчас все истратит, то останется совершенно беспомощной. Она сможет лишь успокоить боль. Неужели последней спасенной ею жизнью будет жизнь трупорожденного? Того, кто разорвет ее на части, как только сможет поднять руку?
Он до сих пор не причинил тебе никакого вреда.
Она попробовала взглянуть на него по-новому. Если бы он только… немного меньше походил на мужчину. Но он был явно наделен опасной, дикой силой. Отец посоветовал бы убраться отсюда. Ример уже давно убил бы это существо. Хирка все это знала. Но с ними дело обстояло иначе. У них всегда был выбор. А вот у нее нет. Жизнь есть жизнь. Позволить ему умереть – это такое же самоубийство, как и спасти его. Она должна сделать то, что сможет. Решать, кто выживет, не ее дело, и никогда не было ее делом.