Огромный город, весь истерзанный и израненный, но не сломленный, ставший символом стойкости и несгибаемого мужества советских людей, медленно возвращался к жизни. После окончания великой битвы каждый день на его улицах появлялись новые жители. Они шли из-за Волги, таща на санках скудные пожитки. Их не пугали развалины, обгоревшие коробки зданий с пустыми глазницами окон и еще дымящиеся пепелища. Все преображалось там, где они останавливались, к чему прикладывали свои руки.

Майор Устинов ежедневно ощущал эти перемены. Возвращаясь из лагерей военнопленных, где допрашивал офицеров и солдат, причастных к деятельности гитлеровской разведки, он замечал новые, только что застекленные окна домов или наспех написанные вывески булочных и магазинов, разместившихся в подвалах. Это были первые «островки» жизни. В основном же, куда ни кинь взгляд, — горы битого кирпича.

Самые сильные разрушения майор видел, пожалуй, в районе тракторного завода. Завод выглядел мертвым гигантом. Цехи представляли груды искореженного металла, бетона и штукатурки. И только на площади перед заводом стояла чудом уцелевшая величественная скульптура Ф. Э. Дзержинского. Она была почти не тронута пулями и осколками снарядов. В этом было что-то символичное.

Устинов жил в холодном, неуютном доме, у которого одна стена треснула от разрыва бомбы. Маленькая комната служила ему спальней и кабинетом. Но он и ею был доволен. Всю осень и зиму майор провел за Волгой в землянках. А здесь все же настоящий дом с крышей.

Однажды поздно ночью его вызвали к генералу. Генерал сидел за столом, накинув на плечи полушубок и зажав ладонями алюминиевую кружку с горячим чаем.

— Только что звонили из Москвы, — сказал он. — Нас предупреждают о том, что в последнее время гитлеровская разведка усиленно ищет место, где находится Паулюс. Как вы полагаете, зачем бы это?

— Наверное, выкрасть хотят? — вслух предположил Устинов.

— Вот именно. Он нужен Гитлеру живым или мертвым. Для престижа.

В Германии был объявлен траур. По приказу Гитлера немцы оплакивали уничтоженную советскими войсками 6-ю армию. Появление же в Берлине живого Паулюса, ее командующего, наверное, смягчило бы горечь поражения. На фельдмаршала можно было бы взвалить и всю вину за катастрофу под Сталинградом…

Майор вдруг вспомнил разговор, услышанный на «толкучке». Так звали колхозный рынок. Майор зашел туда однажды просто так, посмотреть. Он слышал, как одна женщина в телогрейке уверяла соседку в том, что «пленный немецкий фельдмаршал в Иловле содержится». Устинов только усмехнулся: «Вот и оно заработало, сарафанное радио». И он подробно все рассказал генералу.

— Вот как? — удивился генерал. — Выходит, слухи эти распространяются не случайно, кому-то они нужны. Как раз Паулюс находится недалеко от того места, которое называют…

Лицо генерала вдруг исказилось гримасой боли. Он охнул и начал растирать руками раненую ногу.

— Скажите, Виктор Андреевич, а лейтенант Самсонов ушел за линию фронта? — спросил генерал, когда боль немного утихла.

— Нет, завтра должен идти.

— Мне кажется, когда он вернется в гитлеровский разведорган, его обязательно спросят, что он знает о местонахождении Паулюса. Абвер будет проверять имеющиеся у него сведения через многих своих агентов. Самсонову проще всего сказать: «Не знаю…» Но такой ответ в данной обстановке нас не устраивает. Пускай скажет, что в одной из частей слышал разговор, будто фельдмаршал находится на каком-то хуторе в Иловлинском районе, неподалеку от штаба Донского фронта.

— Не слишком ли это точно для них? — усомнился майор.

— Ничего, все согласовано. На правдивую информацию абвер должен клюнуть. Передайте это Самсонову.

Лейтенант Алексей Самсонов летом 1942 года получил задание особого отдела Сталинградского фронта — перейти линию фронта и сдаться немецким властям. Перед представителями гитлеровского командования он предстал как перебежчик, бывший комендант одной из переправ через Дон, который, поддавшись паническому настроению группы солдат и офицеров, взорвал ее раньше времени, не получив приказа. Его собирались арестовать и, наверное, расстрелять. Алексей, опасаясь возмездия, был вынужден бежать…

Как и предполагалось, им заинтересовалась гитлеровская разведка. Самсонова допрашивали много дней подряд, очевидно, с целью найти какие-либо противоречия в показаниях. Но все тщетно. Самсонов хорошо знал обстоятельства этого дела. Такой случай был в самый разгар боев. Взорвавшего переправу расстреляли. Но об этом никто не знал.

Несколько месяцев Самсонов провел в лагерях военнопленных, перенес много лишений. К нему подсылали провокаторов. Но он выдержал все испытания, и осенью его направили на курсы подготовки агентов гитлеровской разведки возле Ростова-на-Дону. Самсонов хорошо знал подрывное дело. Немецкий инструктор это сразу заметил и сделал его своим помощником. Алексей остался в школе.

Первое самостоятельное задание лейтенант получил в начале января 1943 года. В ночь на десятое он приземлился на парашюте восточнее Сталинграда. В районе Ленинска он должен был совершить диверсию на железной дороге, по которой перебрасывались к району боев советские войска, затем собрать сведения о частях 64-й армии и вернуться через линию фронта обратно. Взрывами на железной дороге гитлеровцы стремились как-то облегчить участь окруженной группировки фельдмаршала Паулюса. Но не знали они, что 10 января началось завершающее наступление советских войск и дни гитлеровцев были сочтены. Никакие взрывы помочь уже не могли.

Самсонов первым делом разыскал особый отдел фронта. Он принес сведения о гитлеровской разведшколе. Здесь его познакомили с майором Устиновым.

Они вместе составили доклад начальнику разведоргана о выполнении задания. В январе возле Ленинска из-за снежных заносов сошел с рельсов воинский эшелон. Это записали в актив Самсонову. А сведения о частях 64-й армии ему раздобыл, разумеется, с согласия штаба фронта, майор Устинов. С таким багажом можно было смело возвращаться.

…Генерал дал Устинову машину. Майор тотчас поехал в Бекетовку, где находился Самсонов. Лейтенант спал на топчане, укрывшись полушубком.

— Что-нибудь случилось? — спросил Алексей, вскочив на ноги.

У него было открытое, немного скуластое лицо. Короткие светлые волосы свешивались на широкий лоб.

— Ничего, — успокоил его майор. — Давай-ка внесем коррективы в твои действия…

Немецкий обер-лейтенант, к которому привели лейтенанта Самсонова, задержанного при переходе линии фронта, с недоверием смотрел на него. Когда же Алексей сообщил ему пароль и потребовал отправить в штаб, он успокоился, пробормотав: «Это другое дело…»

В штабе Самсонов сказал, что был в Сталинграде. Это произвело сильное впечатление на немецких офицеров. У всех были кислые лица. Куда девалась спесь, которую Алексей привык видеть раньше. Катастрофа под Сталинградом вызвала уныние и разочарование.

17 февраля, после всех проверок, Самсонова привезли в Запорожье. Здесь в общежитии одного завода размещалась штаб-квартира абвер-команды. Его сразу же принял майор Зелигер, возглавлявший абвер-команду. Он усадил Алексея в кресло и пригласил переводчика.

Докладом Самсонова шеф остался доволен.

— Вы, лейтенант, заслужили отпуск, — сказал Зелигер. — Только сначала одна формальность — опишите все на бумаге. И потом, есть к вам еще один вопрос…

Шеф откинулся на спинку мягкого кресла, погладил лысину.

— Вы ничего не слышали о фельдмаршале Паулюсе? Где он находится?

Алексей удивленно посмотрел на шефа и тут же вспомнил Устинова. Выхолит, не напрасно майор приезжал той ночью.

— Как же, слышал, — подумав, ответил Самсонов. — Один майор рассказывал своему приятелю, как он из Бекетовки сопровождал Паулюса в штаб Донского фронта, который располагался в каком-то хуторе, севернее Сталинграда.

— Хутор называется Заварыгино? — подсказал шеф.