— Это просто пластырь, так ведь? Ты можешь вложить в это все деньги мира, но это не решит проблему. Эти дети будут продолжать оказываться в приюте, пока люди не начнут думать по-другому, пока не перестанут верить в суеверия насчёт них.

Это была правда, и я не мог это отрицать. Я сложил письмо Схоластики и вернул обратно в концерт. В этом не было ничего лёгкого. Ни для кого.

— Ты нужен там, Джек, — сказала Родел. — Гома нуждается в тебе. Приют нуждается в тебе. Ферма нуждается в тебе.

— А что насчёт того, в чём нуждаюсь я? — внутри меня что-то загорелось. — Думаешь, для меня это легко? Думаешь, я хочу стоять здесь, спорить из-за того, что я крутил в голове каждый день? Я здесь потому, что я нуждаюсь в тебе, но ты начинаешь собирать причины, почему мы не можем быть вместе, а затем мы с таким же успехом можем разойтись. Прямо здесь, прямо сейчас. — Я бросил на неё злой взгляд и пошёл вниз по лестнице. Снова ударился головой о потолок и окинул злым взглядом и его тоже.

— Маленькие кровати, маленькие шкафы, чёртовы маленькие лестницы, — прорычал я.

Она спустилась чуть позже, держа в руках сумочку и зонт.

— Нам нужно сходить в хозяйственный магазин, — сказала она и в ожидании посмотрела на меня.

— Зачем? — я всё ещё был зол.

— Купить что-нибудь для вмятин, которые ты продолжаешь оставлять каждый раз, когда спускаешься по этой чёртовой маленькой лестнице.

Это был её способ сказать мне, что она хочет, чтобы я остался. Больше никаких споров об этом.

— А волшебное слово?

— Позялуста?

Её суахили был безнадёжен, но голос был мягким, и глаза блестели, потому что она знала, что поймала меня.

— Наверняка ты можешь справиться с походом в хозяйственный магазин сама, Харрис.

— Как ты меня назвал? — переспросила она, её глаза расширились.

— Верно. Я знаю твой грязный маленький секрет.

— Как ты у…

— Тащи сюда свою милую попку и поцелуй меня. — Я похлопал себя по коленям. — Я никуда не пойду, пока не получу примирительный секс. С Харрис.

Её губы изогнула озорная улыбка.

— О, ты хочешь познакомиться с Харрис?

Она сняла сумочку с плеча. Та упала на пол с глухим стуком. Она бросила зонтик и разделась передо мной, медленно расстёгивая по одной пуговице за раз, давая мне украдкой взглянуть на кружевной лифчик, который был на ней.

Чёрт меня побери.

У меня было ощущение, что мне очень сильно понравится знакомство с Харрис.

Шло лето, в английском пригороде было красиво, и я отказывался принимать хоть одно мгновение как должное. Я не помнил, когда последний раз был днём свободен, чтобы уделить внимание Родел. Мы остановились в старомодном мотеле и, проснувшись, чистили зубы, пока за окном лошади жевали сено. Мы завтракали рыбой с картофелем, завёрнутыми в газету. Свою порцию я полил уксусом. Родел макала свою еду в кетчуп. Иногда мы сидели вечерами на террасе Родел, наблюдая, как золотистый кирпич меняет цвет с охры на медь, а затем на цвет коньяка в свете заходящего солнца. Мы отдыхали в местном пабе, пока улицы были пустыми, и шли домой, держась за руки и вспоминая слова давно забытых песен. Я чувствовал укол вины каждый раз, когда думал о ферме, но она была выставлена на продажу, и я нанял человека, чтобы приглядывать за делами, пока мы не примем предложение. Гома спустя какое-то время начала игнорировать мои звонки и сказала, что я стесняю её стиль жизни.

Родители Родел приехали нас навестить. Мы исследовали крепости и замки, расположенные среди очаровательных деревень. Я получил зелёный свет после того, как её отец осмотрел мои руки. Грязь медленно исчезала из-под моих ногтей.

— Хорошие руки, — заявил он. — Большие, сильные, хорошие руки! Чёрт, любой мужчина, кто может оттянуть нос моей дочери от этих книг, достоин моего голоса. — Он купил мне очередной бокал пива, в то время как Родел и её мать в тусклом освещении пели ужасную песню в караоке.

— Ты уверена, что тебя не удочерили? — спросил я на следующее утро после того, как они уехали.

— Мо больше на них похожа. — Она рассеяно помешивала свой кофе. — Я хотела бы, чтобы они остались ещё на одну ночь, особенно потому, что сегодня годовщина того нападения в торговом центре.

Я накрыл её руку своей. Мы сидели на террасе, глядя на реку, пока вокруг витал запах лаванды и роз. Было невероятно думать, что я пережил целый год без Лили. По большей части, это было благодаря прекрасной женщине, сидящей напротив меня.

— Эй. — Я не выносил выражение грусти на её лице. — Я забыл тебе кое-что показать. — Я разблокировал телефон и включил для неё видео.

— О, Боже, — улыбнулась она. — Это Бахати. И Олонана. Но Олонана хромает. Наверное, так полностью и не восстановился после встречи с К.К.? Что они делают?

— Это церемония Масаи. Бахати получает своё боевое имя. — Я смотрел клип вместе с ней и объяснял, что происходит.

— А что надето на Бахати? — рассмеялась она. — Дизайнерские джинсы, дизайнерская футболка и племенной головной убор.

— Он охватывает два мира, и они равнозначно важны. Не думаю, что он когда-нибудь отвернётся от одного из них. Он такой, какой есть, и гордится этим.

— О, а там Лонеоки, их шаман! Что он говорит? — она напряглась, чтобы уловить его слова. — Какое воинское имя он только что дал Бахати?

— Если бы я знал, — хохотнул я. — Он всё равно называет себя Бахати. Сказал, что слишком много мороки — менять всё в социальных сетях.

— Значит, он в порядке? Он помирился с отцом, но всё равно занимается тем, что любит? — спросила она, когда Олонана и Бахати встали бок о бок для фотографий.

— Наверное, Олонана подумал, что у него достаточно детей, чтобы выпустить одного из boma. Думаю, он довольно горд тем, что Бахати нашёл собственный путь.

Я убрал телефон, и мы доели завтрак.

Мы собирались зайти обратно в дом, когда я заметил что-то летает у реки. Ну, им нравится называть это рекой. Я называл это детским бассейном. Он был едва метр глубиной, и вода была такой прозрачной, что можно было увидеть камни на дне. Может, дальше она превращалась в настоящую реку, или когда шли дожди. Когда я думал о реке, я представлял крокодилов, ползающих у берегов.

— Родел, там в воде резиновая уточка.

— О, Боже, — она хлопнула себя по лбу. — Я совсем забыла. Сегодня благотворительная гонка резиновых уток. Я вызвалась помочь. — Она взглянула на часы и схватила меня за руку. — Идём. Мы ещё можем успеть.

Масса людей уже выстроилась на пешеходных мостиках над рекой. Некоторые стояли в воде, закатав брюки до колен, пока яркие резиновые утки спускались с моста и спокойно плыли к ним.

— Это настоящее напряжение, Родел. Не уверен, что я могу с этим справиться.

— Иди, спонсируй утку. — Она подтолкнула меня к столику рядом со своим. — Я задержусь.

Я бы никогда за сотню лет не подумал, что скажу слова, которые произнёс дальше, но сказал. Ради неё.

— Я бы хотел проспонсировать резиновую утку, пожалуйста.

— Это будет десять фунтов. — Один из волонтёров взял мои деньги и протянул мне утку. — Удачи, приятель.

Я держал маленькую игрушку на своей ладони. Она смотрела на меня в ответ своим оранжевым клювом.

— Хорошо, дружок. Покажи мне, на что ты способен.

Я нашёл место, чтобы выпустить свою утку. Казалось, люди просто разошлись, пропуская меня. Я принял это за добрый знак. Моя утка была крутой. Родел как безумная махала мне рукой, пока я стоял, возвышаясь над всеми на мосту.

— Не подведи меня на глазах у моей женщины, — сказал я своей утке, держа её над водой, ожидая следующего сигнала к запуску.

— Прошу прощения, сэр, — на моё плечо легла тяжёлая рука. — Мне придётся попросить вас сейчас же остановиться.

Я развернулся лицом к мрачному полицейскому с дубинкой в руке.

— Нам только что поступила жалоба, — сказал он. — Оказывается, есть древнее постановление, в котором говорится, что река и зона отдыха не могут быть использованы по воскресеньям для целей сбора средств.