Яков серьезно поинтересовался:

– Как же мои чувства к тебе?

Розалия пожала плечами.

– Не знаю, очередная твоя игра.

– Где же выгода? Если я знаю, что ты пожертвуешь мной ради своего Ленина? Может, все же я люблю тебя и любил все это время?

Она сделала вид, будто не слышала его вопроса.

– Хорошо, я предлагаю тебе сделку.

– Слушаю тебя.

– Нас они сегодня пригласили на ужин.

– Да, и опять во дворец, мальчик потерял голову от тебя.

– Здесь у нас ничья. Главное золото на месте- я видела много бочонков, когда ходила с подпоручиком в винный подвал .

– Откуда ты знаешь о бочонках с золотом?

Он развел руками от догадки:

– Ты все подслушала? Конечно – это же несравненная Розалия!

Она поймала его взгляд и буквально впилась ему в глаза. Оранжевый диск солнца выскочил из – за моря и осветил их золотыми лучами.

– Я предлагаю тебе разработать операцию совместно. Твоя доля -два бочонка .

Яков рассмеялся:

– Всего два?

– Да, ты от Махно не получишь и этого.

Яков увидел приближающийся патруль и впился в ее губы губами. Она на секунду оторвалась от него.

– Это – да?

Он, тяжело задышав, выдохнул:

– Да!

« Я обожаю тебя.» – она впилась в его губы и поддалась.

Солдат из патруля окликнул их:

– Господа, здесь находиться в такой час запрещено!

Но его одернул офицер:

– Пусть милуются, это же та дама с баркаса.

– А, жидовка . Она хороша, Ваше благородие.

Патруль прошел мимо, не спросив документов, на свою судьбу Розалия и сейчас пригодилась .

Глава 12

Генерал Слыщёв пристально впился взглядом в сидевшего напротив него полковника Рогожина, доверенного барона Врангеля. Налил себе в хрустальный бокал коньяка из графина, затем налил в бокал Рогожину.

–Значит, Вы опять хотите новое правительство?

Рогожин резко ответил, ему был неприятен этот горделивый пьяный генерал: опухшее лицо, взлохмаченные волосы, мундир, накинутый на плечи- он даже не потрудился привести себя в порядок, узнав от адъютанта, что прибыл к нему доверенный из ставки барона Врангеля.

–Да, барон Врангель скоро станет верховным правителем и главнокомандующим, и на днях здесь в Джанкое, соберутся все те, кто предан нашему делу и верит в будущее государство.

Слыщев рассмеялся, опрокинул целый бокал коньяка

–Они вам когда- нибудь снятся?

Рогожин не понял вопроса:

–Что?

Слыщев усмехнулся:

–Все те, кого вы убили, полковник.

В лицо Рогожина ударила краска стыда.

–Мне не доводилось убивать.

На этот раз Слыщев с презрением рассмеялся ему в лицо:

–Как же Вы можете быть на войне и никого не убили, имея такое звание, и презираете меня!

По телу Рогожина пробежала неприятная дрожь, ему показалось, что перед ним сидит сам дьявол.

– Я всегда был при штабе, и под пулями ходить приходилось с самой германской, и Вас я не презираю, с чего это мне…

Глаза Слыщева смотрели поверх головы Рогожина, они налились кровью.

–Вы видите крыс? Они вокруг нас, они поедают мертвые тела, от которых исходит этот тошнотворный запах смерти.

Волосы на голове у Рогожина зашевелились, он поднялся с места.

– Вы безумны, генерал!

Слыщев сильно ударил ладонью по столу, при этом убив муху, грубо выкрикнул:

– Сидеть, штабной!

Взял со стола бокал с коньяком, предназначенный для Рогожина.

– В этом и разница, вы там, в штабе, заняты политикой, хотите оттяпать себе последний кусок пирога великой России!. Да, раньше надо было думать, милейший! Надо было воевать, рубить, колоть, вешать, стрелять! Военные должны воевать, а не сидеть сюсюкать в кабинетах о портфелях в Думе и министерстве! Стыдно! За вас всех стыдно! За народ российский стыдно, что у них такие дебилы есть, способные ради наживы продать великий народ хоть французу, хоть германцу, хоть черту, прости Господи! Я воюю, и сколько себя помню, со смертью я на ты, я даже с ней пью, иду в бой, иду в сортир, если хотите. Я делаю всю грязную работу за вас, за штабных и министерских крыс, жрущих падаль и не замечающих ни вони, ни вкуса в жажде набить желудки.

Рогожин больше был не в силах слушать эту правду боевого генерала.

–Что мне передать барону Врангелю?

Слыщев ответил вопросом:

А где Деникин? Вы что его списали со счетов вместе с его армией? Где он?

Рогожин заметил, что лицо генерала стало бледным, мужественным, решительным.

–Командующий добровольческой армией оказался прижатым к Новороссийску.

–Я это и без Вас знаю, голубчик.

–Увы, господин генерал, полное фиаско, в Новороссийске полная эвакуация. Деникин и его армия должны прибыть в Крым.

Слыщев досадно покачал головой в разные стороны.

Рогожин поднялся со своего места.

–Что прикажете доложить, Ваше Высокоблагородие, барону Врангелю?

Дверь резко отворилась. Вошел адъютант генерала, доложил:

–Телеграмма, господин генерал!

Слыщев небрежно бросил:

–Читайте, штабс капитан.

–Договоренность с союзниками не достигнута, часть их флота формально остается на рейде. Барон Врангель.

Глаза Рогожина расширились – он был заметно потрясен услышанным. Слыщев заметил его испуг:

–Что такое, милейший?

–Это предательство!

Слыщев рассмеялся:

–Это закономерность, дорогой Вы мой! Теперь вам придется замарать руки в крови. Потом и поговорим об убиенных вами, при случае, если таковой представится. Если Вас не убьют к этому времени. Барону передайте мое почтение и уважение. Я с ним. Не хочу бросать своих боевых товарищей и свою любимую подругу – смерть.

Генерал бросил уже трезвый взгляд на адъютанта:

–Что-то еще, Алеша?

–Вас просит аудиенции полковник Устюгов.

Генерал как ошпаренный поднялся из-за стола, надел мундир, застегнулся на все пуговицы.

–Как же! Помню этого бравого рубаку! Проси!

Повернулся к полковнику Рогожину:

– Что – то еще, полковник?

Рогожин вытянулся по струнке:

– Никак нет! Честь имею!

Как только колонна беженцев под охраной полковника Устюгова стала входить в Джанкой, Магомед обратился к Устюгову:

–Иван Алексеевич, дорогой!

Полковник удивился:

–Что случилось, Магомед?

– Разрешите на час оставить расположение отряда с бойцом Болобановой?

–Причина, князь? Или это сугубо личное?

Этот вопрос обескуражил горца – он даже изменился в лице.

– Как Вы могли подумать, Иван Алексеевич, я хочу поучить стрельбе бойца Болобанову.

–Хорошо, ровно час.

–Хорошо, ровно час. Найдешь нас при штабе. Пополним припасы – и тоже на марш.

Магомед усмехнулся.

–Есть!

Повернулся к Елизавете, ехавшей верхом на гнедом жеребце, скомандовал:

–За мной! Рысью!

Они оба взяли вправо, в сторону большого разрушенного дома в степи. Доехав спешились. Елизавета спросила по – военному:

– Что будем делать, Ваше Благородие?

Магомед смутился, но виду не подал – ответил резко и серьезно:

– Вы просили меня научить стрелять.

Елизавета усмехнулась:

–Из пистолета стрелять меня учили, и я выбиваю четыре из пяти. Я просила Вас, чтоб Вы меня научили стрелять как вы – сразу из двух пистолетов.

Магомед вытащил два нагана.

Что ж, боец Болобанова, тем лучше, что Вы умеете стрелять!

Он отдал ей оружие, подошел к стене, поднял с земли обуглившуюся головешку и нарисовал на стене четыре небольших мишени. Затем вернулся к Елизавете.

–Готова, боец Болобанова?

Она неожиданно спросила:

–А можно, когда мы наедине, чтобы Вы меня называли как-то коротко? Ну, например, боец Лиза. Так ведь удобно, правда?

Магомед подумал: «Лиза – как интересно звучит». Даже улыбнулся, оголив белые ровные зубы.

–Хорошо, мне нравится. Лиза, готовьтесь.

После часа тренировочной стрельбы Лиза с трудом залезла на своего коня. Организм был полностью обессилен. Гимнастерку можно было выжимать – она была насквозь мокрая от пота. В город они въехали молча. Неожиданно Магомед резко осадил коня. Лиза медленно подняла голову. Магомед рысью повел своего коня в тупиковую улочку слева. И только сейчас она заметила в глубине улочки, в тупике, у стены кучку мирных людей. Среди них были женщины, мужчины и совсем дети. Их взяли под прицел десять солдат. Нужно было быть совсем далеким от ужасов войны, чтобы не понять, что означала эта сцена. Магомед громко приказным тоном выкрикнул: