– Могли меня сдать и спокойно уйти.

– Ты так подумал? Что я могу тебя сдать?

– Мы же не в кино. Любой бы захотел выкрутиться на вашем месте. Вы же его не убивали, зачем меня выгораживать. На кирпиче мои следы, ДНК, пот. А вас бы отпустили. Не ожидал, если честно.

– Ты идиот, – сказал Ларин и положил руку на плечо Скокова. – Я уже говорил тебе об этом.

– Ага, – отозвался Скоков. – Неоднократно.

– Нужно быстрее уходить отсюда, – сказал Ларин.

– А с Поляком что? Оставим тут? Они завтра вернутся и, когда обнаружат его, начнут искать, кто это сделал. Неизвестно, на каких камерах они увидят вас, а потом меня. Если постараются, могут сопоставить.

– Его надо забрать, – сказал Ларин. – Только… как? Я машину сегодня продал.

– Вы хотели везти его на машине?

– Ну не на метро же. Они в любом случае всё перероют, даже если мы найдем люк и сбросим его туда, – отыщут рано или поздно. Нужно увезти его подальше.

– У тетки есть тачка, – сказал Скоков. – Не знаю откуда, старый «Вольво-Универсал» восьмидесятых годов. Сама она никогда не ездила, стоит в гараже. Я даже заводил пару раз.

– Заводил? Значит, она на ходу?

– По идее да, из гаража я не выезжал.

– Если есть машина, нужно двигаться.

Скоков встал, подошел к пробоине в стене и вгляделся в сумерки.

– Кажется, тихо.

– Открывай дверь, идем.

Ларин встал, прошел в тот угол, где фонарь выхватил лучом грязный халат, снял его с гвоздя, вернулся и накрыл труп. Поднял сумку с деньгами, хотел достать пачки и переложить их в карманы, но вспомнил, что внутри сумки кровь.

Он свернул ее трубочкой, зажав под мышкой.

– Всё, пойдем.

Оглядываясь и постоянно прислушиваясь, они шли друг за другом, пока не миновали проселок, потом бетонный забор с щелью, за ними – беспорядочные, уже начинающие распускаться кусты, две толстые ржавые железные трубы, идущие из одного конца пустыря в другой. Через десять минут ходьбы они вышли на асфальтированную дорогу.

– Метро там, – махнул рукой Скоков налево.

– В метро нельзя. Конечно, сейчас нас никто не ищет, но на ту же станцию мы точно не пойдем.

Решили пройти километра полтора пешком, потом остановили частника, доехали до школы. И только когда оказались у гаража, представляющего собой отдельное кирпичное строение на заднем дворе длинного складского комплекса, Ларин вдруг вспомнил, что… должна позвонить жена.

Он похлопал себя по карманам, проверил сумку, снова прошелся везде, где мог лежать его iPhone… телефон отсутствовал. Он его потерял. И, скорее всего, это произошло на диване, когда он пытался уклониться от смертельной отвертки наркомана, – в тот момент телефон выскользнул из бокового кармана куртки.

«Господи, как они его не заметили, – подумал Ларин. – А если бы жена позвонила в тот момент, когда полицейские ходили вокруг бокса? Что, если они все-таки вернутся, вскроют дверь и…» Не хотелось даже думать об этом.

Снова все проверил. Телефон мог выпасть в такси. Тогда не так страшно. Но рассчитывать на это не приходилось.

– Беги за ключами, – сказал он Скокову. – Кажется, я потерял сотовый. В будке.

Скоков обернулся, его лицо вытянулось.

Подсвеченный фасад дома напротив украшал гигантский рекламный плакат, с которого на них смотрел небритый мужик, стоящий вполоборота. «Нас было девять, трое уже мертвы, – гласила надпись на уровне его плеча. – Я четвертый».

– Шутите? Он же мог…

– Знаю, что мог. Давай шустрее.

Скоков побежал в тот самый дом с рекламным плакатом. Ларин услышал, как хлопнула дверь подъезда.

«Хороший дом, сталинский, – подумал он. – Если бы не реклама. Реклама уродует красоту».

Денис вернулся через пять минут, он что-то жевал. Ларин тут же почувствовал острый приступ голода. За сегодняшний день он практически ничего не ел.

– Сникерс будете? – протянул ему батончик Скоков. – Я только ими и питаюсь. Дома целый ящик.

Ларин взял батончик, подумал, что лишним точно не будет, неизвестно, что их ждет впереди. Они вернулись к гаражу. Скоков открыл ворота, включил свет.

Внутри стояла пыльная темно-синяя «вольво», неизвестно какого года выпуска, на вид такая древняя, что вызывала, как хорошо сохранившийся раритет, почтительное восхищение.

Ларин сел за руль, проверил коробку передач, включил зажигание. Машина завелась с пол-оборота. «Вот это да, – подумал он. – Мой „пежо“ в три раза моложе и то, пожалуй, так не работал». Он ощутил мощное урчание двигателя объемом литра три. Откуда она у тетки, если та на ней не ездила?

Автоматически посмотрел на значок топлива. Почти полный бак. Перевел взгляд на Скокова.

Тот развел руками.

– Ладно. Я ее ремонтировал на досуге. И бензин я залил. Тетка тут не появлялась.

– Для гонок?

Он кивнул.

– Ага. Это «Вольво 760 GLE» восемьдесят второго года, американская модификация, шестицилиндровый, трехлитровый движок, до сотки разгоняется за восемь секунд! – Его глаза загорелись.

Ошеломленный Ларин отпустил руль.

– Охренеть! Да это сам черт собственной персоной!

– В багажник влезает четыре мешка картошки, еще место остается.

– Значит, проблем не будет.

– Ага. Я возьму на всякий случай.

– Что?

– Мешки.

Ларин смотрел на себя, слышал собственный голос и никак не мог понять – тот ли это Ларин, что отвозил жену в роддом, или это какой-то другой человек? Как много событий может вместить в себя всего полдня.

Он выехал из гаража, дождался, пока Скоков закроет двери и сядет на переднее сиденье.

– Пристегнись.

– Зачем?

– Пристегнись, говорю. Лишние проблемы ни к чему. Документы на нее хоть есть?

– В бардачке.

Они тронулись. Едва Ларин прикоснулся к педали газа, автомобиль рванул вперед.

– Подъедем как можно ближе. Ты пойдешь со мной до места, откуда видно дорогу, если увидишь полицию, пока я буду тащить этого… поляка, предупредишь.

– Понятно. А куда мы потом его денем?

– Что-нибудь придумаем. На крайний случай полежит в багажнике сутки. Ничего страшного.

– Что?!

– А как ты думал. Труп надо спрятать, чтобы никто никогда его не нашел. У него есть родственники?

Скоков покачал головой.

– Он же поляк, поэтому и кличка такая. Архивариус говорил, он в розыске в Польше за убийство. Обкололся и зарезал продавщицу в ларьке. В Гданьске, что ли. Нелегально перебрался на Украину, потом сюда.

– Что, так легко перебраться?

– Возил наркоту, пока ему доверяли партии, потом, наверное, связи остались, перебросили его.

– Значит, никто горевать не будет.

– Это точно.

Скоков потянулся к кнопке радио.

В салоне заиграл хит «Чумачечая весна», от которого Ларина передернуло.

– Выруби это дерьмо. И так тошно.

Скоков выключил.

Москва сверкала рекламными огнями. Тысячи машин спешили по делам. Одни ехали с работы, другие, включив звук погромче, – в ночные клубы, кто-то на курсы, на телевидение, концерт, кино, к любовнице или любовнику, в магазин, на педикюр, к личному тренеру по фитнесу… Ларин думал об этом, наблюдая ползущую гирлянду стоп-сигналов.

Наверное, пассажиры, глядя в окна, тоже гадали, куда едет темно-синяя раритетная «вольво», наверное, какой-нибудь заслуженный пенсионер решил выгулять железного скакуна на ночь глядя.

Они оставили позади Политехнический музей, свернули около метро и помчались по уже знакомой дороге, которая совершенно не освещалась. Вдоль нее тянулись промышленные комплексы, склады, гаражные кооперативы, словом – окраина. Углубившись, «вольво» свернула к лесному массиву на проселочную дорогу.

Проехав еще метров двести, Ларин остановился прямо перед трубами.

– Все, – сказал он. – Стой около забора, если что, быстро беги и предупреждай. Багажник открой, как будто что-то чинишь.

– Хорошо.

Ларин вышел из машины и побежал трусцой по тропинке к щели в бетонном заборе. В руке он держал пару мешков для мусора и шпагат.