/

Он пришел в себя в подвале, рассматривая произошедшее. Холодный бетонный пол был залит кровью, но тела уже давно восстановились, стоя позади того, что называлось «смертельными травмами», ведь их сердца перестали биться.

Но наверху его ждало еще два тела.

Он не хотел этого делать.

Он клянется.

Этого хотели голоса.

/

Пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, он тер виски, пытаясь разорвать кожу и размозжить себе череп, чтобы его мозги вытекли и, может, тогда с бешеным остервенением он сможет отыскать хоть какие-то воспоминания, роясь в сером веществе. Но у него не получалось, потому что…

ТРАХНИ ИХ ЗАДУШИ ИХ ИЗНАСИЛУЙ ИХ УБЕЙ ИХ ЗАРЕЖЬ ИХ ЗАСТРЕЛИ ИХ ЕБАНЫЙ ХЕЛТЕР СКЕЛТЕР

… голоса орали громче обычного, словно выстраивая невидимую стену, преграждающую путь к воспоминаниям о том, что он натворил.

На нем по-прежнему был латексный костюм, когда он сидел в углу подвала и качался из стороны в сторону. Маска валялась неподалеку в луже месива из крови и кишек, — Проваливайте! — ревел он теням, стуча себя кулаками по голове, — Проваливайте, проваливайте из моей головы!

/

Где Вайолет? От этого вопроса закружилась голова. Он чувствовал, что она пряталась в тенях, но на глаза ему не показывалась.

Разум начинал возвращаться к нему — этот раз, когда все воспоминания исчезли, был самым долгим — но как только они медленно начинали возвращаться своим каким-то особенным извращенным способом, он не был уверен, что хотел этого. Говорят, жертвы насилия иногда создают себе собственный мир в воображении, чтобы избежать боли, которую им нанесли, но он не был уверен, что это также распространялось на людей, причинивших эту боль.

Когда голоса отступили, оставив его в звенящей тишине, наедине с возвращающимися к памяти сюжетами последних нескольких дней, окрашенными кровью, он начал кричать.

/

Все началось, когда он вновь надел латексный костюм — он не знал, где сейчас Вайолет, но он был уверен, что она пряталась где-то поблизости, рассматривая его CD-диски и пряча его лезвия. Стояла ночь пятницы, около двух часов пополуночи, он медленно прогуливался по дому, глядя на мир через дырки в маске.

Он заметил Вайолет в кабинете матери, где последняя курила сигареты и тонула в долгах. Но когда Вай обернулась, он вдруг понял, что ошибся: эта девушка была старше, фигуристая, с высокими скулами и длинными волнистыми волосами, спускающимися на полную грудь. Он отступил, придя в смятение, но в следующую же секунду вспомнил, что на нем был костюм и, уже с большей уверенностью, поднял в приветствии руку.

— А вот и ты, — воскликнула женщина, как будто ничего такого не было, в том, что она вломилась в его дом, а он, в свою очередь, был одет как грабитель. Она внимательно посмотрела на него, — Бен? Где ты, черт подери, достал это?

Он слабо попытался припомнить какого-то Бена и единственным, что пришло на ум было то, что доктора Хармона звали Бенджамином. Она с уверенностью подошла к нему, спуская с плечей шаль и открывая вид на черную ночную рубашку.

— Ты правда хочешь повторить? — промурлыкала она, плавно двигая бедрами.

/

На следующее утро он проснулся в своей комнате, потерянный и убежденный в том, что все, что произошло прошлой ночью — всего лишь его очередной странный сон, если бы не тот факт, что в самом дальнем углу валялся латексный костюм, покрытый спермой и кровью. На нем самом не было одежды и только испарина покрывала все его тело.

— Тейт! — за дверью раздался пронзительный голос матери. Охваченный паникой, он спотыкаясь, подбежал к шкафу, натягивая на себя первое, что из него выпало, — Доктор Хармон ждет тебя в кабинете, чтобы провести сеанс.

Его пробивала дрожь, пока он спускался вниз, а когда под пальцами он ощутил кожаное покрытие кресла, рука отпрянула сама. Он был потрясен. Все ощущалось точно таким же, как было в его сне. Чем бы этот сон не был.

На этот раз, когда доктор Хармон задавал ему все эти глупые бессмысленные вопросы и рисовал каракули в своем нескончаемом блокноте, Тейт не смог ответить ни на один из них, его все еще потрясывало. Дело было не в том, что он специально молчал, как делал несколько недель кряду до этого, а потому, что тьма схватила его за горло, наводя на него страх с такой жестокостью, что он терял всякую способность говорить.

— Чтобы полегчало, нужно говорить, Тейт, — уверенно напомнил ему доктор Хармон. Тейт посмотрел на вены на шее доктора. Дома к их удаче никого не было, никого, кроме обитающей здесь тьмы. Констанс ушла на рынок, Эдди была на сеансе терапии в центре города.

Тейт оглянулся назад, посмотрев на пол. Что-то привлекло его внимание, выглядывая из-под ножки дивана.

Доктор Хармон положил блокнот на журнальный столик, разделявший их двоих, — Твоя мать правда волновалась за тебя. — Подумав, он добавил, — Она говорит, что ты слишком часто в последнее время начал прогуливать школу и завалил почти все экзамены, — Тейт с ненавистью уставился на него, все еще желая рассмотреть то, что находилось под диваном, — Она просто хочет, чтобы ты изменился в лучшую сторону. Мы все хотим.

— Херня, — стенки горла расслабились, но подавать голос все же было больно, словно демоны использовали его голосовые связки без его ведома, — Не верю. Ей на меня срать с высокой колокольни.

Доктор улыбнулся и покачал головой, — Если я в чем-то и уверен на все сто процентов на этой планете, так это в том, что родители не могут не заботиться о своих детях, — и откинулся на спинку кресла, — У меня есть… была дочь. Поверь мне, я знаю, что говорю.

Тейт нахмурился, — Была?

Доктор Хармон закашлял, опустив глаза вниз. А затем внимательно посмотрел на парня, словно споря сам с собой, стоит ли рассказывать ему, — Она умерла, — наконец печально ответил он.

— Оу, — сглотнул Тейт, чувствуя себя виноватым, — Простите. Как ее звали?

— Ее звали Вайолет.

Этот дом наполнен тьмой.

Должно быть, Тейт неправильно расслышал.

— Как это произошло? — снова он тихо задал вопрос.

Доктор Хармон выглядел так, будто даже произнести ее имя вслух причиняло ему ужасную боль, — Вайолет. Она была красивой. У нее были великолепные каштановые волосы и эти глаза цвета лесного ореха. Она была очень умна и ее ждало такое светлое будущее. Но она стала жертвой… других вещей.

Мы все уязвимы в нем.

Он почувствовал, как все волосы на его теле встали дыбом. Почувствовал, как множество людей, дышащих на него, за его ухо, в основание его шеи, но когда он в панике обернулся, там никого не было.

— Тейт, все в порядке? — обеспокоенно спросил доктор.

Тейт пальцами вцепился в волосы, — Вы врете. Вы врете, о, Боже, вы обо всем соврали, — рявкнул он на своего врача, слишком быстро поднимаясь. Голова закружилась.

Этот дом хочет тебя, Тейт.

— Тейт, ты должен успокоиться, — спокойно попросил доктор Хармон, вставая с кресла и поднимая руки вверх, будто собирался сдаться.

В ответ Тейт поднял средний палец, в глазах плескалось что-то дикое, — Не говорите со мной так, будто я — животное. — Сквозь зубы процедил он. В эту секунду с ним говорило слишком много голосов, отдавая приказы, и никакие умоляющие, успокаивающие слова доктора Хармона никак не могли помочь.

А я эгоистка. Я и правда чертова эгоистка.

Они кружили вокруг журнального столика, доктор все еще пытался держаться на безопасном расстоянии от Тейта.

— Вы ошибаетесь, доктор Хармон, — заметил он, стараясь удержать голос от дрожания.

Брови доктора нахмурились, а на лбу появились морщины, — О чем ты говоришь?

Тейт так сильно закусил губу, что его рот заполнил вкус меди, окрашивая его идеальные белые зубы в розовый цвет, — Вайолет по-прежнему красива.

У меня есть ты.

Он ринулся к доктору Хармону, перепрыгивая через журнальный столик с такой скоростью, что Бен даже не успел понять, что происходит. Тейт навалился всем своим весом на мужчину, вдвое старше себя, отчего оба они повалились на пол. Доктор зарядил Тейту по челюсти, но своим весом парень перекрывал доступ кислорода для дока, надавливая на ребра, отчего тот не мог бороться в полную силу. В борьбе Тейту все же удалось обхватить руку вокруг шеи Бена, нависая над ним и с садистическим удовольствием сильнее ограничивая поступление кислорода в легкие доктора. Чтобы доку не показалось мало, Тейт схватил его за голову и начал ударять ею по краю стола, пока из его глазниц не хлынула кровь. Зрачки Бена метались из стороны в сторону, пока, наконец, не замерли, найдя покой в отражении зеркала, висящего на стене.