Тейт наблюдал, как свет покидал глаза отца Вайолет. Теперь он понимал, что она имела ввиду, когда говорила о тьме, и доме, и опасности. Он понимал.

Он оставил обмякшее тело дока на полу. Ни единого признака жизни, ни единого стука сердца. Расхаживая по кабинету, он все думал о том, что делать с трупом своего психиатра, задаваясь вопросом, осталось ли у него достаточно времени, чтобы закопать дока на заднем дворе или придется оттащить тело в подвал, пока мать еще не вернулась домой. В голове вдруг всплыла мысль о вещице под диваном, привлекшей его внимание во время сеанса. Немедля, он наклонился, чтобы достать ее. В руке была она. Пришлось несколько раз проморгаться, чтобы убедиться, что это был не очередной больной сон.

Маска от латексного костюма.

Кто-то сзади вдруг схватил его за плечо, отчего Тейт с животной дикостью быстро обернулся. Это был доктор Хармон, но этого не могло быть — ведь он только что видел, как док откинул коньки. Тейт ведь клал руку на все еще теплую грудь доктора и не почувствовал сердцебиения. Видел, как его глаза закатились назад, когда в мозг перестал поступать кислород.

— Хочешь узнать, какой я тебе поставил диагноз, Тейт? — спокойно спросил доктор, но не дожидаясь ответа, продолжил, — Ты психопат. Ты гребаный больной психопат.

И когда Тейт заморгал, доктора уже не было. В отражении зеркала он увидел Вайолет, проходящую мимо дверей кабинета. Обернувшись, он хотел было позвать ее по имени, но она уже исчезла, и поэтому он направился туда, куда направлялась она, показавшись ему на долю секунды.

— Вайолет? — плакал он, будто ребенок, потерявший свою маму, — Вайолет!

И когда он прошел по коридору, останавливаясь у двери, ведущей в подвал, откуда ни возьмись появилась женщина, с подведенными черным карандашом глазами, наполненными гневом, — Я НЕ ПУСТОЕ МЕСТО! — пронзительно закричала она, — Я не игрушка, которую можно выкинуть, когда она тебе надоела! — схватила она Тейта за плечи и толкнула в подвал. За секунду до падения с лестницы, понесшей бы перелом шеи, ему все-таки удалось удержать равновесие. У основания лестницы встал мужчина в форме врача, по перчаткам которого стекала кровь.

— Мне очень жаль, — любезно сказал он, — но молодым людям нельзя присутствовать во время процедуры.

Тейт отступил, но в ту же секунду его спина уперлась во что-то твердое и широкое. Обернувшись, он встретился глазами с мускулистым блондином, который глядел на него как на сочный кусок мяса, — Хочешь я тебе отсосу? — хрипло прошептал он, — Мне плевать, если ты — малолетка, это будет наш маленький секрет.

Испугавшись, Тейт отвел руку назад и со всей дури ударил кулаком по лицу мужчины, отчего тот повалился с ног. На всякий случай он попытался ногой выбить зубы блондину. А когда начал отступать, то снова во что-то врезался, — Что со мной происходит? — взревел он, в то время как какой-то брюнет оттолкнул его назад, — Кто вы все такие?

— Разве ты еще не понял? — с раздражением спросил брюнет. Блондин схватился за лодыжку Тейта, и парню пришлось ухватиться за первое, что попалось под руку — гаечный ключ, лежавший на одном из пыльных столов — и бросил его в голову блондина со всей силой, которую только смог собрать, раскраивая череп блондину, — Этот дом полон призраков.

Быстро отступая назад, он задел одну из коробок. Взгляд упал на нее, и жирные буквы, написанные фломастером, заставили слезы покатиться по щекам. Вещи Вайолет, было выведено на крышке коробки.

— Но ты — единственный монстр, — подытожил брюнет, и Тейт также нанес удар по голове этого мужчины, убивая и его. Переполненный ужасом и ошеломлением, он начал оттаскивать трупы на середину подвала.

/

Он осматривал последствия. Кровь. Резня. Дерьмо. Моча.

На свете был только один человек, который смог бы заставить его пожалеть обо всем.

/

Поднимаясь по лестнице, он оставлял за собой тонкий след из капель крови, и причиной тому были вовсе не его запятнанные руки. Что-то играло, громко и шумно, разносясь эхом по коридорам. Сердце его билось так громко, что казалось, будто его уши были прижаты прямо к собственной груди. Ему не хотелось найти то, на поиски чего он отправился. Чем бы это ни было.

— Вайолет, — звал он, бродя по коридорам, отчаявшись найти ее, — Прошу, Вайолет, черт тебя дери, я не рядом! — он понятия не имел, о чем умолял. Зато это знал дом.

Дом берет то, что ты так сильно желаешь и извращает это, переворачивая с ног на голову. Он превращает тебя и девушку, с которой ты хочешь провести вечность в бессмертных зомби. Или убивает твоих родителей, и ты, наконец, обретаешь свободу, которую так хотел. В комплекте к свободе прилагается горничная, оттирающая отбеливателем пятна крови. Дом убивает твоего мужа: теперь он никогда не уйдет от тебя к любовнице. Дом искажает твои желания до такой степени, что ты перестаешь их узнавать, и у тебя почти получается убедить себя в том, что эти извращенные потребности и были тем, чего ты хотел с самого начала.

Он нашел ее в ванной. Розоватая вода хлестала через край ванны, медленно затопляя кафельный пол. Ему было плевать. Посреди всей этой крови, слез и воды, он сидел рядом с ней и сжимал ее руку: из нее уходила кровь, отчего она становилась все более сонной и бледной.

— Не умирай, — скулил он, — Не умирай.

Она плакала, а на обоих запястьях раны напоминали расстегнутую молнию. Старые темно-красные шрамы стали вновь новыми, вновь разрезанными в миллионный раз и истекающими кровью. Она была такой красивой, когда из нее вытекала жизнь, — Я не хотела умирать, Тейт, — хрипло объяснила она, — Боже, клянусь, после того, как я встретила тебя, я не хотела быть мертвой.

Раны начинали кровоточить еще сильнее, и он крепче сжал ее руку, целуя, — Я хочу быть с тобой. Навсегда. — - От того, с какой решительностью и уверенностью он это произнес вслух, слезы по ее щекам покатились еще сильнее.

Она со злостью покачала головой, — Я думала что ты такой же как и я, Тейт. Что тебя привлекает тьма, — высвободив руку из его руки, она погладила его щеку, капли воды смешивались с его слезами, — Тейт, не становись тьмой.

Ее рука медленно соскользнула с его лица и обессиленно упала на край ванны, кровь стекала вниз и скрывалась в водовороте в сливном отверстии. Она снова умирала, а он обнимал ее, плача, уткнувшись в ее влажную шею. Она умирала, будучи впервые любимой в своей загробной жизни.

Теперь он знал, что нужно было делать.

/

Утром он достал из тайника под кроватью пистолеты и тихо зарядил их. Он надежно спрятал их под старым изношенным пальто — единственной вещью, оставшейся от отца. Ради такого дня, он оденет его.

/

Прошлой ночью он подсыпал в виски матери снотворное. Он был уверен, что она еще спала, но все равно заглянул в гостиную. Сунув руку в карман, он скользнул пальцами по краю ножа. Больше всего на свете он хотел схватить мать за волосы и перерезать ей глотку. Но делать он этого не стал.

Ему нужно, чтобы его мать осталась жива.

Мы живем в отвратительном мире. В отвратительном, мать его, беспомощном мире.

И он хотел, чтобы его мать страдала. Чтобы жила с мыслью, что пережила троих из четверых своих детей, а четвертый причинил такую боль, что она не смогла бы дышать с ним одним воздухом. Он хотел, чтобы она умерла в одиночестве.

/

Перед уходом он написал кое-что на доске. То, что так давно хотел сказать. То, что он не испытывал до настоящего времени.

Он знал, что она увидит, а еще он знал, что когда это произойдет, будет слишком поздно.

Для него уже слишком поздно.

/

Единственный человек, по которому он будет плакать в этот день — это Эдди. Он пообещал ей утреннюю прогулку, но вместо этого привел ее в пустынный парк и перерезал ей горло, спрятав тело в кустах.

Он помог ей попасть в чистое и хорошее место.

Но ему не хотелось, чтобы она осталась заперта в Доме Убийств. Потому что он знал, если это произойдет, и их мать узнает об этом, она никогда не оставит их. Мать будет цепляться за их призрачные образы, создавая для себя иллюзию жизни, будто ничего не случалось, и они не ненавидели ее больше, чем самих себя. Будто они не были самой повернутой и сумасшедшей семейкой из всех неблагополучных семей.