В себя Аллочка пришла только в приемном покое городской больницы.
Дежурный доктор, замотанный мужчина средних лет, пробегая мимо нее по коридору, ободряюще крикнул:
- Ничего страшного – проподная! Прооперируем, будет, как новенький, а вы пока паспорт и полюс приготовьте!
Находясь, точно во сне, Аллочка раскрыла барсетку и мальчик, до этого момента тихо плакавший, внезапно заговорил:
- Документы в кармашке – так папа сказал! А вы, тетя, кто? Вы меня не бросите?
«Кольцов, Андрей Викторович – мельком заглянула Аллочка в паспорт – город Санкт-Петербург. Надо же, какая фамилия красивая, не то, что моя - Горошек!»
Медсестра, важная, точно главврач, выхватила документы, отправила Аллочку с мальчиком ожидать на банкетку и умчалась, громко шлепая тапочками.
Мимо прогрохотала каталка, затем появилась нянечка с одеждой.
- Надо же, какое несчастье! – посочувствовала она, выжидательно топчась рядом – Весь отпуск – коту под хвост! Тебе, девонька, есть, где остановиться, а то твоего, после операции в реанимацию отвезут, а туда нельзя.. Могу комнатку присоветовать, какое-никакое, а жилье.. Возьмут недорого и столоваться можно.
Аллочка обрела дар речи и собралась с мыслями.
- Спасибо, не надо – твердо произнесла она, сжимая руку мальчика, заплаканного по самые уши. Тот никак не мог уразуметь – что же именно случилось с его папой, таким сильным и всегда надежным – Нам есть, где остановиться.
- Смотри, твое дело - нянечка зачем-то поправила косынку на голове и заговорила более деловым тоном:
- Твоему, после операции хороший уход нужен, а в наших больницах – сама знаешь как, никто и не попнется лишний раз, водички не подаст, «утку» не подсунет..
Аллочка опять растерялась, не понимая, что от нее хочет эта женщина в халате, а затем спохватилась и кивнула.
Нянечка расслабилась и быстро проговорила:
- Меня Зоя Семеновна зовут, беру я 200 рублей в сутки и это, по- божески, но уход обеспечу хороший, достойный, как в санатории. Ты, девка, смотри, врача отблагодарить не забудь, хочешь – деньгами, хочешь – коньяк купи. Михал Михалыч отказываться станет, так ты в уголочек пакет поставь и уходи. У него руки золотые, он никогда ничего для себя не попросит, но порядок такой, не нами придуманный. Мы люди не гордые, не то что в городах.. Ты, извини меня дочка, что я так, но зарплата маленькая, сама понимаешь.. и кризис этот ещё, опять же.
Аллочка, продолжая кивать, точно китайский болванчик, достала деньги, вырученные за тютину, и сунула их в руке нянечки, украдкой, точно стесняясь.
Та, бережно упрятав хрустящие бумажки, одобрительно кивнула:
- На два дня хватит, а там и в отделение переведут, сможете увидеться. А теперь ступайте, отдохните, приходите завтра.
- А как же.. – потянулась к ней Аллочка, внутренне уже смирившись с тем, что ее приняли за жену этого красивого жителя северной столицы и мать мальчика – Как же он?
-- Оперируют – неопределенно ответила нянечка, теряя интерес к разговору. Свои деньги она уже получила, а об остальном беспокоиться следовало не ей – Да ты не волнуйся – врач у нас хороший. Хирург, не иным чета! Сам Михал Михалыч Прялин оперирует! Он такие операции с закрытыми глазами делает.
Аллочка, у которой никогда ничего не болело, приняла ее слова на веру и благополучно удалилась на знакомую банкетку, решив твердо дождаться окончания операции.
- Папа? – в заплаканных глазах вихрастого парнишки застыла тревога, но Аллочка заставила себя вымученно улыбнуться, прогоняя самые страшные мысли.
- Оперируют папу твоего. Да ты не волнуйся так, мальчик, все с твоим папой будет нормально! Мне сам главврач обещал!
Через два часа, когда усталый парнишка, наплакавшись, окончательно заснул, из дверей реанимации вышел врач, в котором девушка мигом опознала давешнего хирурга.
- Вы еще здесь? – удивился Михаил Михайлович – Вам же сказали идти домой. Больной спит после наркоза, беспокоить его нельзя. Завтра приходите, может быть вашему мужу, что-нибудь понадобится!
Аллочка хотела объяснить хирургу, что этот Кольцов ей вовсе не муж и мальчик - не сын, и что надо сообщить в милицию, но Михаил Михайлович уже быстро удалялся по коридору – привезли «ножевое» и ему предстояла еще одна непростая операция.
Аллочка, в который раз за этот долгий день, вздохнула, подхватила ребенка на руки – тот все еще спал и весил не больше воробья, и вышла из приемного покоя.
Сердобольный охранник вызвал для нее такси, и Аллочка отдала последний полтинник мелочью, чтобы добраться до дому.
Был уже поздний вечер, она хотела в туалет, воды и спать, но тут проснулся мальчик, снова заплакал, прижимаясь к ней худеньким тельцем и Аллочка, поглаживая ребенка по вихрастой головке, наконец-то узнала, что все зовут его Максим, а папа – Макс, что ему, аж, шесть с половиной лет и он почти первоклассник, что они с папой ехали в Крым отдыхать, а противная Элеонора не поехала с ними, потому что ей, Элеоноре, в Крыму плохо, а хорошо только в Турции. Он, Максим, тетю Нору терпеть не может, а мамы у него нет, умерла уже давно, а теперь, вот, и папа заболел – тут мальчик снова заплакал и, убаюкивая его, Аллочка тоже приснула, забыв о том, что хотела есть и пить.
Проснулась она глубокой ночью – где-то рядом сопел Максимка, иногда всхлипывая во сне и подпихивая девушку острыми коленками.
Аллочка осторожно уложила мальчика на диван, сама расстелила мамину кровать и опять благополучно заснула.
«Бывает же такое – размышляла Аллочка, ворочаясь на своей узенькой, девичьей койке – Жил себе человек, не тужил, строил планы, ехал в отпуск и вдруг – бац и больница, операция и прочие неприятности! А парень симпатичный, красивый такой, вежливый, сына любит, всю дорогу держал его за руку, не смотря на боль.. Живут же такие мужики! У нас в поселке иначе - все хорошие ребята давно попереженились, детей растят, жен любят, остались лишь или алкаши, или тунеядцы, которые сами, жизнь кому хочешь, испортят! А мальчик какой славный – на папу похож, такая же улыбка, такие же глаза… Не отдам его никому, пусть у меня поживет, а то определят куда-нибудь, будет плакать…»
Было уже позднее утро, солнце било в глаза и Аллочка всполошилась, внезапно осознав, что безнадежно опаздывает на работу.
Она рывком подняла с постели свое усталое тело, а затем, вспомнив, что никуда не нужно спешить, упала обратно головой на подушку.
И тут внезапно что-то громко запищало.
Аллочка дернулась, точно от удара – пищал сотовый телефон.
Но телефон Аллочки, старенький «Сименс», заслуженный ветеран телефонной промышленности, работал, когда хотел и как хотел, включаясь и выключаясь по собственному усмотрению, к тому же, сигнал у него был совсем другой, мерзкий и пищащий.
- Это Элеонора звонит! – мрачно проговорил Максим, заспанный и очень растрепанный в своих шортах и майке – Только она так противно звонит! Не отвечай ей.
Аллочка вытащила телефон из кармана, выпачканной в тютину, рубашки, мельком подумав, что ее легче выбросить, чем отстирать и уставилась на телефон, где на фоне красного сердечка, темнела надпись: «Элеонора».
- А мы когда к папе пойдем? – поинтересовался мальчик, дождавшись, пока прекратится сигнал – и еще я кушать хочу и.. в туалет – добавил он страшным шепотом.
Аллочка только хмыкнула, отведя это городское дитя в деревянный домик в конце огорода. Мальчик долго и недоверчиво вглядывался в открытую дверь, пытаясь осознать – как именно пользоваться этим достижением цивилизации, затем невольно вздохнул, исчез за дощатой дверкой на пару секунд и выскочил, точно ошпаренный.
Умывался он на улице, под рукомойником, шумно плескался, повизгивал – колодезная вода была голодной и бодрящей.
А вот яичница с помидорами ему очень понравилась – он вылизал тарелку хлебушком, выпил чай, сказал спасибо.
Аллочка с сомнением взглянула на его помятую одежду.
- Давай поглажу – предложила она.