Он отвернулся, чтобы она не увидела гримасу боли, исказившую его лицо. Эдит была права: он любит Селию как собственного ребенка. Но достаточно ли этого? Пять лет назад, после смерти Лауры, у него была мысль попросить Эдит взять Селию к себе на воспитание. Из Эдит вышла бы прекрасная мать, но, к сожалению, она не могла иметь детей. Однако в тот момент, когда после похорон Лауры он увидел Селию в Уинком-Мэнор, то сразу ощутил связь с этим ребенком. Он помнил, как няня, добродушная немолодая женщина, произнесла:

– Селия, скажи: «Привет, папа».

Женщина осторожно приобняла ребенка за хрупкие плечики и слегка подтолкнула вперед. Селия, которой тогда было всего лишь три годика, отвернулась и ухватилась за юбки няни, словно увидела перед собой какое-то страшилище.

– Все хорошо, мисс Пенвози, – сказал он, усаживаясь в кресло, стоявшее в углу довольно большой комнаты. – Селия давно меня не видела, нам придется знакомиться заново.

В течение трех дней он просиживал в детской все время, пока ребенок не спал. В первый день она играла на полу, изредка поглядывая на него, словно он был какой-то диковиной или чем-то совершенно неуместным, как жук в тарелке с супом. На второй день, когда он сидел в том же кресле, проверяя бухгалтерские книги поместья, Селия тихонько подошла к нему и, нырнув под стол, коснулась манжеты его шерстяной брючины, словно именно грубая ткань заинтересовала ее. Он заглянул под стол и нежно улыбнулся ей, но Селия тут же убежала. На третий день она осмелела, подошла к нему и, словно желая убедиться, что этот человек не является плодом ее фантазии, дотронулась до его руки своими крошечными пальчиками. Он хотел посадить малышку к себе на колени, но сдержал свой порыв, решив, что лишь напугает Селию. Вместо этого Хейден притворился, что ему щекотно, и они наконец улыбнулись друг другу. А тем же вечером после ужина она сама забралась к нему на колени с книгой в руках и робко посмотрела на него. Именно тогда он понял: в его сердце поселилась любовь к этому невинному ребенку, поэтому он заберет Селию в Лондон и будет заботиться о ней лучшим образом.

– Хейден, – голос Эдит вернул его в действительность, – прошу тебя, в будущем веди себя благоразумнее, если не ради себя, то ради тех, кто тебя любит. – Сестра встала и расправила юбку. – Мне пора идти, Селия ждет меня внизу, я обещала, что она сможет зайти проведать тебя, прежде чем мы отправимся за покупками.

Он кивнул. Улыбнувшись, словно они вели всего лишь ни к чему не обязывающий разговор о погоде, Эдит наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Умоляю тебя прислушаться к моим словам.

Хейден погладил ее по руке. Она права: если он не изменит свой образ жизни, то не выполнит данное у могилы Лауры обещание позаботиться о Селии и вновь подведет свою жену.

София вышла из дома в холодный ноябрьский воздух. Она спустилась по лестнице черного хода и оказалась на тротуаре перед домом Уэстфилда. Модно одетый джентльмен стоял под козырьком парадной двери лорда. Глаза у него были почти такими же темными, как у Софии, а несколько угловатое лицо, хотя его и нельзя было назвать по-настоящему красивым, привлекало внимание. Мужчина обернулся и поприветствовал девушку, приподняв шляпу, открыв яркому дневному свету шрам на левой щеке. Парадная дверь отворилась.

– О, лорд Адлер, – приветливо произнес дворецкий, – входите, сэр.

Адлер? Конечно же, она слышала это имя раньше. Скандалы гнались за этим аристократом, словно гончие псы. Неподалеку раздалось деликатное мужское покашливание. Она обернулась и увидела Томаса, стоявшего возле своего экипажа. София радостно поспешила навстречу своему близкому другу и работодателю.

– Томас, как поживаете?

– У меня все хорошо. А как вы, София?

– Прекрасно.

Она забралась в экипаж, изнутри обитый голубым плюшем. Доктор последовал за своей помощницей, на его лице застыло выражение явного недоверия. Кучер плавно тронул экипаж, запряженный двумя лошадьми, и, слегка покачиваясь на мягких рессорах, он двинулся по мостовой. Якобы не замечая пытливого взгляда Томаса, София смотрела в окно, но не видела ни роскошных фасадов, ни прогуливающийся люд: перед ее глазами застыл образ Хейдена Уэстфилда, лежащего на шезлонге и прикрытого лишь небольшим куском ткани.

– София?

Она слегка вздрогнула и, обернувшись, увидела, что Томас внимательно смотрит на нее. Он улыбнулся.

– Похоже, дорогая, вы не слышали ни единого моего слова.

– Томас, простите меня, пожалуйста, – ответила София, чувствуя себя глупо из-за того, что распутно грезила о человеке, совершенно ей безразличном.

– О чем задумалась?

Она уставилась на свои руки, сложенные на коленях.

– Я думала о том, доставлены ли припасы для амбулатории.

София почувствовала себя виноватой, она всегда была предельно честна с Томасом, но рассказывать ему о своих постыдных грезах… ни за что. Не расскажет даже своему надежному другу, который знает о ней больше, чем кто-либо в Лондоне. Он знал, что София выросла в Челси, у нее были мама, папа, дедушка и сестра Мария. Но дифтерия выкосила их семью, пощадив только ее и Марию. Сестер отправили к единственному имеющемуся у них родственнику – дяде отца Чарлзу. Ей было двенадцать, когда они приехали в Нортумберленд, и она все еще помнила слова двоюродного дедушки Чарлза, которые он произнес, увидев девочек.

– Велите их хорошенько отмыть, – сказал он экономке. – Они выглядят как цыганки.

В то время она не понимала, почему их оливковая кожа так раздражает его. Мама была еще темнее, и папа называл ее своей итальянской богиней. Лишь годы спустя она узнала о надеждах дедушки на брак отца, что он женится на приличной английской мисс, может быть, даже на аристократке. И не имело значения, что Алетта была дочерью весьма уважаемого художника Винсента Джанни; мама все равно оставалась безродной иммигранткой, не вхожей в круг английского высшего света. Именно эти несбывшиеся надежды делали деда жестоким в отношении девочек. Ему просто невозможно было угодить.

– Наверное, Уэстфилд был невыносим? – спросил Томас, вновь прерывая ее мысли.

– Невыносим? – переспросила она.

– София, ты понимаешь, что я имею в виду, – проговорил Томас несколько раздраженно. – Он высокомерный человек. Я хочу знать, как ты это переносишь? – Внезапный шум на улице ненадолго отвлек доктора, но спустя минуту Томас вновь обернулся к Софии. – Ты не ответила на мой вопрос. Уэстфилд обращается с тобой уважительно?

– Томас, уверяю тебя, я могу с ним справиться.

– А ему об этом известно?

Она рассмеялась.

– Рискну сказать, что скоро станет известно.

На красивом лице Томаса вновь появилась улыбка.

– Рад это слышать. – Он расслабленно откинулся на спинку сиденья. Глядя на нее, Томас продолжил: – Однако мне будет намного легче, если ты больше не станешь приходить в его дом.

София удивленно подняла брови.

– Тебе неважно, что он ранен? Он тебе настолько неприятен?

– Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы сказать, что Уэстфилд мне неприятен. Но слухи об оргиях, которые он организовывал, и развращенности этого, с позволения сказать, джентльмена… В общем, я сожалею, что леди Прескотт удалось уговорить тебя ухаживать за этим человеком.

– Я считала, что ты не веришь сплетням.

На повороте в Уайтчепел экипаж качнуло.

– Конечно, не верю, но… – Он снял шляпу и несколько нервными движениями начал разглаживать ее поля. – Далеко не всё это сплетни, София. Ты, может быть, не знаешь, но у него есть ребенок, и девочка родилась через семь месяцев после свадьбы. А через несколько недель после ее рождения Уэстфилд уже объявился в Лондоне и вел себя как вольный самец.

– О, – только и смогла выдавить София.

– Надо отдать ему должное, он не отказался от ребенка, но его жена принадлежала к иному социальному слою. И его выставляемые напоказ связи я никак не могу извинить. Он оставил бедняжку в деревне, где она умерла почти пять лет назад.