Минуло километра два, смолкли шумы, долетавшие с дороги. К пению птиц примешивался только скрежет колёсиков чемодана да тихий шелест листвы. Чем глубже в лес – тем тропинка становилась всё шире, деревья расступались, и наконец вдали показался высокий забор, из-за которого выглядывали треугольные крыши. На дороге обозначился скрюченный силуэт: навстречу деду и внучке шагал прихрамывая сутулый мужчина в длинном плаще. Рядом с ним шлёпал по лужам большой лохматый пёс. Прохожий неспешно прогуливался по тропинке и тихо разговаривал то ли сам с собой, то ли со своим четвероногим другом. Дед уже издали поприветствовал прохожего, а когда они поравнялись, дружелюбно сказал:

– Доброе утро, Горан.

– Доброе, – сдержанно ответил тот, скосив холодные чёрные глаза на Лию. – Внучка? С материка приехала? – сходу поинтересовался он и вопросительно надломил правую бровь.

На его не слишком уж приветливом лице выделялся нос с горбинкой. Жёсткие волосы цвета вороного крыла с проблесками седины топорщились в разные стороны.

– Приехала, – кивнул дед, – дождался наконец.

– Не забудь о нашей договорённости, – добавил мужчина, снова метнув взгляд на девочку.

– Конечно, помню.

Лию смутила манера прохожего – не очень дружелюбный тип.

– Он тут у нас Глава Администрации, – вполголоса пояснил дед, едва Горан похромал дальше.

– Суровый какой-то… А о чём это он, что за договорённость?

– Да так, по поводу субботника.

Внезапно позади раздался громкий чих. “Будь здоров!” – послышалось в ответ.

Лия резко оглянулась. Кто это сказал? На дороге, кроме Горана и собаки, не было ни души. Явно, говорил не пёс… Не мог же Глава Администрации сам пожелать себе здоровья… Или мог? А если чихнул не он, а собака…

– Что такое, Лия? – спросил дед, заметив её растерянность.

– Не, ничего, – пробормотала она и, объяснив себе странное происшествие недосыпом – то люди на вулкане мерещатся, то говорящие птицы и собаки – тут же забыла о случившемся.

– Ну вот мы и пришли, – дед отпер засов на воротах. – Видишь дом с голубыми ставнями – это мой.

Окружённый кустами жимолости и смородины, первый от забора, стоял простой деревянный дом в два этажа: фасад облицован узкими, почерневшими от времени досками, на окнах – выкрашенные в голубой цвет ставни с незатейливой резьбой. Возле маленького крыльца с четырьмя ступеньками сгрудились плетёные корзины, резиновые сапоги, лейка и пара вёдер. Было не заперто. Дед потянул ручку и отворил дверь.

На первом этаже, в конце коридора, крохотный закуток занимала кухня со старой газовой плитой и простенькой мебелью; слева крутая деревянная лестница вела на второй этаж; а по правую сторону располагались две комнаты.

– Поставлю чайник, – сказал дед, – а ты пока осмотрись тут.

Лия зашла в гостиную. На деревянном полу отпечатались жёлтые квадраты света, льющегося сквозь большие окна с видом на сад; перед ними – обеденный стол под клеёнкой, а вдоль стены – потёртый диван. Лия присела, рассматривая цветочный рисунок обивки, он смутно припомнился ей – должно быть, дед перевёз часть мебели из городской квартиры.

С многочисленных фотографий, развешанных по стенам, на Лию смотрели знакомые лица. Вот она сама в раннем детстве: смешная белобрысая девчушка с ямочками на щеках. Ямочки есть у неё и сейчас, правда менее заметные. На свадебной фотографии деда не узнать. Какие же у него тогда были густые, длинные волосы – ниже плеч – и залихватские брови. Бабушка в белом кружевном платье, юная и ослепительно красивая, держит его под руку, и оба светятся счастьем. А вот недавний снимок, где они все вместе в московской квартире возле наряженной ёлки. Лие стало так уютно и хорошо, будто она снова попала в дом детства.

Повидаться с дедом удавалось редко – всего-навсего пару недель в году, когда он с бабушкой прилетал в Москву на новогодние праздники. Бабуля всякий раз привозила домашние козинаки из кедровых орешков (вкуснее лакомства Лия в жизни не пробовала), а дед на ходу сочинял сказки про волшебные страны и заколдованные леса, которые девочка слушала с упоением. Ёлку по обычаю наряжали всей семьёй. Дед при этом незаметно обматывал бабушку серебряными гирляндами, и каждый раз она попадалась на его невинные шутки. “Ей богу, вы прям как дети!” – смеялась Лиина мама. В новогоднюю ночь старики непременно дарили подарки не только дочери и внучке, но и друг дружке. Лия смотрела на них и думала: наверное, это и есть настоящая любовь, совсем как в сказках. Год назад бабушки не стало, её кончина надолго выбила деда из колеи. Он даже не поехал в Москву на прошлые зимние каникулы, а совсем недавно вдруг сообщил по телефону, что перебирается из Петропавловска-Камчатского в родной посёлок, вблизи от города. Вероятно, это известие и убедило Лию ехать-таки на Камчатку.

Лия перевела взгляд на фотографию улыбающегося отца: у него такие же пепельные волосы и щёлка между передними зубами, как у неё. К горлу подкатил комок.

Раннее детство запечатлелось в её памяти разрозненной мозаикой, сложенной из обрывков воспоминаний; воспоминаний, впрочем, счастливых, о тех временах, когда девочку ещё окружала дружная и полная семья: мама, папа, бабушка и дедушка. После трагедии ей, четырёхлетнему ребёнку, было невдомёк, что такое смерть и что такое природная катастрофа. Зачем им с мамой понадобилось уезжать от бабушки и дедушки. Но однажды, уже в Москве, Лие тогда едва исполнилось восемь, она случайно увидела по телевизору отрывок документального фильма «Встреча с дьяволом», снятого известным французским вулканологом не где-нибудь, а в жерле вулкана. Леденящие душу кадры сильно потрясли девочку. С удивительной живостью предстала перед Лией картина смерти отца: один против безжалостной огнедышащей стихии в неравной борьбе, обречённой на поражение. С тех пор при каждом упоминании о вулканах Лию пронизывал страх, а по ночам ей часто виделись кошмары.

Лия тяжело вздохнула и обернулась – в эту секунду вошёл дед с заварочным чайником и чашками.

– Деда Слава, какие длиннющие волосы ты тогда отрастил, – сказала она, снимая со стены свадебную фотографию.

– Да, было дело, – улыбнулся старик, разливая кипяток по чашкам. Затем он подошёл к Лие и взял в руки снимок. – Какая она красивая, правда?

– Тебе очень её не хватает?

Дед кивнул, и Лие даже показалось, что в уголках его глаз заблестела влага.

– Подожди, у меня есть для тебя одна вещица, – он вышел из комнаты и через минуту вернулся, сжимая что-то в ладони.

– Вот держи, – дед протянул Лие длинную золотую цепочку, с которой свисал массивный кулон в форме цветка, инкрустированный крупным зелёным камнем. – Анна хотела, чтобы ты хранила его. Знаю – молодёжь нынче такое не носит, но…

– Сохраню, конечно! – воскликнула Лия.

Она помнила этот кулон. Бабушка всегда надевала его по особым случаям. И хотя украшение и впрямь не соответствовало вкусу Лии (по правде сказать, она даже бижутерии не носила, не говоря уже о драгоценностях) и виделось ей чересчур броским и немного аляпистым, в ту минуту на исполосованной морщинами ладони деда этот цветок с толстыми жёлтыми лепестками показался девочке самым ценным и дорогим сокровищем в мире. Она тут же надела его и спрятала под рубашкой. Соприкасаясь с кожей в области сердца, благородный металл как будто согревал новую владелицу, отдавая ей тепло владелицы предыдущей.

– Я его никогда не сниму! Никогда-никогда!

Дед улыбнулся, и глаза засветились лучиками морщин:

– Я рад, что бабушкин кулон пришёлся тебе по душе. Ну, садись чай пить, – жестом он пригласил Лию к столу, – пойду печенье принесу.

Лия отодвинула табурет и тут на полочке, слева от окна, заметила любопытный предмет: прозрачный шар, отлитый из чёрного стекла, на резной деревянной подставке, внутри – миниатюрный вулкан. Ну конечно! Это же её любимая запретная игрушка. Взрослые никогда не разрешали трогать хрупкий сувенир, опасаясь, что малышка может его разбить. Лия встряхнула шар – из жерла вылетело серебристое облако. Искринки закувыркались в воздухе, медленно опадая, и над вулканом возникла объёмная картинка: четыре человеческие фигурки в длинных плащах.