Долго ещё она ворочалась в кресле Боинга, пока опять не заснула – но теперь без сновидений. Разбудил её голос пилота. Динамик хрипло сообщил о начале снижения. Мама спала, сосед-походник – тоже. Лия глянула в окно. Рассвело, внизу простиралось вплоть до самого горизонта сотканное из серых лоскутов-облаков взбитое воздушное одеяло, по краю которого расползались бледно-жёлтые отблески проснувшегося солнца. Внезапно сплошное полотно прорвала седая островерхая гора. Лия отпрянула. Нечего и сомневаться – то был вулкан. Дым столбом валил из жерла и стелился поверх облаков. У неё перехватило дыхание, но, не в силах отвести взгляд, словно завороженная грозным величием каменного исполина, она продолжала смотреть в иллюминатор и вдруг, расширив от удивления глаза, прильнула к стеклу. Чётко по периметру кратер вулкана опоясывало огненное кольцо. Лия проморгалась, но видение не исчезло, напротив, теперь стало видно, что рядом движутся точки. Неужели люди? Изо всех сил Лия всматривалась в запорошенный пеплом воздух. Зрение не обманывало её: там правда кто-то был. Вдруг это попавшие в беду альпинисты, а огненное кольцо – сигнальный огонь? Если так, пилот наверняка уже заметил их и сообщил по рации…

Лия потормошила маму за рукав.

– А? Что? Мы прилетели? – прохрипела та спросонья.

– Посмотри… Кажется, там люди, – взволнованно проговорила Лия и опять выглянула в иллюминатор, но в эту секунду вулкан исчез за стальным крылом.

– Где? Я не вижу, – спросила мама.

– Уже пролетели, – растерянно пробормотала девочка, – а может, и показалось…

Самолёт стремительно снижался. Плотные тучи рассеивались, сквозь обрывки облаков проступали бурые вершины с прочерченными снегом жилами, землю прорезали артерии рек, а вдали студёной синевой раскрывал объятия океан. У Лии захватило дух. Она словно попала на другую планету или в древнюю эру, когда природа ещё властвовала над человеком. Горы, горы, горы – повсюду, куда ни посмотри. На Лию вдруг все разом нахлынули далёкие воспоминания о холодном крае, неожиданно почудился запах северного моря и прикосновение ветра. Она вновь ощущала что-то родное, давно забытое и покинутое, и даже страхи отступали перед этим волнующим чувством, или ей только так казалось. Самолёт описал круг над морем и пошёл на посадку. Замелькали проволоки дорог, кубики разнотипных строений, островки леса. Через считаные минуты пилот уже объявлял об успешном приземлении в аэропорту Елизово.

***

Велина сидела за столом, заслонившись от ярких солнечных лучей, льющихся сквозь раскрытое окно. Янтарные блики играли на её длинных золотисто-медовых волосах. Девочка склонилась над книгой, но не читала, а исподлобья наблюдала за дедом: битый час он неистово наматывал круги по периметру необъятной библиотеки и беспокойно поглаживал величавую седую бороду. Вот уже несколько дней какие-то тягостные мысли не оставляли его.

Старый волшебник по имени Пламен что-то бормотал себе под нос, сдвинув густые белые брови. Уж полвека минуло, а ведь он вроде бы даже пообещал тогда, что приедет и найдёт брата. Пять дней отсутствия… Если Шоана проведает – жди беды. Пламен остановился и посмотрел на внучку, словно желая что-то сказать ей, но передумал и зашагал в противоположную сторону. Нет, не может он оставить страну на Велину. Она слишком мала. Умная не по годам, одарённая волшебница, но всё же ребёнок… Хотя, если не сейчас, то вряд ли когда-нибудь он решится. Годы идут, старость даёт о себе знать всё сильнее… Неужто до смерти ему с братом не свидеться? Поездка и так слишком долго откладывалась, а теперь, когда Огнеслав вернулся в поселение, сама судьба велит.

Пламен задержал взгляд на выцветшем, в серебряной раме, портрете: братья, обнявшись за плечи, сидят на берегу Изумрудного, такие безудержно молодые и такие похожие. Сколько времени утекло – уму непостижимо. Этот портрет был написан за год до их последнего разговора, который состоялся ровно на том же месте. Седовласый волшебник устало опустился в кресло и закрыл глаза. Многое из прежних дней подёрнулось в его памяти дымкой забвения, но воспоминание о том тёплом августовском утре до сих пор тлело неугасающим светом.

Разгорался новый день, солнце уже окунулось в озеро и растекалось по его поверхности жидким золотом. Черноглазые русалки отдыхали на камнях, свесив в воду серебристые хвосты и расчёсывая перламутровыми гребнями шелковистые волосы изумрудно-бирюзового цвета, того же самого, что и озёрная вода. Из зарослей сладко пахнущей травы доносилась заливистая песня синехвостки. Пламен хорошо запомнил эти радужные звуки, которые казались в сто раз преувеличенными на фоне напряжённого молчания, повисшего меж братьями. Наконец, судорожно пригладив длинные каштановые волосы, он неуверенно начал:

– Огнеслав, подумай всё же как следует…

– Опять ты за своё, – мягко перебил его старший брат, удивительно похожий на младшего, с той лишь разницей, что был он чуть выше ростом и чуть худощавее. – Нам осталось только попрощаться, ты же знаешь – я уже всё обдумал.

– Но как ты не понимаешь! Там иной мир, серый, лишённый волшебства, иные люди – тебе не ужиться среди них…

– Нет, это ты не понимаешь. Здесь без Анны мне не жизнь. Теперь она мой мир и моё волшебство, – ответил Огнеслав, и его вдохновенное лицо просияло.

– Ты же помнишь, что гласит Предание из Книги Огня, – дрожащим голосом проговорил Пламен. – А тот сын огненный, кто отдаст сердце человеку из Мира Внешнего…

Тут Огнеслав подхватил слова брата, и закончили они хором:

– … и сам он, и потомки его лишатся умений чародейских и будут навсегда изгнаны из Мира Волшебного, обрекая себя на жизнь человеческую.

– Знаю, знаю, – безмятежно ответил Огнеслав, – всё это уже сотни раз говорено.

– Не будь Анна из людей, я бы подумал, не околдовала ли она тебя?

– Это колдовство называется любовью, брат. Любовь превыше волшебства, и я счастлив, что встретил её, порадуйся и ты за меня.

– Не могу, – удручённо проговорил Пламен, и его выразительные брови отчаянно изогнулись, – ты обрекаешь себя и свой род. Чему я должен радоваться?

Огнеслав молча смотрел на брата, и глаза его сияли безмятежной уверенностью в выбранном пути.

– Ведь ты же старший наследник, в конце концов! – от безысходности Пламен сорвался на крик. – Ты не можешь покинуть страну, это безответственно!

– Но ведь у страны есть ты, – Огнеслав улыбнулся, – уверен, из тебя выйдет достойный Верховный Чародей.

– Конечно… – горько усмехнулся младший брат и, помолчав немного, бесцветным голосом добавил: – Мы больше не увидимся, тебе не вернуться в Таахон.

– Здесь ты прав: это дорога в один конец, – впервые в лице Огнеслава промелькнула грусть, а в душе Пламена засквозил лучик надежды.

Старший брат окинул глазами Таахон, словно пытаясь запечатлеть в памяти каждую мелочь. Его взгляд скользил по красновато-чёрным скалам, окружающим страну, спускался к низким зелёным холмам, одетым стелющимся кедровником, перебегал по верхушкам берёз и спешил к цветным крышам близлежащей деревни. Затем устремлялся к резвящимся в воде русалкам, чьи серебристые чешуйки ловили полуденное солнце, а хвосты разбивали отражение замка на глади Изумрудного.

Пламен не знал, о чём думает Огнеслав, но по лёгкой улыбке на его губах решил, что, вероятно, тот вспоминает о детстве, когда мальчишками они дурачились в озере, пытаясь поймать русалок за хвост, и сам оттого улыбнулся.

Глубоко вздохнув, Огнеслав взял ладони брата в свои:

– Да, я не вернусь, но ведь ты выберешься ко мне во Внешний мир?

– Поверить не могу! – вознегодовал Пламен. – Как же я оставлю страну? На кого? Ты сам покидаешь меня, и мне же тебя искать! Неужели непонятно – Огненное Братство только того и ждёт…

– Перстень теперь надёжно спрятан, им ни за что не узнать, где он.