— Зависть… — процедил я себе под нос.

— Не могу понять… твоя к нему или его к тебе, — хихикнула она, прихрамывая и надвигаясь.

Она долила масла в огонь, разожжённый Выем. Я готов был порубить всех местных уродов на куски. Но начать сегодня стоило с неё.

— Мой крестовый поход ещё не окончен! — заорал я.

Искривлённая тварь издала вопль баньши и метнулась, выбросив вперёд руки, стремясь ухватить меня за шею. Я отклонился назад, избегая её взвившихся плетьми рук. Ладонь почувствовала тепло самурайского меча. Позолоченная цуба с изображением карпа блеснула, когда я молниеносно выхватил катану из ножен. Всю свою праведную ярость я направил на остриё клинка. Тварь выводила пируэты, вращая руками в безумном танце. Я наступал. Но руки-крылья били, яростно свистя в воздухе. Когти её рассекли мне губу. Я ощутил медный привкус крови во рту, а смерч из рук вновь двигался на меня. Клинок рассёк воздушное пространство перед собой, и первая рука баньши отлетела в сторону. Из раны хлынула зелёная кровь, попала мне в лицо, защипала кожу. Зависть вопила, сотрясая крышу. Звук её голоса резонировал в барабанных перепонках, готовый разорвать их. Я мучительно сжал уши, отступая, на минуту оглохнув. И она бросилась, ожесточённо лупя руками, прорезая воздух. Я с холодным расчётом двигался вокруг неё. Настал момент, и я вновь рубанул. Вторая рука покатилась в сторону. Тварь орала и, как мельница, крутила «лопостями». Я отскакивал, прогибался, высекал искры из бетонного покрытия, промахиваясь, когда она вёртко угрём уходила от удара. Я начинал понимать её нехитрую стратегию, вернее отсутствие таковой. Очередной пируэт, обманный бросок и неожиданный выпад принесли мне сразу два трофея. Две руки отвалились, орошая крышу зелёной жидкостью. Теперь тварь выглядела совсем не страшной, скорее убогой. Обычная, двурукая, горбатая, измученная. Мне стало жаль её, когда она издала истошный вопль, столь пронзительный, полный печали и тоски, что на закалённого в боях воина должна была напасть глубинная и непреодолимая слабость. Но я снова рубанул. Пятая рука упала в лужу, забрызгав густой мутной жижей мои потрёпанные джинсы. Тварь повалилась на спину, поджав ноги, истекая зеленью. Сил, чтобы кричать, у неё не осталось. Она лишь поскуливала, попискивала… душераздирающе, мучительно, страшно. Минутная слабость породила довод о бессмысленности содеянного. Подозрения и догадки обрушились на меня… Пока не появился Он. Аплодируя, подошёл, остановившись возле меня, сокрушённо стоящего над изуродованным телом, которое было ещё живо…

========== Семь.VII ==========

— Ты доказал. Теперь я вижу, что ты и вправду тот, кто есть.

— Спаситель?.. — усмехнулся я. — Но… кого я спас?

Вый повёл желваками на скулах и с силой вдавил каблук ботинка в кривое лицо едва живой Зависти. Кости хрустнули, писк затих, и тело её расслабилось.

— Я долго ждал тебя. Ты даже не можешь представить сколько. Так не умеют ждать любовники. — Он искривил рот в подобии улыбки. — Теперь мы воссоединимся.

Уверенное лицо, внешне такое же как у меня, но отчего-то чужое, с воодушевлённым взглядом фанатика, вот-вот готового впасть в состояние крайней экзальтации.

— Ты и я. Мы воссоединимся, обретя истинную власть. Воплотим… — Он не договорил свою пламенную речь.

— Лукавый… — процедил я. — Наконец, я понял…

— Отдай себя добровольно! — хищно распахнув глаза, требовал Он. — Это Величайшая цель. Она реальна. Не будет тебя, не будет меня. Возродится Он. В этом теле… — Он всё-таки указал на меня рукой, закованной в пурпурную перчатку из неведомого зверя. Значит, моё тело реально. Подделка здесь Он.

Я рассмеялся, согнувшись пополам, не выпуская катаны из руки.

— Вы все здесь только спите и видите, что я вам отдамся…

— Иначе мне придётся низвергнуть тебя, забрав то, что необходимо Ему.

— Попробуй, — проговорил я сквозь зубы.

Откуда-то налетела песчаная буря, хлестая колкими песчинками по незащищённым одеждой участкам кожи. Я тщетно закрывался от них. Мир пропал в золотистом песке.

— Это не твой мир, не тебе диктовать правила! — закричал Вый. Голос его доносился отовсюду. Когда ветер стих, я понял, что нахожусь посреди пустыни, ботинки погружались в песок. Пальцы обеих рук покоились на двух изогнутых кинжалах. Я сосредоточенно ждал, вслушиваясь в колыхания аэра.

Он появился из ниоткуда, пурпурным смерчем налетев на меня. Два лезвия в Его руках сверкнули, оставляя в воздухе после себя пурпурные сполохи. Предугадывая каждый выпад, шаг, взмах, удар, поворот, укол, прыжок, Вый оттеснял меня, не давая никаких шансов. Лезвия Его парных клинков пылали нетерпением и жаждой крови. Как долго они не испивали её, настоящую, человеческую! От ожесточённых нападений я едва увёртывался, но с успехом отражал их. Мы словно репетировали перед зеркалом. Бой с тенью продолжался неостановимо, яростно и безрезультатно. Противник был неуловим, Он выдавал финт за финтом, а мне оставалось лишь избегать ударов, вертясь рыбиной на сковороде. Я воспользовался коротким преимуществом, когда, уходя от клинков, упал на колени и, кувырнувшись, вскочил слева от него. Теперь наступила моя очередь пробивать Его оборону. Он лишь улыбнулся, продолжая с лёгкостью отмахиваться, как от назойливой мухи.

— Я твой демон, твоя Гордыня, твоё отражение. Тот, кем бы ты мог стать.

Он ликовал и наслаждался, смеясь надо мной, унижая. Глаза его говорили, потоком выпуская в мою голову безмолвную мыслеречь. С какой силой Он уважал меня за пройденный путь, с такой же презирал за отказ.

— Ты — не я, — сквозь сжатые зубы процедил я простую истину.

Наши клинки сошлись, заскрежетали, отскочили и вновь закружились. Пустыня преисполнилась танцами, скользящими ударами, плавными и одновременно быстрыми движениями, мельканием блестящих лезвий. Мы бились ранеными птицами, полы его плаща взмывали от бега, разбрасывая пурпурные перья. Мы становились частью истории, которая бесконечно жива, а её герои вынуждены не прекращать своё действо, дабы легенда существовала вечно. Время остановилось. Песчинки его застряли в сухом воздухе, вакуум и тишина обволокли меня, когда я вспомнил слова Профита, осознав, что должен сделать. Откровение снизошло на меня, как и уверенность в том, что это истинно единственный вариант. Вый исчез из поля зрения, применив какую-то хитрую уловку. Он испарился, как фокусник в цирке шапито. Я искал его глазами, быстро оглядываясь, ожидая укола в любую минуту. И понял — вот мой единственный шанс. Я закрыл глаза, вслушиваясь в воздушные потоки и глубоко дыша, вбирая энергию ирреальности, которая стала для меня местом Перерождения. Я готов был отдать себя этому месту, но ценой лишь Его жизни. Если я буду низвергнут, то лишь вместе с ним. Иное недопустимо.

Я слушал… и слышал. Чутьё моё обострилось. Я ждал.

Нежное дуновение и лёгкое колыхание воздуха за спиной известили меня о Его появлении. Он бы не стал мешкать, не стал и я. Он атаковал из-за спины в миг, когда и я, не разворачиваясь, с силой ударил обоими клинками, пригнувшись и подавшись вперёд. Перемещения прекратились. Я не двигался, пытаясь понять, что произошло. Я ощутил вес, напирающий на меня сзади, и только тогда позволил себе открыть глаза. Схватившись пальцами за рукав моей куртки, Вый оседал на песок. Лицо его хранило отпечаток разочарования и удивления, когда он упал, а пурпурный плащ кровавым пятном расстелился под ним. Песок под ногами стал осыпаться куда-то вниз, будто через огромное сито, в котором мы находились. Я неловко повёл рукой по шейным позвонкам, инстинктивно пытаясь увериться в том, что Он промахнулся. Я знал, куда бы он ударил так, чтобы наверняка. Эта была бы лучшая стратегия — напасть со спины, метнуться невидимкой и перерезать горло. «АКУЛа промахнулась, а ЛУКА нет…» — я рассмеялся этой мысли, тряхнув головой. Песчинки уносились из-под ног, как содержимое песочных часов, словно кто-то умелой рукой, перевернул их вверх тормашками.