«Половецкие пляски раскосых ночей…» Половецкие пляски раскосых ночей — То гроза во всё небо, то ливень над садом, Глухо падают яблоки в мутный ручей, Руки льда холодней, кипятка горячей, И душа зависает меж раем и адом. Это август! – Не ворог, не ворон, не вор… Я сама заманила лихого гостёчка — Пусть уводит меня хоть в калмыцкий шатёр, Хоть на съезжий базар, на последний позор, — Лишь бы не солгала августовская ночка. И окно занавешу, и яблок в подол Наберу, не шарахаясь молний и грома. Будет облаком плавать по комнате стол, Будут яблоки биться о вымытый пол И ежи топотить по дорожке вдоль дома. Кто уйдёт, кто вернётся – загадывать зря! И в тоске не насуплю шмелиные брови… От июльской светлыни до лун сентября Прогорит эта ночь, и очнётся заря, Словно брошенка, губы кусая до крови. «На прощанье темно и пристально…» На прощанье темно и пристально Посмотрел – не его беда, Что шуршат августовской лиственью Дождевые мои года. Я уже под зонтом не выбегу Окликать, обещать весну, И заслугу мою, и выслугу Гневной пригоршнью не плесну. Оба знаем все чёты-нечеты Вольных слов и невольных пут… Ближе к осени ветры-кречеты Всё суровей крылами бьют. Ни луча за межой безлунною, Ни следа в дождевом саду. Август… Август… А сердце юное, Вот и мается, как в бреду. Грибные места экспромт По колкам, по колкам, по колкам — Ничего, кроме листьев, не вижу! Божий мир доверяет рукам: Не обидишь, мол? Нет, не обижу! Тополёвник, дубняк, березняк… У людей тяжелеют корзинки, А в моём саквояже сквозняк, — Но какой листопад по низинке! Вот осинник пошёл! Как дрожит Лист осиновый – меленько-мелко… На боку мухоморец лежит — Рыхлый, рыжий… Не гриб – переспелка! Вновь берёзы и вновь тополя… Говорят, здесь бывает рядовка. У попутчиков по два куля, У меня в саквояже нулёвка. Ужик юркнул в расщелину… – Брысь! Дождь пошёл, потускнела поляна… Со стоянки, где все собрались, Близким эхом несётся: «Татьяна!» И машина уже завелась. Лист шуршит под ногой, как бумага… – Здесь я, здесь! – Слава Богу, нашлась! Подставляй саквояж, бедолага! «Между ливнем и волной…» Между ливнем и волной На танцующем мосту Скачут молнии за мной По бетонному хвосту. Заслони меня зонтом, Заслони меня плащом — С этим адовым мостом Мне не сладить нипочём. Уплывая из-под пят, Сам на глиняных ногах — Он до судорог распят На скрипучих берегах. Слёзы катятся из глаз, Невозможно глянуть вниз… Этот бешеный сюрпляс, Право слово, не сюрприз. Жажда кислая, как медь, Спазмом вяжется во рту… Дай мне Бог не умереть На танцующем мосту! «Без вещего сна, без высокого звона…» Без вещего сна, без высокого звона, Без плеска невидимых крыл Душа, словно вытравленная икона, Небесных лишается сил. Бормочет пустое, не может вместиться В испытанный болью канон, А белая ночь – синекрылая птица Садится на чёрный балкон. И снова, и снова по стёртому следу Пытается выжить душа — Всплакнёт о любимых, ночную беседу Со снегом начнёт не спеша. И снова, и снова – сплошные начала: Январь, покаянье, строка… И то уже славно, что не одичала В безмолвии долгом рука. А год начинается, ангел нисходит Холодную жизнь обновить, Но знает ли сердце, твою ли находит Он зябко звенящую нить?! Оклики Мой шишок Мой колючий шишок Был когда-то ручным и домашним, Он мяукал и лаял, Комолым телёнком мычал. Все любили его Чуть подвыпившим, чуть бесшабашным, А потом разлюбили, И сразу шишок одичал. Развеселью теперь Он, как тёмному лесу, не верит, И еды не берёт, И на доброе слово молчит… Может, плачет в душе, Понимая, что мир лицемерит? Может, в памяти дальней Мяукает, лает, мычит? Зажурили шишка, Что ни утро – гребёнкины зубья: И полы не метёт!.. И в разбойной охоте не скор!.. Кто ему пособит? Кто избавит его от безлюбья, От ершистой повадки — Зловредничать наперекор? Я тихонько войду, Молока подогрею в кастрюльке, За ушко потреплю, Чтоб не думал: и эта хитрит! Лай, мяукай, мычи, Подремакивай в ситцевой люльке, На хороших людей Не копи нехороших обид! |
