– Сударыня, окажите любезность, пройдёмте со мной в подсобку. Одному мне там будет скучно, а вместе, я уверен, мы сможем скоротать время до вечера.
Жена торговца с плохо скрываемым страхом посмотрела на Орма, потом с надеждой на Хлына.
– Зачем вам, собственно, Гостинега понадобилась? Ведь всё, что нужно, должен делать я. Может, отпустить её? Пусть погуляет где-нибудь, развеется? Отвлечётся от всего того ужаса, который только что пережила?
– Пойдёт к твоим друзьям, расскажет обо мне… – с той же интонацией проговорил Орм, как бы заканчивая за торговцем. – Нет, любезный Хлын, жена твоя будет сидеть со мной в подсобке. В тесноте, да не в обиде. Мне так спокойнее.
Проговорив это, великан жестом пригласил женщину пройти в подсобку. Та, склонив голову медленно, с трудом перебирая ногами, проследовала в тёмное и тесное помещение. Они с трудом уместились в маленьком закутке, который сложно было назвать отдельной комнатой. Это место было наполнено большим количеством разных отрезов тканей, инструментов и какой-то старой рухляди. Единственным источником света там был дверной проём, который вёл в торговую комнату, но он почти полностью был закрыт занавеской, которой великан воспользовался, чтобы его и жену торговца не было видно. Орм и Гостинега сидели рядом друг с другом. Женщина была практически вдавлена в стену огромным телом храдийца, но выбора у неё не было, приходилось терпеть. Сначала они сидели молча. Орм изучал попавший ему в руки самострел. Так продолжалось какое-то время, пока гнетущая тишина не надоела мужчине. Он повернулся к Гостинеге, которая уже почти отошла от ужаса, который внушал ей непрошенный гость, и спросил:
– А что, детишек у вас нет что ли?
Женщина медлила с ответом около минуты. Она, очевидно, не знала, как себя вести. Стоит ли вообще говорить с этим великаном или лучше молчать? А если молчать, вдруг он разозлится и ударит её или начнёт крушить лавку, или угрожать её мужу. Мысли одна страшнее другой заполонили голову Гостинеги. Глаза у неё нервно забегали, она поджала губы и не в силах была ничего произнести. Страх с новой силой подкатывал комком к её горлу.
– Вот у нас была большая семья… – непринуждённо продолжил великан, не обращая внимания на то, что его вопрос остался без ответа. – Помню, по осени, когда хлеб уже собрали, свежее зерно мы с братьями носили на мельницу, лошади-то у нас не было. Пахали на себе, сеяли сами, сами и урожай собирали, и мешки зерна тоже на мельницу вместе с братьями и отцом носили. Ох и тяжелое это дело, скажу я вам, уважаемая Гостинега. Пока до мельницы мешки допрёшь, ничего уже не хочешь. А потом обратно же надо муку тащить. Мать с сёстрами дома дожидались. Но оно того стоило. Клянусь всеми богами, свежий хлеб прямо из печи, да если повезло, и мать или отец где молоком разжились, ух, вот это королевское угощение! А, бывало, младший братик, Трюгфир, от такой был шкет, – показал рукой от пола Орм чуть выше своего колена, – мёд у пасечника воровал! Представляете! Сам от горшка два вершка, а всё туда же! Еду в дом добывал. Чаще он, конечно, весной по грибы, а летом по ягоды в лес ходил с сёстрами. Но, бывало, и озоровал, конечно. И тогда у нас с братьями пир был. Хлеб с молоком и мёдом… – Орм мечтательно прикрыл глаза, подняв голову. – Как вспомню, до сих пор слюнки текут. – Великан расплылся в блаженной улыбке. – А у вас какие лакомства в детстве были?
– Я… я очень любила солёные огурцы, – неуверенно дрожащим голосом проговорила Гостинега. – Я выросла в деревне Сулье. Это на востоке, рядом с рекой Алткой…
– Знаю, река эта является границей между Тиврусом и конфедерацией гномских кланов с восточных гор, – перебил Гостинегу Орм.
– Угу… там шахта рядом была соляная у них. Они выменивали соль на еду. Сами-то они не очень-то выращивали себе еду. Говорили, у них там под землёй особая порода слепых свиней есть. Вроде как им солнца не надо, они, как кроты, под землёй могут жить и расти. Не знаю, правда ли, я таких никогда не видела. В общем, к нам часто приезжали гномы, меняли соль на овощи, рыбу и зерно. Поэтому соли было много, мы всё солили: и овощи, и мясо. Но больше всего я любила огурцы… родители всё говорили: «Гося, покушай мяса, вон какая худая и бледная, никто тебя замуж такую не возьмёт». А я всё им отвечала: «Не хочу вашего мяса, и замуж не хочу, дайте огурец!». После этих слов женщина сначала нервно захихикала, а потом рассмеялась.
Орм тоже заулыбался. В этот момент в лавку купца зашли трое. Женщина и двое мужчин. Храдиец в мгновение ока посерьезнел и аккуратно отодвинул занавеску, наблюдая в щель между ней и стеной за гостями. Недолго думая, взял на прицел самого крупного мужчину. Но это было лишним. Гостями торговца оказались обычные покупатели. Хотя для самого торговца они скорее были не обычные, а очень важные. Жена самого сотника Лютобора с двумя дружинниками заглянула в его лавку, чтобы купить несколько отрезов ткани мужу на новую рубаху и старшему сыну на штаны. Хлын, завидев такую важную особу, тут же рассыпался в комплиментах, рассказывая жене сотника о том, как она хорошеет день ото дня. Та с надменным видом ходила по лавке и выбирала ткани, презрительно кривя лицо и морща большой неказистый нос. Она внимательно изучала отрезы разных тканей, ощупывала их, некоторые даже зачем-то подносила к лицу, будто нюхая. После чего, не глядя на торговца, ткнула пальцем в несколько отрезов, бросив лишь скупое: «Вот эти».
Хлын подхватил указанную ткань и передал её дружинникам. Тот, что был крупнее, достал кошель, висевший у него на шее на крепком кожаном ремешке, и отсчитал несколько монет. После чего дружинники покинули лавку. Хлын подошёл к подсобке и попросил Орма передать ему ту самую корзину с обрезками, которую ему нужно было выставить как условный знак. Храдиец, оглянувшись по сторонам, не сразу заметил её в полумраке. Но ему помогла Гостинега. Ловким движением руки она извлекла из-под правой ноги великана нужный предмет и передала его мужу.
– Спасибо… – растерянно пробормотал Орм. – Я бы и сам нашёл…
– Пустяки, – отмахнулась женщина, – я же здесь работаю. А расскажи ещё что-нибудь о Храдии. У тебя так интересно получается.
– Да что там рассказывать. Жили, как все. Местный барон душил оброком, почти всю еду забирал. Но это я уже потом понимать начал, почему так. Когда меня этот барон на службу взял…
– Как же вы к нему пошли на службу, если он всю еду у вас забирал? Вы же, наверное, должны были его ненавидеть, – поразилась Гостинега.
– А я и ненавидел. Молодой был, горячий. Мне тогда пятнадцатый год шёл, как пришли солдаты и давай из закромов все, что было, грести. Отец кинулся было попросить, мол, оставьте чего, детей да жену кормить, а те ему кулак под рёбра. Ну, тут мы с братьями, конечно, не стерпели. Четверо нас было… на самом деле трое, Трюгфиру тогда едва девять исполнилось, ну куда ему супротив солдат-то? Но храбрый он был, как куница. И такой же ловкий. В общем, вступились мы за батю-то. Братьев моих и отца быстро солдаты уложили…
– Убили?! – прикрывая руками рот, вскрикнула Гостинега.
– Да не-е-е-т. Зачем убили? Просто побили. Так, чтобы больше не хотелось с властью пререкаться. Ну а со мной, значит, сложнее им было. Я ж уже в четырнадцать был выше всех в деревне. Ну и оглоблю я схватил здоровенную, отмахивался от солдат, значит. Троих уработал, прежде чем меня скрутили. Потащили к барону. На суд, значит. Думал я тогда, повесят, как смутьяна и бунтаря. Привели меня в замок. А я до этого выше церкви никаких зданий не видал. А тут настоящий замок со стеной и с башнями. Я тогда подумал, что меня по ошибке к королю привели. – Сказав это, Орм заулыбался. – И вот стою я перед бароном, я его представлял таким толстым мужиком, старым, седым, умудрённым опытом, а увидел я парня чуть больше двадцати лет от роду. Он был немногим старше, чем мой старший брат. И вот стоит он, смотрит на меня, совершенно не понимая, зачем меня притащили, а я смотрю на него, злой как чёрт, взъерошенный. А десятник ему говорит, вот этот, мол, троих наших отходил оглоблей. Что с ним делать? Барон глянул на меня и сказал, что для начала в колодки на три дня. И вот после трёх дней в колодках он лично пришёл меня освобождать. Ну как лично, вокруг конечно были солдаты, человек десять не меньше. Все с оружием. И, значит, один из них, самый мелкий, подбежал и снял замки. Я сразу же выпрямился, начал разминаться, ну а что? Всё тело затекло за три дня-то. Смотрю, а у них морды вытянулись, стоят столбами, глазами хлопают. Это потом я узнал, что обычно через три дня мужики без сил валятся на землю…
