Спустя две недели я достигла Форкса.
Сердце у меня заныло, когда я увидела знакомую кромку леса и пляж. Как добраться до особняка Калленов я помнила. Совладав с острым, невыносимым желанием появиться дома, я углубилась в лес. Всё время представляла, как обниму отца, попрошу у него прощения и скажу, что теперь он должен притворяться, будто я умерла. Будет трудно всё объяснить ему, но у меня бы получилось.
Я не должна думать об этом. Одно письмо, один единственный намёк на то, что я жива, подвергнет его жизнь опасности. Придётся молчать.
В туманном лесу Форкса Эдвард сообщил мне о Договоре и показал свою истинную природу. На свету правда уродлива. Воистину.
Особняк Калленов выглядел так, словно никто не жил там долгое время. Дом казался давно заброшенным. Во дворе ни одной машины.
Я собиралась просто выломать дверь, но неожиданно поняла, что она не заперта.
Если бы моё сердце могло в тот момент биться быстрее, у меня была бы тахикардия. Я вошла на порог и огляделась.
Они оставили тут всю мебель. Здесь оказалось довольно душно, пахло старой древесиной. Я не чуяла тут никого живого. Только подойдя к лестнице, я почувствовала, что не одна. Тут есть еще один вампир…
Облизав губы, я заставила себя как можно более осторожно и бесшумно красться наверх. Я помнила, где находится спальня Эдварда и собиралась попасть туда. Не похоже, что пришелец замечал меня. Не дыша и медленно крадучись, я подобралась к двери в его спальню и аккуратно приоткрыла дверь. Я увидела все ту же келью вампира, привыкшего к уединению и минимализму в обстановке.
Это был не Эдвард. Рыжеволосая девушка сидела на полу спиной ко мне, совершенно меня не замечая. Я оцепенела — «Виктория!»
Она перебирала какие-то листы бумаги, которые нашла в кладке пола. Я не знала, что делать. Почему она не замечает меня? Или только делает вид?
Я сделала еще шаг. Виктория не обращала на меня внимание. Играет со мной?
Я облизала губы и переступила порог комнаты.
Она действительно не видит меня?
— Не двигайся, — как можно более холодно произнесла я. — Новорожденные, говорят, очень опасны в бою.
Я блефовала. Мне было невероятно страшно.
Виктория подскочила, словно ужаленная, и уставилась на меня столь же перепугано, сколь, должно быть, смотрела на нее я.
— Ты выжила… — прошептала она, округлив глаза.
— Определенно, — ответила я осторожно. — Ты тоже.
Она неожиданно горько хмыкнула:
— Я бросила свою сестру и оторвалась от неё, когда Эдвард загнал нас в ловушку. Джеймс обратил тебя?
— Как видишь.
— Я отговаривала его… — пробормотала Виктория. — Я всегда берегла его от опасностей. В этом и был мой смысл. Ты знаешь, что такое — потерять смысл? — вымученная улыбка мелькнула на её бледных губах. — Ты ещё не знаешь, что такое боль, хоть ты и пережила обращение в упыря.
Я молчала, не представляя, что сказать на это.
— Ты пришла меня убить, малышка? — спросила Виктория.
— Я никого не хочу убивать.
Она рассмеялась:
— Боже, какой бред. Ты вампир, и ты будешь убивать. Это непривычно, — задумчиво добавила она, — но ты обязательно с этим смиришься. Знаешь, это только по началу люди воспринимаются тобой, как равные. Но потом ты начнёшь относиться к ним, как к ягнятам. Это неизбежно. Разница в системе питания всё меняет.
Я нахмурилась. Почему она не нападает и не бежит?
— В тебе течет его часть. Он создал тебя, — произнесла Виктория, глядя на меня с ненавистью. — Я не могу тебя уничтожить, — затем она посмотрела на листы бумаги у себя под ногами. — А это для тебя…
— Для меня?
— Эдвард сентиментален, кто бы мог подумать? Знаешь, он довольно подробно описал всё, что чувствует. Трогательно.
Я с тревогой взглянула на листы бумаги.
— Я не способна отобрать их у тебя, ты всё равно отнимешь, — холодно произнесла Виктория и улыбнулась: — Хочешь почитать?
— Что ты тут искала? — спросила я.
— Их след… — произнесла Виктория. — Они убили мою сестру и моего возлюбленного, защищая их идиотский Договор. Можешь попытаться остановить меня, но я сбегу. Может, ты и сильна, но довольно неуклюжа.
— Ты не справишься с ними в одиночку.
Она молчала.
— Тебя просто убьют, — добавила я.
— Так ты за меня беспокоишься? Это так мило, — издевательски протянула она. — Меня от тебя тошнит. Меня тошнит от этого мира…
Виктория собралась уйти, но мне не хотелось отпускать ее. За две недели она являлась первым существом, с которым я могла свободно общаться и не притворяться.
— Постой…
— Не рекомендую тебе за мной следовать, — прошипела она. — Я не боюсь тебя. Может, ты и сильна, но я гораздо более ловкая. Очухаться не успеешь, как я отгрызу твою голову. Мне и так слишком сильно этого хочется.
Она открыла окно и очень быстро исчезла.
Ненавидела меня, но и убить не могла. Я — то единственное, что осталось от человека, которого она, вероятно, любила.
Я посмотрела на листы у себя под ногами. Их трепал ветер.
«Всё-таки почему она не заметила меня, когда я к ней подкрадывалась? Она умеет чуять слежку лучше всех прочих вампиров…»
Даже если у Виктории был ответ на этот вопрос, она предпочла не давать мне его.
«Если ты всё-таки пришла сюда, значит, я правда научился немного предсказывать твоё поведение. Прогресс, пусть и запоздалый.
Я знаю, тебе хочется пойти за нами, отомстить или проверить, как там родители, но каждая из таких попыток для тебя чревата смертью.
Ты сказала, что любишь меня, помнишь? Я не был способен ответить на эти чувства. Возможно, мне слишком много лет. Или я просто слишком многих убил. Так или иначе, но дыра в моей груди определенно больше, чем возможность любить. Так мне казалось. Потом возникло любопытство, интерес. «Какой забавный ребёнок, — думал я. — Какая она странная, сумасшедшая и смешная».
Я никогда и никого не оберегал. Оберегать тебя — было любопытным опытом. И в процессе я понял, что твоя жизнь мне дорога. И становится дороже с каждым днём. Я пытался предотвратить возникновение моих чувств к тебе. Я пытался выстроить для тебя шаблон. Он был важен, потому что я не переношу предсказуемых и скучных людей. Люди — моя страсть, я тебе говорил. Я вечно читаю мысли, и по-настоящему близких, интересных для меня просто не существует.
Я с некоторым презрением отношусь к спонтанной любви или любви с первого взгляда, как принято ее называть. Она ослепляет, длится какое-то время, перерастает в лучшем случае в хорошую привычку или еще реже — в уважение. Но оба человека далеко не всегда при этом отдают себе отчет в том, почему любят друг друга, безусловно принимая себя такими, какие они есть. Это мышление животных, и я никогда не видел в этом ничего романтичного, потому что в глупости нет романтики.
Я не был способен влюбиться в простую девушку, представляющую из себя пустое место с красивыми глазами, потому что не размениваюсь по мелочам. Красивые сказки о том, как никчемность, страдающая по поводу своего самоуничижения, неожиданно получает в награду богатого принца, всегда вызывали во мне только презрительную улыбку. Держу пари, ты считаешь так же. Рассказы о том, как двое «просто полюбили друг друга, и всё» были реалистичны, но внушали сострадание по отношению к тем, о ком они сложены, потому что эти рассказы напоминали истории о гипнозе, гадалках и вере в астрологию.
Я полюбил тебя, когда увидел твою реакцию на Договор. Ты металась в кошмарном сне у себя на кровати. Я больше не видел в тебе ребёнка, только взрослое существо, полное отчаяния. Отчаяния настолько сильного, что оно способно тебя убить. Какое сердце нужно иметь, чтобы так воспринимать мир?
Отношения между человеком и вампиром противоестественны и запрещены. Стоило мне только на миг позволить себе искреннюю нежность к тебе, и инстинкт мог убить тебя. Даже единственный поцелуй дался мне невероятно тяжело.