Я отдаю тебе свой дневник. Он полезен тем, что в нём ты найдешь ценные для себя советы по охоте, маскировке и самозащите. Используй его страницы с умом и никому никогда не показывай. Лирики там немного, я не умею вести такого рода записи. Надеюсь, он будет тебе полезен.

Меня отговаривали оставлять тут своё послание. Розали опять твердила, что я подставляю семью, ведь если записи найдет кто-то другой (каратель, возможно), то ты и я будем в опасности. Но мне почему-то кажется, что ты обязательно придешь сюда».

Я медленно порвала это письмо, села на пол…

Вампиры, наверное, не плачут. Меня трясло от рыданий, но я не смогла выдавить из себя и слезинки.

В окно стучался тонкими ветвями каштан, по стеклу барабанил дождь. В мире отныне царила бесконечная, глубокая, беспощадная тишина… Молчание. Сгущались сырые сумерки. Густой лес выл ледяными ветрами в кронах своих деревьев. Я в нём осталась навек. Я навек осталась в сумраке — между жизнью и смертью, между ночью и днем, между вечностью и безвременьем. Здесь никого не осталось, кроме меня и моих демонов.

Забирая с собой дневник и оглядываясь, я нашла в царящем вокруг лёгком беспорядке нечто странное. Этой вещи никак не могло здесь быть, так как я не приносила её сюда. На полу у стола валялась моя книга по социальной психологии. Та самая «Эффект Люцифера» — потрёпанная, исписанная моими комментариями. Книга, с которой всё началось. Её я читала на перемене, когда со мной заговорил Эдвард Каллен. На уроке биологии. В тот же день он сказал мне — если у тебя есть вопросы, добивайся ответов на них.

Я медленно подняла книгу и полистала её. Из страничек выпал маленький лист, на котором значилось печатными буквами: «Там, где ты увидела смерть».

Эта фраза, вырванная из контекста, ни для кого не имела значения, но и сама книга и фраза прямо указывали на район в Порт-Анджелесе, когда Эдвард при мне прикончил пятерых человек.

Я смяла в ладони бумажку, схватила с собой книгу и выбежала из дома.

Если бы Эдвард просто исчез, оставив меня, это бы значило, что он покоряется Договору, как и весь клан Калленов. Это значило бы, что моя любовь к нему — ошибка, потому что он ничем не отличается от других. Именно это я и пыталась пережить, сидя там на полу и осознавая, что он предпочёл следовать Договору, нежели попытаться дать о себе знать. Мне безразлично, отвечает он на мои чувства или нет. Если Эдвард такой же, как все — я задушу в себе любовь к нему, как заразу.

Я понятия не имела, как искать тот тупиковый переулок в Порт-Анджелесе. Помнила только, что там много автомастерских, гаражей. Мне вспомнились несколько вывесок, и я решила ориентироваться на них.

Добравшись до города, я спросила у одного из местных, как добраться до запомнившейся мне мастерской. Глупо предполагать, что всё это время Эдвард ждал меня там, но я надеялась отыскать какой-то намёк на то, где он может сейчас находиться.

Город шумел жизнью и очень сильно нервировал. Напялив на себя солнцезащитные очки и натянув на голову капюшон, я шла к мастерской. Солнце ещё не село, но было облачно, так что по большей части я оказалась защищена от риска раскрыть себя.

Я старалась идти не слишком быстро. Каждый мой шаг отдавался в теле с напряжением, когда я старалась контролировать скорость собственного передвижения. Больше всего раздражал запах людей. Создавалось впечатление, что я нахожусь в кондитерской лавке, где много вкусных пирожных. Меня тошнило при мысли, что я могу захотеть выпить человека, но я понимала, что ещё немного такого существования, и люди станут восприниматься мной автоматически, как пища. Я старалась отдалить от себя этот момент, как могла.

Наконец, я дошла до тупикового переулка, но здесь оказалось пусто. Изредка на улице показывались прохожие, но никто из них не замечал меня.

Я ждала до заката. Сделалось темно, на улицах зажглись фонари, но я всё прекрасно видела. Солнце зашло, и мне стало легче дышать. Я сняла очки и капюшон. Затем осознала, что всё это время была практически неподвижна.

Я не услышала, как за спиной у меня опустилась тёмная тень, но почувствовала слабый запах и обернулась. Эдвард смотрел куда-то сквозь меня. Он огляделся, по всей видимости, меня не замечая, и мне пришлось помахать ему рукой, чтобы он, вздрогнув, перевёл на меня взгляд.

— Как ты смогла так прокрасться? Я тебя не видел.

— Не знаю. Я всегда умела быть незаметной, — ответила я прерывисто. — Я прочла письмо, нашла книгу…

Он прервал меня и крепко прижал к себе. Я ответила на это объятие и закрыла глаза.

— Наконец-то могу обнять тебя, не испытывая желания убить тебя, — прошептал он.

Какое-то время мы молчали, стоя в этом переулке. Он заглянул мне в глаза, погладил по щеке. Теперь его движения были лишены скованности, напряжения.

— Слушай. Официально — я на охоте, — заговорил Эдвард. — Никто не знает про то, что мы видимся. Розали знает лишь о письме.

— На ваш след попытается выйти Виктория, она одержима мыслью вас прикончить, — сказала я.

Помолчав, Эдвард вздохнул:

— Это самоубийство. Думаю, она сама это понимает. Не думаю, что стоит о ней беспокоиться. Главное, что теперь нам придётся бежать.

— Бежать? — удивилась я.

— Зачем, по-твоему, я пришёл к тебе? — спросил Эдвард. — Чтобы трогательно обниматься? Я пришёл, потому что я больше не стану защищать Договор. Нам обоим придётся скрываться.

— Проклятье, Эдвард! У тебя есть возможность жить со своим кланом, ты ещё можешь вернуться. Если тебя поймают, то казнят! — разозлилась я. — Спасибо, что пришёл ко мне. Мне было это нужно, но теперь…

— Помолчи, — нахмурился Эдвард. — Я всё продумал. С моим кланом всё будет в порядке. Я не вмешивал ни одного из них в свой план. Их будут допрашивать и, вероятно, отправят за нами в погоню, но это произойдёт нескоро. У нас есть фора времени. С одной стороны, так я привлеку внимание к себе. С другой — я прекрасно умею прятаться. Но прятаться придётся постоянно, потому что среди клана Вольтури есть вампир по имени Деметрий. Это совершенная ищейка. Сонастроившись с мыслями любого человека или вампира, он будет выслеживать его по всему земному шару. Правда, для сонастройки ему нужно как можно больше знать о человеке, а ещё лучше — видеть его лично хоть раз. Деметрий ни разу не видел меня, но, разумеется, сможет отыскать меня, если постарается. Когда это случится, за нами отправят карательный отряд…

— Почему они не использовали его, чтобы поймать Джеймса? — спросила я.

— Потому что Деметрий занимается отделом контроля популяции вампиров и оборотней. Он постоянно находится в работе и при этом координирует свой отдел. Было бы странно использовать его всякий раз, когда кто-то нарушает правила. К его помощи прибегнут не сразу, но прибегнут обязательно, — ответил Эдвард. — И я готов к этому. Что я умею, так это контролировать свои чувства и мысли, иначе Джаспер бы догадался о моих планах.

— Эдвард, ты подвергаешь нас обоих опасности…

— Договор тебя устраивает? — резко спросил он. — Ты говорила, что зла на тех, кто покорен ему. Ты говорила, что тебя злят люди, идущие на поводу у системы. Мы можем попытаться изменить это.

— Я понятия не имею, как, — ответила я.

— Мы обсудим это позже. Сейчас нам лучше как можно скорее покинуть Порт-Анджелес и достигнуть моего убежища. Есть вероятность, что пока это единственное безопасное место в мире для нас обоих. Белла, — он говорил уже на ходу со мной, — я привык быть покорным. Я сделался ленивым, разочарованным. Твоё появление, твои мысли и твоя реакция на происходящее растормошили меня из этой спячки. За это я и полюбил тебя. Ты вернула мне мой смысл.

— Ты хочешь сломать систему, — я нервно усмехнулась, — но это та ситуация, когда внезапно появляются герои и начинают революцию, в то время, как толпы просто идут на поводу у обстоятельств. Эдвард, интеллектуальная революция случится не с подачи двух героев, а с подачи каждого человека в отдельности. Когда каждый проснётся и осознает, что он не скот. Что он имеет право не убивать, если ему приказывают. Он имеет право следовать не закону, а принципам собственной совести, потому что ему не нужен страх, чтобы оставаться человеком. И таких людей по факту очень мало. Люди цивилизованны только до тех пор, пока их сдерживает ядро закона. Убери полицию, рамки, тюрьмы, и люди станут животными.