Я слушала его очень внимательно. Он повидал уже, как минимум, две войны, раз за разом терял близких и любимых. Господи, и этот человек говорит, что я интересна? У меня не умещалось это в голове. Моя маленькая скучная жизнь, наполненная солнечными буднями и смешными трагедиями, едва ли может быть интересна.

— Уже через полдня я почувствовал признаки болезни, — продолжал Эдвард. — Карлайл боролся за мою жизнь, но ничего не мог сделать, я умирал. Я очень хорошо помню то, что он сказал мне… «Эдвард, ты не должен умереть. Только не ты и не так, не на этой войне от болезни». Он увидел во мне что-то, наверное. Он всегда был необыкновенным, даже для вампира. Карлайл обратил меня. Возможно, ему было одиноко. Или ему стало жаль меня, потому что я потерял надежду и нескольких друзей на войне. Если бы ты знала, сколько трупов тогда было. Никто их не считал. Трупы заболевших сжигали. Сначала пытались ещё как-то соблюдать уважение к смерти, но когда тела стали увозить битком на телегах, думаю, пришло всеобщее эмоциональное отупение. Так что, разумеется, никто даже не заметил, как я пропал, — он рассказывал это с поразительной холодностью. — Несколько дней агонии, безумия и самоуничтожения, а потом я очнулся совсем другим существом. И весь мир переменился для меня. Карлайл научил меня его принципам, но, думаю, изначально я показал себя плохим учеником. Меня тянуло к людской крови, а их мысли сводили меня с ума. Я не мог отключать свой дар, голова у меня разрывалась от голосов, воплей, криков, шёпотов, чужих мыслеобразов в два потока… Несколько месяцев я был готов проклинать его за то, что он меня обратил. Позже я как-то выкарабкался. Карлайл помог мне. После войны мы отправились путешествовать. Мы жили, как дикие, постоянно скрывались, были очень осторожны. За это время, можешь мне поверить, я возненавидел людей, хотя никогда не считал себя мизантропом. По большей части я предпочитал леса и далёкие от поселений поля. За всё время путешествий мы с Карлайлом не встретили ни одного вампира. Потом с ним случилось то, что может случиться с любым вампиром, — Эдвард печально улыбнулся. — Он влюбился. Мы оба понимали, какой это абсурд — полюбить человека. Он дал себе слово незаметно оберегать её и придушить в себе все попытки причинить ей боль или сблизиться с ней. Зная его… одержимость по отношению к верности собственным словам, я точно понимал, что он сдержит сказанное. Но, к несчастью, эта девушка упала со скалы, и спасти её он не успел. Карлайл не позволил себе сдаться. Он проследил за ней, пока ее везли в морг, а потом выкрал оттуда… Ее нервная система была еще целостна и жива, а кровь не испортилась — это самое главное. Так он обратил Эсме, с которой живёт до сих пор. По-моему сложно представить себе существо, менее предрасположенное к вампиризму. Это была очень набожная девушка, она любила своих родителей и считала Карлайла чудовищем. Однажды она убежала. Зов крови повёл её к людям, и там она, поддавшись слепой жажде, едва не убила человека. Карлайл спас её от этого поступка. Он терпеливо опекал её, наставлял и обучал. Мало помалу она научилась себя контролировать, а потом полюбила Карлайла. Думаю, в большей степени это благодарность, но я ни разу не видел её с ним несчастной. Вампиров очень мало. Когда они образуют пару — это, как правило, надолго по всем меркам. Иногда вампиры образуют пару вовсе не по любви, а просто чтобы держаться вместе и помогать друг другу. Это выгодно в мире, для которого ты чужой. Для нас любовь всегда несёт с собой понятие выгоды, с этим ничего не поделаешь.

— Эмметт встречается с Розали, если только они не притворяются. А Джаспер состоит в отношениях с Элис. Почему ты одинок?

— Я читаю мысли, — вздохнул Эдвард. — У меня было довольно много попыток обрести своего человека, но каждая такая попытка обрекалась на провал, просто потому что я очень быстро узнавал свою пассию — от и до. И со временем это уже раздражало. Сложно встречаться с человеком, мысли которого для тебя абсолютно предсказуемы. В клане я как бы держусь особняком. Эсме меня по-матерински любит и опекает больше других. Карлайл мне очень близок, и у меня действительно особенная связь с Элис, потому что она… Она уникальна, — улыбнулся Эдвард. — Она останется непредсказуемой, даже если я прочитаю её всю. В итоге я сделался старым ворчуном, мизантропом и вообще отказался от мысли обрести пару. В самом деле, не думаю, что мне это нужно.

Мне нравилось его слушать, потому что я здорово отвлекалась от тянущих сердце мыслей.

— Следующей, кого на своём пути повстречала наша семья, была Розали. Мы тогда были в Нью-Йорке. Обычно Карлайл не обращал людей. Это случилось два раза — со мной и Эсме. И он считал, что обязан нести ответ за тех, кого обратил. В Нью-Йорке его привлекали перспективы и возможности развиваться в качестве хирурга. Как-то раз он принёс в наш домик изломанное, несчастное создание. Это была невероятно красивая девушка в дорогом платье, висевшем на её теле клочьями. Карлайл был очень бледен. Он ничего не стал объяснять нам. Только сказал, что она обращена и должна пережить следующие пару дней. Позже выяснилось, что он нашёл её по запаху крови на улице, выброшенную, как ненужную куклу. Она не плакала и не звала на помощь, хотя находилась в сознании. Когда Розали пришла в себя после обращения, она не задавала вопросов и, вообще, молчала, представляя собой ледяную, как мрамор, красивую куклу. Когда же она, наконец, заговорила, то первым её вопросом было: “Насколько я стала сильной?” Она спрашивала только о своих способностях. Она не сказала, что именно с ней случилось. Я, впрочем, знал… Я видел это её глазами — её воспоминания, — он нахмурился. — Но никому не рассказал об этом. И когда она однажды ушла ночью, я попросил Карлайла не вмешиваться. Он сопротивлялся и говорил, что Розали нужно вернуть. Она отличалась от нас всех — сильная, сдержанная и закованная сама в себе.

— Что с ней такое случилось, что её не удивило даже превращение в вампира?

— Не скажу, — ответил мне Эдвард.— Это не твоя боль. Розали ненавидит, когда кто-то вспоминает об этом. И она имеет право на это.

— Кто-то причинил ей сильную боль, да? Она ушла мстить?

— Мстить? — он улыбнулся бледной, загадочной улыбкой. — Это была бойня. И я помогал ей в этом. Мы подружились после той ночи и договорились, что никто из нас не скажет о произошедшем. Мы стояли перед пылающим особняком, держась за руки. Розали не плакала, она смотрела на пламя с гордой яростью в глазах. Потом сказала мне: “Пошли. Сквозь огонь они в огонь и вошли”. Она имела в виду ад. Благодаря мне Розали осталась с нами, но ещё долго хранила к нам холодность. Я слегка потерял от неё голову, но понимал, что между нами никогда ничего не будет. Она ненавидела мужчин. Я мог быть ей только другом. Кроме того, она знала, что я читаю её мысли и относилась ко мне очень настороженно. Её раздражало то, что она не может закрыться. Ей, как воздух, требовалась возможность хранить секреты, и я не мог ей этого дать.

— Мне жаль, — искренне сказала я.

— М-да… Она долго была моим наваждением. Но через два года ей пришлось спасти от гризли одного охотника. Тот истекал кровью. Увидев, кто именно его спас, умирающий парень посмотрел на Розали восхищённо и спросил: “Та ангел, который пришёл забрать меня?” Учитывая, что он спросил это прямо перед своей смертью, едва ли он собирался сделать ей пошлый комплимент. Искренне подумал, что Розали — его галлюцинация. Сначала она хотела бросить его умирать, но что-то заставило её передумать. Она обратила его. На самом деле, никто не думал, что она, вообще, способна на такой подвиг воли. Но это в характере Розали — выглядеть хрупкой, светловолосой куклой и являться по своей натуре солдатом. Она сумела правильно обратить Эмметта, выходить его. Она по-матерински ухаживала за ним. Тогда я впервые увидел, на что она способна, когда любит кого-то. У неё сердце львицы.

Я не испытывала и капли ревности, когда он рассказывал это. Всё это звучало в таких красках, что я вместе с ним сопереживала Розали.