Я посмотрела на него так, что он снисходительно улыбнулся:

— Шутка. Просто в этом месте почти не слышно людей, но в то же время оно недостаточно далеко и от дома и от города. Идеальное место отдыха. Хотя цветы там, вроде бы, тоже есть, — он пожал плечами. — Хорошо, что мы едем на твоей машине…

— Правда? Почему?

— Ее проще отследить, чем человека в одиночку, — ответил Эдвард. — Если ты пропадешь, тебя смогут отыскать по пикапу.

Началось. Он испытывает меня. Я ничего ему на это не ответила.

— Я научу тебя, как различать вампиров. Впрочем, это не составит труда, учитывая, что мы избегаем солнца. Но так ты сможешь понять, почему мы это делаем.

— Хорошо, — сдержанно ответила я.

— Ты сказала отцу, где тебя искать?

— Нет, — ответила я.

— А Джессике? — нахмурился он.

— Я никому не сказала…

— Чёрт, никто не знает, с кем ты и где? — он выглядел злым.

— Ну, твоя семья же в курсе…

— Да, им наплевать на тебя, — прошептал Эдвард. — Почему ты никого не проинформировала?

— Я уже говорила…

— А ты повтори.

— Я верю тебе. Со мной всё будет хорошо, — я сказала это, упрямо глядя на дорогу и сжимая руками руль.

— Вот как? — ласково спросил он, хотя мне не понравилась его ленивая полуулыбка. — Ну, хорошо.

Не стал спорить. Плохой признак.

Мы ехали молча. Эдвард что-то обдумывал — вполне спокойно. Я понимала, о чём он думает. Так ли сильно ему нужна вся эта суета с девчонкой, которая слишком многое хочет знать? Не проще ли меня убить? И, если так, то, может, сегодня самое время? Он сможет легко замести следы…

Я точно чувствовала, что он так думал, и Эдвард понимал это.

Для него почему-то имело значение то, какой я человек. Может, я кого-то напоминала ему? Или ему ценны нестандартные люди? Не знаю. Знаю только, что этого повода достаточно, чтобы он меня не убил. Мне кажется, я немного отвечала каким-то его личным принципам. Впрочем, я могла гадать сколько угодно.

Наконец, дорога понемногу стала умирать, истончаться, полоска асфальта закончилась, и теперь вперед вела двойная тропа, оставленная редкими машинами, проезжавшими тут. Именно тут мы остановили пикап.

Вокруг никого, небо продолжало светлеть. Эдвард накинул на голову капюшон толстовки, расстегнутой ниже ключиц, и я увидела, что под ней ничего не надето. Он застегнулся и скрыл часть своего лица неплотным шарфом. Тут нас обоих еще могут увидеть.

Тишина, наполненная пением птиц, немного смущала меня. Эдвард легко шел подле меня, не глядя в мою сторону. Я знала, что он продолжает вести с собой тяжелый спор — убивать или не убивать. Он не понимает, почему я так спокойна. Просто если он и убьет меня, значит, жить не стоило. А я в такое не верю. Следовательно — убить он меня не может. Думаю, ему бы показалась нелепой такая логика, зато меня она полностью устраивала.

Неожиданно он свернул с тропы и пошел прямо к дремучему, густому лесу.

Примерно так и пропадали люди в резервации — в тихом-тихом и безмятежном лесу, пока никто не видит. На секунду я замешкалась, а потом уверенно пошла вперед. Я готова, — говорила я себе. — Пусть будет то, что будет.

— Наконец-то тебе хоть немного страшно, — пробормотал он.

— Мне не страшно.

Не отвечать же ему, что когда мы с ним наедине, и он вот так вот закатывает рукава по локоть, то мысли мои становятся примитивными до тошноты.

— Нет, мне совсем не страшно, — уверенно добавила я, радуясь тому, что он не может читать мои мысли.

— Сердце бьется быстро.

— Давненько я так далеко не ходила, — бесстрастно ответила я.

Он только плечами пожал.

Я вспомнила, как вчера злость на себя позволила мне обрести обратно рассудок. Это сработало. Дальше я шла с ним гораздо спокойнее.

— Элис кое-что мне вчера сказала, — нарушил молчание он. Его голос раздавался немного глухо среди деревьев. — Насчет тебя.

Я обеспокоенно спросила:

— Теперь она тоже хочет, чтобы ты меня убил?

Он покачал головой:

— Нет.

— Не тяни! Это что-то важное?

— Боюсь, что да, — медленно вымолвил Эдвард. — Элис… очень своеобразная девушка. Очень особенная. Даже для упыря. Она невероятно чувствительна. Пожалуй, она одна немногих, кто никогда не кусал человека. Возможно, это позволяет ей быть более внимательной, чем всем нам. Она сказала странную штуку. Ей показалось, что между мной и тобой правда что-то есть. Разумеется, это исключено, что я ей и сказал. Отношения между человеком и упырем абсурдны.

— Не… произноси этого слова, пожалуйста, — негромко пробормотала я.

— В другой ситуации мне бы и в голову не пришло, что Элис права. Но ты и правда ненормальная, так что я спрошу тебя прямо.

— Мне просто интересно, а какая разница, как мы друг к другу относимся? — я старалась чтобы мой голос звучал твердо. — Мир от этого треснет, что ли?

— Замолчи, — резко сказал он. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Никто и не думал, что возможна длительная связь вампира и человека. Это абсурд.

— Почему? — спокойно спросила я.

— Потому что когда человек сильно возбуждается, он теряет над собой контроль, — Эдвард, как обычно, являл собой саму прямолинейность. — То же самое с вампиром. Иными словами попытка, например, заняться любовью с человеком закончится смертью последнего. Без вариантов. У нас инстинкты гораздо сильнее. И сопротивляться им сложнее. Точнее — в ряде случаев это физически невозможно.

— Между нами ничего не будет, ты можешь не беспокоиться на сей счет.

— Но ты не ответила на вопрос.

— А ты так и не сказал, какой в этом смысл, — сухо ответила я. — Какое тебе дело? Просто информируй меня дальше. Мы же не собираемся спать вместе.

— Некоторые вампиры это практикуют перед тем, как выпить жертву досуха, — задумчиво уточнил он. — В процессе они ломают человеку кости. Ты не представляешь себе, насколько осуждаются у нас такие извращения. Ты непредсказуема, Белла. Я не знаю, что взбредет тебе в голову, если ты, не дай бог…

— Мне нечего тебе сказать, — мрачно ответила я.

— То есть, Элис ошиблась?

— Да.

— Я нисколько тебе не нравлюсь?

— Не нравишься, — добавила я излишне резко и сердито. — Давай закончим на этом.

— Я очень хочу тебе верить, — сказал он, с отеческим беспокойством глядя на меня.

Ненавижу его за это.

Я решила с ним не говорить и не спорить. Дальше мы шли молча.

«Я не ребенок. Хватит смотреть на меня так, словно я чья-то дочь, за которой ты временно присматриваешь».

Идти пришлось всё утро. Солнце встало над нашими головами, и Эдвард шагал вперед, становясь всё более напряженным.

Место, к которому он привел меня, было странным. Лес понемногу стал редеть, и сквозь плотно стоящие друг к другу стволы прорезался яркий просвет. Сначала я увидела край поляны, плавно уходящей вверх и образующей собой что-то вроде холма. Но еще впереди стало ясно, что холм обрывается, и перед тобой оказывается пропасть глубокого оврага, в котором я видела поваленные грозой деревья, сломанные ветви. Дальше вновь шел лес.

Эдвард поднялся почти на край поляны, нас окружал лес. Я взволнованно остановилась и нервно поправила рюкзак на плечах.

— Обычно я спускаюсь в самый овраг, остаюсь в тишине. Наконец-то никого не слышу. Но сегодня этого делать не стоит, — негромко произнес Эдвард, стоя ко мне спиной. — Белла, сейчас ты кое-что увидишь. Это страшно и, вероятно, неприятно. Мне будет больно, но ты не должна ничего делать. Ты ничем не сможешь помочь.

— Стой. Это очень больно? — спросила я взволнованно.

— Достаточно.

— Эдвард, не нужно ничего показывать. Мне достаточно и того, что я просто знаю.

— Нет, кому-кому, а тебе точно нужно видеть это. Просто чтобы ты всё понимала до конца, — ответил он, снимая с шеи шарф. Затем он снял капюшон и толстовку, так что солнечные луки ярко осветили его излишне белую кожу. Эдвард повернулся ко мне, и я удивилась выражению готовности к чему-то жуткому. Прошло около минуты. Он вздохнул и посмотрел на солнце. Посмотрел со злостью и мятежом — так, наверное, в небо глядят падшие ангелы, отлучённые от солнечного света.