“Дура, — мысленно простонала я. — Ты хоть понимаешь, как сильно ты вляпалась? Он же не мальчик, ему наверняка много лет. Ты для него ребёнок с психологической точки зрения и с позиции банально жизненного опыта. У тебя нет никаких шансов. И всё почему? — бушевала я. — Потому что ты подпустила его слишком близко. Ты могла бы быть ему немножко другом или хотя бы собеседником. Ты могла бы просто ценить общение с ним, не опускаясь до сантиментов. И ты влюбилась!”

Я стискивала края раковины руками от злости и была готова рычать, как запертый в клетке лев.

“Ладно, это объективно не изменить, — думала я, уже стоя под душем и пытаясь успокоиться, — Я с этим справлюсь. Это не катастрофа, у людей бывают проблемы и серьёзней. Ни мои чувства, ни что либо еще значения не имеют даже теперь. Мне будет легко притворяться. В сущности, не думаю, что в моём поведении, вообще, что-то изменится”.

На самом деле, то, что я влюблюсь в него — было лишь вопросом времени, теперь я это понимала. Эдвард воплощал собой мир, в который я стремилась попасть по-детски наивно и с огоньком безумия. Эта любовь совершенно очевидна и проста, как дважды два. Я ни секунды не сомневалась, что это чувство безответно.

Говорить обо всём Эдварду я не собиралась просто потому, что в этом нет никакой нужды. Во-первых, сам догадается. Во-вторых, допустим, скажу я ему, что влюбилась в него. Ну, и? И что он должен будет с этим сделать? Очередная проблема, которую нужно решить? Или неуместным признанием я выпрошу у него хоть какое-то чувство к себе в ответ? Едва ли. Возможно, он воспользуется этим чувством, чтобы всё-таки убить меня. Может быть переспит со мной пару раз, чтобы снять напряжение. Я слишком хорошо понимаю, кто он такой.

Пока что он мой информатор, и впереди меня ждет нечто страшное. Я должна сосредоточиться на том, что действительно важно. Мне будет сложно скрывать своё желание или интерес к нему, но я постараюсь. Когда он всё поймет… Что ж, мне безразлично, как он поступит. Это чувство только моё, и никому его навязывать я в любом случае не намерена.

Отражение в зеркале почему-то буравило меня злым взглядом круглых, темных глаз, когда я вышла из душа. Я показалась себе от усталости старше лет на семь, но не испугалась этого.

На следующее утро Эдвард снова приехал к моему дому, только на сей раз я не спешила выходить. Прежняя твердость духа меня оставила теперь, когда я знала, что испытываю к нему.

Я смотрела на него, глядя в окно.

«Наплевать, — мрачно сказала я себе. — Я боюсь только одного. Что Эдвард, раскусив меня, попробует от меня избавиться. Мне совершенно это не выгодно».

У меня еще оставалась надежда на то, что мои чувства мне померещились, но я шла к его машине, словно на эшафот. Сырой туман и капюшон на голове спасли меня сначала от его проницательного взгляда, но это было ненадолго. Мне стоило только еще раз увидеть Эдварда, чтобы понять, что я не ошиблась. А еще — что в этом нет ничего страшного.

Отбросив смятение, я поздоровалась с ним и серьезно добавила:

— У меня тут опять куча вопросов нарисовалась.

— Спала нормально? — без улыбки деловито спросил он, открывая мне дверь.

Я села в машину, выдав дежурный ответ:

— Да, а ты как?

— Не смешно, Белла.

— Точно, прости, — кивнула я, стягивая с головы капюшон. — Так что насчет моей кучи вопросов?

— Подождет. Я должен дать себе еще одну попытку узнать тебя получше, — ответил он с некоторой расстановкой.

Я требовательно произнесла:

— Нет. Сначала ты объяснишь, почему для тебя важно, чтобы я вписывалась в шаблон. Вопросы у тебя порой, знаешь ли, странные.

— Тогда ты станешь предсказуемой.

— Допустим. Но даже если я не предсказуема, это не влечет для тебя никакой опасности.

— Это влечет за собой лишние телодвижения и возможные проблемы, — сухо ответил он. — Перестань задавать вопросы. Сегодня всё еще моя очередь.

Я разочарованно вздохнула и закатила глаза к потолку:

— Восхитительно…

— Еще кое-что, — добавил он небрежно, — сегодня после школы ты едешь на пикапе домой. Нам с Элис придется отлучиться.

Эта новость отозвалась внутри меня тяжелой тоской, и она успела мельком отразиться в моём взгляде, который я немедленно опустила:

— Вот как? Что-то… серьезное или мне нельзя знать?

— Мы едем на охоту. Если завтра я буду подле тебя наедине достаточно долго, лучше на всякий случай себя обезопасить, — сказал он. — В чём дело?

Нет, правда, порой меня бесит его проницательность.

— Всё нормально, — ответила я. — Только у меня ключ от пикапа дома остался.

— Это не составит проблемы.

— Эдвард, не надо вламываться в наш дом…

— Раньше ты этого даже не замечала, а сейчас почему-то решила, что мне требуется твой запрет.

— Не смешно. Ты вламываешься в моё личное пространство. Я серьезно, — я даже покраснела от злости.

Он удивленно посмотрел на меня:

— Ты и правда зла.

— Очень, — сухо сказала я. — Не ройся в моих вещах.

— А то что?

— А то я порежу себе руку в твоём присутствии.

Да, это удар ниже пояса, но он сам виноват.

— Ты же можешь умереть, — он посмотрел на меня с интересом.

— Я не боюсь, — и это было правдой.

— Ты не блефуешь, — признал он с некоторой досадой.

— Я никогда не блефую, — мрачно сказала я. — Не ройся в моих вещах.

Он рассмеялся. Уже второй раз искренне.

— Боже, тебе удалось поставить мне ультиматум в своём положении… Немыслимо, — он продолжал смеяться. — Потрясающе. Есть ли, вообще, предел твоему безумию?

Я молчала, буравя его непокорным, злым взглядом, что вызвало в нём очередной приступ смеха.

— Хорошо, давай так. Ты просто скажи, где ключ, и мне не придется нигде рыться, — он попробовал договориться. — Я просто аккуратно приду, возьму ключ и вернусь.

— Хорошо. Но больше ничего там не трогай.

— Клянусь, — насмешливо произнес он. — У тебя невероятное самомнение.

— Нормальное, — отрезала я, — меня устраивает.

— Это правильно, — сказал он, немного подумав. — Никому не позволяй заставить тебя чувствовать себя ничтожеством.

«Но у тебя это получается. Почти каждый день, когда я думаю, на что ты способен…»

Вслух решила этого не говорить.

Он собрался уехать после ленча. До этого времени он продолжал задавать мне вопросы — один другого страннее. Спрашивал, как я отношусь к обуви на каблуках, например. Были вопросы по поводу одежды зачем-то и еще по поводу аллергии на лекарства. Я утомленно отвечала на вопросы, ни капли не притворяясь, что мне это интересно. В конце он сказал:

— Не получается…

Он сказал это почти шепотом, опустив взгляд.

— Ты менее человечна, чем я, Белла, — добавил он. — У тебя ненормальные реакции для конституции нервной системы. Должна быть тормозная, но она быстрая, подвижная (2). Даже слишком. Когда что-то случается, ты пытаешься драться с неудобной ситуацией вместо того, чтобы просто избежать её для адекватной экономии энергии, верно?

— Защищаюсь. Как правило.

— Но ты должна бежать, потому что у тебя просто никаких сил не хватит драться со всем подряд, — протянул он. — И это не всё. У тебя не личность, а одни нестыковки. Ничерта не сходится, словно сейчас ты должна быть не тут, а в психушке. Но ты рационально мыслишь, и у тебя всё по полочкам, хотя я не представляю, как такой бардак можно систематизировать. Ты здорова психически, и это самое странное в тебе.

— Так… я всё еще в упор не понимаю, в чём проблема-то? — встревоженно хмурясь, спросила я.

— Лучше бы тебе всё же быть проще, — голос его был вкрадчивым, — тогда ты не будешь привлекать внимание, — он тут же спросил: — Слушай, а что скажет твой отец, если завтра не застанет тебя дома вечером?

— Решит, что я провалилась в стиральную машину, потому что я сказала, что вечером буду стирать, — скептически ответила я. — А чьё внимание я не должна привлекать?