Сейчас я понимаю, что неведение — благо. В те дни, окунаясь в мир жестоких тайн, я предполагала, что почти всё понимаю о человеческой жестокости и уровне существующего цинизма. Но я ошибалась.

Комментарий к Коллапс. Часть первая - блаженство неведения

Из плейлиста Эдварда:

Seether - Driven Under

Three Days Grace - No More

(Порой повторения слов попадаются. Они режут глаз при прочтении, и я их убираю, но могу не заметить все. Если что-то такое попадётся, можно тыкать меня носом публичной бетой, спасибо).

========== Коллапс. Часть вторая - чёрный и оранжевый ==========

Той ночью мне снился странный сон с Эдвардом. Я перекрашивала его белой краской маленькой кисточкой, начиная со лба и взлохмаченных черных волос, заканчивая краями его брюк, пока он сидит, согбившись, точно горгулья, на высоком табурете.

Я сосредоточенно выкрашивала его в белый, и только глаза его мне не поддавались. Колючие, чёрные — они смотрели на меня неприветливо, но я совсем не боялась их. Я почти не отрывалась от процесса, взволнованно следя за контуром каждого мазка краски.

Обычно я вставала по будильнику, тщательно приводила себя в порядок и очень старалась успеть в школу. Будильник я выключила десять минут назад, но так и не встала. Школа больше не играла для меня роли. Я во что бы то ни стало хочу поступить в академию, но… Теперь мне не страшно. Я проверила себя на прочность и знаю, на что могу быть способна. Я знаю свои недостатки и готова над ними работать.

Только это не все изменения. Что-то крылось еще в густом, туманном лесу, на который я смотрела каждое утро, поднявшись с постели.

Отец рассеянно посмотрел на меня, пока я спускалась:

— Беллз? Всё нормально?

— Да, — удивленно кивнула я.

— Выглядишь бледнее обычного, — пожал плечами он. — Хотел спросить насчет субботы. Ты всё еще собираешься в Сиэтл?

«Нет. В субботу Эдвард собирается мне показать трансформацию вампира на солнце. Я должна буду изучить сам процесс, запомнить и знать, каким образом отличить вампира от человека. Понятия не имею, зачем, но предполагается, что данный навык мне понадобится».

Вслух я сказала:

— Еду. А что?

— Ты точно не собираешься на танцы?

— Терпеть их не могу, ты же знаешь, — флегматично ответила я и достала из холодильника ветчину. Только я в нашей семье обожаю мясо на завтрак. Впрочем, и на обед тоже. Если подумать, я не представляю своей жизни без мяса.

— Тебя же приглашали? — уточнил он.

— Ты странные вопросы задаешь, — сощурившись, посмотрела на него я. — На весенние танцы приглашают девушки.

— Хм… — он сумрачно сдвинул брови.

Интересно — каково это — знать, что однажды твоя единственная любимая дочь встретит мужчину своей мечты и выскочит за него замуж? Или, что еще хуже, подобно мне, не полюбит никого. Бедному Чарли не стоит знать, на какой алтарь я положила своё сердце. Впрочем, я бы и не смогла ему объяснить.

Он улыбнулся мне слегка обеспокоенно, потом рассеянно махнул рукой и отправился на работу.

Я наскоро сделала себе сандвич, съела его, запив апельсиновым соком, а потом медленно подошла к окну. Я почему-то не решалась выглянуть. Но когда я всё же отодвинула занавеску, то увидела серебристый вольво. Я почти чувствовала, что Эдвард сидит за рулем и слышит, как я передвигаюсь по дому.

— То есть, ты слышишь меня даже сейчас, — пробормотала я.

Я увидела, как Эдвард коротко помахал мне.

— Обалдеть…

Я вышла из дома и подошла к его машине. Когда он вышел, чтобы открыть мне дверь (галантность с его стороны не была фиглярством, он лишь действовал по давно отлаженной привычке), я неожиданно вспомнила сон. Почему-то это заставило меня оторопеть. Я вспомнила, как держала в руке кисть. Как сама испачкалась в белой краске. Я вспомнила, как проводила кистью по его векам, по ушной раковине и подбородку. Только теперь я видела в этом сне что-то глубоко личное.

— Доброе утро, — отдавая дань вежливости, сказал он. — Что с тобой? Спала неважно? — спрашивая это, он улыбнулся так, словно в этом был подтекст.

— Почему интересуешься? — сурово и подозрительно спросила я. — Нормально спала.

— Выглядишь уставшей. У тебя такие круги под глазами, что издалека кажется, будто ты зачем-то сама их нарисовала.

— Ладно, спала я как-то не важно, — буркнула я.

— Мне тоже не спалось, — сказал он с усмешкой.

Ха. Ха… Вампир шутит про сон, я поняла.

— Всю ночь занимался сверхсекретными делами?

Он покачал головой:

— Сегодня вопросы тебе задаю я. У меня возникла потребность лучше узнать тебя, Белла. Я должен понять для себя нечто очень важное. Поэтому потерпи немного мою назойливость.

Проклятье. Задавать вопросы мне — совершенно не интересно. То есть, в ближайшее время мне ничего не узнать про остальной условно волшебный мир — про ведьм, оборотней и всех прочих, если они существуют.

Я посмотрела на него с глубоким разочарованием:

— Ты говорил, что знаешь всю мою подноготную.

— Только внешнюю.

— На кой тебе сдался мой внутренний мир, — нахмурилась я. — Давай я просто сдам для тебя тест MMPI(1)?

— Не подойдёт.

— Почему? Есть ещё очень точный тест Сонди…

— У меня личное любопытство, Белла, — ответил он негромко. — Но оно мне важно, поэтому был бы тебе благодарен, если бы ты отвечала, когда я буду спрашивать.

Я даже растерялась:

— Ладно. Что ты хочешь знать?

— Твой любимый цвет.

— С детства был черный, и до сих пор не менялся, — вздохнула я, глядя в потолок.

“Надеюсь, после этого сеанса любопытства он позволит задавать вопросы мне? У меня их очень много…”

— С детства? Прямо так категорично? — удивился он.

— С пяти лет, — ответила я раздраженно. — Это не интересно.

— Нет, интересно. Почти никто не помнит, какой цвет ему нравился в пять лет. Это с чем-то связано?

— Да, — я небрежно пожала плечами. — В пять лет я осталась одна дома ненадолго. Было очень темно. Мне стало страшно, я боялась монстра в шкафу. Но из взрослых никого не было, а трястись от страха мне надоело, так что я сделала над собой усилие и, превозмогая панику, пошла открывать шкаф.

— А свет включить?

— Это не пришло мне в голову, — просто ответила я. — В общем я открыла дверь и никого не увидела. Сначала мне захотелось убежать, но вместо этого я залезла в шкаф с одеждой и закрылась изнутри. И представила, что я монстр. Через полчаса мама не нашла меня в кровати и пошла искать. Спустя сорок минут, когда она открыла дверь, я ее напугала…

— Жестоко.

— Ребенком я часто такой бывала. Но с той поры черный цвет я люблю, — сказала я. — Именно чисто черный, без примесей. Темнота… безопасна.

— Темнота ассоциируется у тебя с безопасностью, надо же, — он тихо рассмеялся. — И больше тебе никакой цвет не нравится?

— На втором месте оранжевый.

— Боже, у тебя и градация есть.

— Есть, — подтвердила я невозмутимо.

— И почему оранжевый?

— Он теплый, уютный, живой, — ответила я, пожимая плечами. — Цвет беззаботности и веселья.

— Теплый, — пробормотал Эдвард едва слышно. — Понятно. Он и правда такой.

— Всё нормально? Это точно не какой-нибудь психологический тест? Ты же не соврал мне? Если я его не сдам, ты не исчезнешь?

Эдвард покачал головой и ответил несколько запоздало:

— Нет, это не тест. Какую музыку ты слушаешь, помимо классики?

Вопросы звучали слегка требовательно и холодно. Я в упор не понимала, зачем ему весь этот информационный мусор.

— Я слушаю рок по большей части. Мне нравится инструментальная музыка.

— Вообще-то я заметил, что тебе нравятся агрессивные исполнители.

— Психологическая гиперкомпенсация моей неуверенности и скромности. Тихони часто слушают тяжёлый металл, — выговорила я быстро, чтобы скорее перейти к следующему вопросу и закончить эти глупости. — Что тебе ещё интересно?