Приняв и свой выбор и мысли о том, что я за человек, я немного успокоилась.

Кроме того, чуть позже я поймала себя на том, что больше не боюсь Эдварда. Страх преследовал меня, начиная с первой встречи с ним и заканчивая последней. Каким бы он ни был, я всегда чувствовала себя в опасности. Но сейчас, окончательно сделав выводы и приняв решение, я перестала его бояться. Думая о поездке в город, я испытывала не ужас или смятение, а взволнованность. Я отдавала себе отчет в том, что поездка будет носить не характер дружеского свидания. Я понимала, что речь о достаточно серьезных вещах. Но я больше не боялась. Я почти радовалась.

«Любопытно», — подумала я про себя.

Впервые за долгое время я спала крепко и без сновидений. Кошмары перестали меня мучить.

На другое утро погода баловала солнцем. Первой моей мыслью было — сегодня я не увижу Эдварда. Для меня не составило труда промотать в памяти события и заметить, что в солнечные дни Каллены не приходят в школу. Мне это объяснили тем, что любой погожий денек их семья использует для спортивного отдыха. Как трогательно. Интересно, как они проводят дни на самом деле? Отсиживаются дома за занавешенными окнами? Мне почему-то не верилось в слабость вампиров на солнце. Под тучами они прекрасно существуют, значит и попадание прямых солнечных лучей не должно их убивать. В конце концов, солнечный свет рассеивается сквозь облака, просто он слабее.

У всего хорошая сторона. Теперь, когда я решила принять реальность любой, какой бы она ни казалась безумной, некоторые вещи виделись в ином свете. Например, может оказаться, что вселенная гораздо сложнее, и вероятность существования других разумных миров выше. Еще само существование вампиров, даже если это болезнь, здорово расширяло само понимание генетики в корне, что не могло меня не интересовать. Возможно, меня ждет тьма, глубины которой я не представляю, но… солнце всё так же светит, а жизнь идет своим ходом, пока люди ничего не подозревают. В сущности, привычный мне порядок сохранится, просто станет глубже.

— Хорошее настроение? — улыбнулся мне папа, когда я спускалась по лестнице.

— Чудесное, — подтвердила я.

Меня не слишком волновало, что я сегодня не увижу Калленов. Отчасти я испытала даже облегчение от некоторой их предсказуемости и понятности.

Я снова приехала в школу одной из первых. Солнце сияло изо всех сил. Никогда еще оно не казалось мне таким ярким. Никогда еще листва не казалась мне такой оглушительно зеленой, а небо — совершенно синим, какой чистоты только может быть этот цвет. Я уже упоминала, как разительно умел преобразиться Форкс под влиянием солнечных лучей, но не уставала поражаться этому.

Пользуясь хорошей и сухой погодой, я вышла во двор школы, села на ступеньке и достала тетрадь по тригонометрии, чтобы еще раз проверить свои задания. На самом деле, я в них не слишком сомневалась. По натуре я типичный серенький гуманитарий, но у меня нет парня и я обязана быть хотя бы «почти отличницей», учитывая, куда хочу поступить, так что я корпела над задачами до последнего, пока не добилась результатов. Зато сочинение по теме Шекспира было мной давно закончено, маме даже не пришлось присылать мне мои старые работы. Я всегда легко умела обходиться со словами и очень быстро учила языки. Не помню, чтобы у меня хоть когда-либо были проблемы с ними.

— Привет, сумасшедшая, — Тайлер широко улыбался, махая мне рукой. Я поразилась тому, как была рада его увидеть. Точнее — увидеть его в таком хорошем настроении. На нём на сей раз была светлая футболка, удачно контрастирующая с темным цветом кожи, и темно-синие джинсы. Он сощурился, увидев мой плащ, наброшенный на плечи. Я пояснила в ответ на красноречивый взгляд:

— Замерзла. Кстати, на улице меньше пятнадцати градусов. У тебя хоть куртка с собой?

— Нет, мам, — протянул он иронично, — дома оставил. Ты зануда, тебе это говорили?

— Постоянно, — почти гордо ответила я.

Мне нравилось то, насколько он спокоен, беспечен и уверен, я почувствовала облегчение.

— Чем вчера занималась? О, дай угадаю… — его глаза смеялись, — писала сочинение по Шекспиру. И наверняка его написала.

— Я настолько предсказуема? — смутилась я.

— Для меня да, — он пожал плечами. — Ты целеустремленная, верно?

— Наверное, — вздохнула я, глядя в свою тетрадь.

— Какова тема сочинения, кстати?

— Можно ли назвать Шекспира женоненавистником, — смущенно ответила я. К моему удивлению, Тайлер ответил:

— Ну… как бы, вообще-то, нельзя.

Я округлила глаза. Он рассмеялся:

— Ненавижу английскую поэзию и литературу, но неплохо разбираюсь в эмоциях. Если я смыслю хоть что-то, чувак любил своих героинь. Он восхищался ими.

Неожиданно он коснулся моих волос и рассеянно заметил:

— Надо же… они почти красные. Такой чистый оттенок.

— Что? — я съежилась и отодвинулась от него.

Он покачал головой:

— Твои волосы на солнечном свете отливают чисто красным цветом.

— И?

— Красиво, — пожал плечами он. — Мне и комплименты тебе нельзя делать? Или ты всегда реагируешь на них так, словно к тебе приставили пистолет?

— Всегда так реагирую, — пробубнила я. — Но комплименты можешь делать. Меня всё устраивает.

Тайлер проводил взглядом Джессику и Майка.

— Им все завидуют в классе, — пробормотал он.

— Правда? Я не завидую.

— Я тоже. Но сам факт меня забавляет. Ты думала о том, что люди тянутся друг к другу, потому что рассчитывают найти в нём отражение собственного одиночества?

— Не совсем тебя понимаю…

— Ты поступаешь в Куантико, так?

— Так.

— Ты одна из всей школы туда хочешь поступить, скорее всего. А что, если бы, скажем, кто-то ещё поступил туда с тобой? Здорово, правда?

Я кивнула:

— Наверное, мне было бы совсем не так тяжело.

— Вот поэтому люди и тянутся друг к другу. Они ищут отражение собственного одиночества, уникальности, особенности, в ком-то ещё. Прости. В отличие от тебя, я намерен заниматься психологией. Не хотел тебя грузить.

— Ничего. Просто… ты оказался на удивление интересным человеком.

— Все интересные. Просто люди очень не любят это показывать. Говорят, быть слишком интересным человеком на фоне тех, кто пожелал скрывать свою уникальность, очень страшно. Поверю им на слово.

Вскоре он поднялся и ушел. Какое-то время я смотрела ему вслед с тяжелым осадком на душе. Дело было не в Тайлере, а во мне. Порой, глядя на него, я начинаю самую малость сожалеть. Не о своем выборе, конечно, а о том, что не смогу с ним поделиться. Он прав. Я бы хотела с кем-то разделить своё одиночество. И если я сделаю это с ним, вероятно, мы оба погибнем. Странно думать об этом. Странно думать, что смерть теперь так явственно близко ко мне. И день такой ослепительно солнечный, что зло кажется невозможным. Иллюзии…

Джессика с подругами всё время болтала о поездке в город за вечерними платьями. Так как я не пойду на весенний бал, то и не собиралась ехать с ними. Шоппинг меня выматывал. Примерки, очереди к примеркам, поиск нужного размера одежды — это очень утомляет.

Тем не менее, меня пригласили. Я, к счастью, могла ничего не примерять, но меня ждала утомительная процедура ожидания, оценки бесконечной вереницы платьев, болтовня по поводу парней в классе.

— Н-ну… не знаю… — вяло сопротивлялась я, пытаясь придумать отговорку.

— Давай, поедем, — канючила Джессика. — Я никак не могу обойтись без твоего художественного вкуса.

Она лгала. Художественный вкус у меня, как у собаки, даром, что она видит мир черно-белым. Однако, отговорку я не придумала. К тому же, я опасалась часов ожидания. Если завтра будет пасмурно, Каллены появятся в школе.

Точнее, меня волновал только один из них.

Каждый раз, когда я думала об этом, словно черная тень заслоняла собой всю прочую реальность и звуки…

Мы договорились поехать в город после занятий. Дома я приготовила ужин, прибралась, а потом отправилась читать во двор. Книга Зимбардо по социальной психологии была прочитана. Мне хотелось окунуться во что-то атмосферное, и я выбрала «Скорбь Сатаны». После прочитанного Кафки язык казался мне легким и почти повергал в смущение, словно я читаю бульварную литературу, но она своим слогом перенесла меня в Лондон и так воссоздала атмосферу тех времен, что я забылась.