Всё ещё находясь во власти бушующих, негативных эмоций, женщина и девушка, вопреки своему воспитанию и здравому смыслу, громко кричали разнообразные оскорбления, с гневом порывались друг к другу, просто извиваясь в руках работников. Ровно за секунду до того, как их окончательно растащили в разные стороны, Падме в ярости успела оторвать кусок бордовой юбки Асоки, на что та в ответ, с силой вцепилась ей в волосы, больно выдёргивая оттуда дорогущую, золотую заколку в виде шпильки с украшенным узорами и камнями наконечником.
И если Амидала тут же успокоилась, когда до неё вдруг дошло как сильно она опозорилась, устроив такое на глазах чужих людей, когда оказалась где-то в стороне от гущи событий. То пьяная, сумасшедшая, неудержимо-дикая Тано взбесилась ещё сильнее. Абсолютно разгневанная тем, что ей не дали как следует начистить милое личико соперницы, тогрута громко взвизгнула, выматеревшись какими-то совсем уж низменными словами, и проорав родианцу:
- Да отпусти ты меня … , что б тебя … ! – с такой силой наступила тому на ногу, что кричать и корчиться от боли далее пришлось уже ему.
Совсем не ожидав такой прыти от, казалось бы, мелкой, миловидной девчонки, мужчина как-то невольно выпустил ту из крепкого захвата и, чуть согнувшись, попытался справиться с неприятным ощущением в правой конечности.
Только почувствовав себя абсолютно свободной, Асока в последний раз обезумевшими глазами, с расширившимися зрачками, посмотрела на Падме, затем на золотую заколку в собственной руке и, тяжело дыша, нервно рванулась куда-то прочь, совершенно не контролируя ни собственный эмоции, ни собственные мысли. Сейчас Тано была так опасна, что, возможно, могла даже убить того, кто попытался бы её остановить, тем более Падме или её слуг. Но от такой крайности, тогруту удерживала, абсолютно иная крайность – всё её тело, всё её сознание, всё её естество яро жаждало наркотика. Она клялась, остановиться, она обещала бросить, но зависимость была сильнее её, желание принять властвовало над ней, желание, словно вода, переполняющая совсем неглубокую чашу, накопившиеся за все эти дни мук и страданий. К тому же, Асока была уже на полпути к удовольствию, она была пьяна, раздразнена алкоголем, и уже просто не могла остановиться, оставить всё как есть, это было сродни какому-то сверхчеловеческому природному инстинкту - получить удовольствие до конца, даже если от этого потом можно было умереть, даже если из-за этого нужно было кого-то убить. Тем более, что теперь у Тано были средства для покупки КХ-28.
Никто из присутствующих так и не посмел рвануться за буйной наркоманкой, кто-то был слишком напуган и ошарашен происходящим, а кто-то уже просто не имел возможности её остановить. Асока с лёгкостью скрылась за дверями дома сенатора и растворилась в неизвестном направлении, и только спустя несколько безмолвных минут немого, шокированного молчания, присутствующие начали приходить в себя.
Понимая, что слишком много себе позволил относительно весьма знатной и высокопоставленной особы, тви`лек, неловко и взволнованно, мягко выпустил Падме из своих рук, даже засовывая кисти в карманы, абсолютно не зная, куда после такого их можно было деть. Родианец перестал прыгать на одной ноге, корча от боли глупые разнообразные гримасы на лице, С-3РО, наконец-то, остановился и прекратил поток своей нескончаемой речи на всех языках галактики. А Падме, Падме громко дыша, виновато опустила голову, разжимая чуть ослабшие пальцы и позволяя бордовому куску ткани упасть на пол.
Завороженно смотря, как алая тряпка, кружась, опускается на “землю”, Амидала тяжело вздохнула. Да, она многое сегодня пережила, но нет, она вовсе не винила Асоку во всём произошедшем, во-первых, потому, что теперь понимала, о чём её так настойчиво предупреждал Энакин, во-вторых, как-то мельком, невольно взглянув на несколько пустых бутылок из-под редкого, дорогого вина на столе и под столом, только сейчас осознала свою ошибку. В том, что случилось сегодня за обедом был виноват не Скайуокер, не Тано, и даже не слуги, а она, только она одна. И как сенатор могла так глупо упустить из вида столь значимую деталь? Это же было просто как три кредита – если тогрута страдала от зависимости, от любого рода химической зависимости, ей ни в коем случае нельзя было пить, тем более во время «так называемой ремиссии». Даже капля алкоголя могла спровоцировать очередной срыв. Муж доверил Падме заботу об его страдающей от наркомании ученице, а Амидала не справилась, из-за обыденной привычки манерно выпивать во время разнообразных трапез с высокопоставленными лицами, забыла о самом важном, подвела его, её, их обоих. И сейчас сенатору было невероятно стыдно, уже не говоря о том, как ужасно неловко она чувствовала себя за всё то, что они с Тано устроили после того, как женщина собственноручно споила несовершеннолетнюю тогруту.
В диком ужасе крепко зажмурившись от непростительной ошибки, Падме покачала головой просто не веря, что подобный кошмар мог случиться в её доме. А затем, едва сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться на людях, ещё раз глубоко и тяжело вздохнула, отдавая приказ:
- Если Асока вернётся, впустите её обратно в дом.
Амидала замолчала, плотно сжимая искривившиеся от негодования из-за собственной глупой оплошности губы. И, на странность, трезво осознавая, что она совершенно ничего не могла сделать, дабы как-то предотвратить очередное «падение» Тано в бездну наркомании, стараясь сохранить абсолютно утраченные сегодня авторитет и репутацию, ушла переодеваться в свою комнату, прочь от любопытных и шокированных глаз обслуги, с тяжёлым сердцем размышляя о том, сколь много им придётся заплатить кредитов, чтобы все эти люди и гуманоиды позволили воспоминаниям о сегодняшнем происшествии навсегда сгинуть в недрах их сознания.
========== Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 3 ==========
После скандального побега Асоки Падме приложила немало сил, чтобы вернуть подругу обратно. Нет, конечно, благовоспитанная и утончённая сенатор не рыскала по захудалым барам и клубам нижнего уровня Корусанта сама, но Амидала задействовала всю свою охрану в поисках юной наркоманки. Увы, даже этого было недостаточно. Планета-столица оказалась слишком огромной, чтобы за столь короткий срок найти бойкую девчонку, пусть даже исследуя лишь самые-самые вероятные места её пребывания. Наверное, от того «погоня» за неуловимой тогрутой оказалась тщетной. И, потерпев очередную неудачу, Падме ничего не осталось, как только с тяжёлым сердцем смириться, лишь моля Силу о том, чтобы Тано сама вернулась домой целой и невредимой. Вскоре просьбы Амидалы были услышаны.
Вдоволь нашлявшишь где-то в течение «положенных» трёх дней загула, Асока, абсолютно накачанная и довольная, подлетела к «царским апартаментам» Энакина и Падме на шикарном открытом спидере вместе с весьма и весьма привлекательным, высоким, мускулистым, голубоглазым тогрутом лет двадцати трёх. Вальяжно потянувшись на пассажирском сиденье летающей махины, пока её спутник крайне умело парковался у площадки около входа в огромную квартиру сенатора, Тано ещё раз невольно взглянула на мужчину, что одновременно так сильно напоминал девушке кого-то очень дорого и близкого и, вместе с тем, был совершенно на него не похож. Выждав всего долю секунды, Асока довольно растянула губы в глуповатой «пьяной» улыбке, а затем повела себя крайне смело и развязно. Резко ухватив тогрута обеими своими руками за голову, Тано быстро приблизилась к мужчине и абсолютно непоколебимо, демонстративно поцеловала того в щёку в знак благодарности:
- Спасибо тебе, что подвёз меня, рогатый красавчик, - слегка отстранившись, девушка нежно погладила тогрута по одному из монтрал, при этом весьма соблазнительным взглядом всматриваясь в своего собеседника, - Будь ты человеком, я бы, не задумываясь, вышла за тебя замуж.
Произнеся сие высказывание, то есть, буквально предложив саму себя спутнику, Асока весело расхохоталась, умиляясь собственной шутке, и ловко выпрыгнула из спидера на платформу. Несмотря на весь задор Тано, тогрут так ничего ей и не ответил, лишь молча направив транспорт в противоположную от квартиры сенатора сторону, в конце концов, свою задачу – доставить соблазнительную цыпочку до дому, он выполнил.
