Да это действительно был первый раз для Асоки, и, возможно, ей должно было быть поначалу больно, очень больно, как и полагалось любой девственнице, но ещё одним фактором, сильно влияющим на все события этой ночи, являлось то, что Тано была под кайфом. И наркотик, который столько раз дарил ей безумное наслаждение, и сейчас не подвёл тогруту. Она не почувствовала совершенно ничего, что могло бы омрачить столь долгожданную близость, столь желанное «воссоединение» с её возлюбленным, только приятные ощущения, удовольствие, своеобразный кайф. Только безграничное наслаждение, которое девушка, хотя нет, теперь женщина, уже не забудет никогда. И за то, что Асока так и не испытала ни болевого шока, ни страха перед первым разом, который ей хотелось, чтобы был идеальным, а таким он и был, Тано всегда будет благодарна Силе.
Ещё шире улыбнувшись тогрута медленно и нехотя убрала руку с лица генерала, как-то невольно и абсолютно неосознанно переместив её себе на живот, и светлые безоблачные мысли юной наркоманки внезапно потекли в близкое по смыслу, но немного странное русло. Только сейчас Асока трезво осознала и переосмыслила одну интересную и весьма важную для себя деталь, заставив фантазию ещё пуще разыграться. А ведь после этой ночи, после страстной безумной ночи любви с её избранником, Тано могла забеременеть от него. Да она как-то украдкой размышляла об этом раньше, но тогда все мысли тогруты были глупы и не серьёзны. А теперь… Теперь она, вдруг, отчётливо смогла представить себя в ожидании ребёнка её возлюбленного, её с ним общего ребёнка. И эта мысль вдохновляла, даже в некотором роде возбуждала юную наркоманку не только морально, но и немного физически. На мгновение Асоке даже показалось, что она ощутила, как в ней зарождалась новая жизнь, почувствовала тот восторг, умиление, упоение собственным счастьем, от осознания сбывшейся мечты, от осознания осуществления нынешних и будущих - всех её самых-самых сокровенных желаний, представлений и предвкушений той идеальной жизни, в которой у них с мастером действительно могла быть своя семья, любовь, собственный дом, дети, много детей. И в это мгновение Асока отчётливо поняла, что в том чистом и светлом мире её грёз не было место наркотикам, ни за что и никогда.
Тано начала принимать КХ-28 только лишь для того, чтобы заглушить боль от своей несчастной безответной любви, которая не должна была иметь, просто не могла иметь шансов на взаимность. Она начала принимать наркотики ради сомнительного удовольствия, искусственно навеянного наслаждения. Но разве хоть один, даже из самых сильнейших «кайфов» тогруты, мог сравниться с тем наслаждением, что она испытывала сейчас, с тем счастьем, что она ощущала в данный момент. Нет, конечно нет.
Раньше у Асоки не было ровным счётом ничего, а теперь у неё было всё, чего она только могла пожелать. Все её мечты, все её надежды, все её наивные девичьи грёзы стали реальностью, раз и навсегда избавившись даже от самых малейших крупиц боли и страданий. И теперь Асоке больше незачем было принимать наркотики. Она получила всё что хотела, и сапфировая анестезия ей больше была не нужна.
Тано вновь нежно окинула светящимся, абсолютно счастливым взглядом бывшего мастера, ради него, ради его любви, она готова была пойти на всё, она готова была мучаться, страдать, лезть на стену от очередного приступа ломки, даже умереть, ради него она готова была отказаться того сомнительного наслаждения, которое дарили девушке разнообразные галлюциногенные вещества на протяжении последнего года. Потому что не было в мире более потрясающего, необыкновенного, возносящего чувства, чем истинная, взаимная любовь. И Асока твёрдо для себя решила, что теперь она покончит с наркотиками, покончит раз и на всегда! С этой мыслью Тано быстро поднялась с постели, совершая первые шаги навстречу её новой жизни, ведь тогруте ещё столько всего нужно было сделать.
Энакин «вернулся в реальность» тоже под утро. Однако всё, произошедшее с ним и Асокой этой ночью, почему-то до сих пор казалось джедаю сном. Скайуокер как-то смутно осознавал, что натворил, с ужасом понимая, что преступил грань дозволенного, раз и навсегда сломал жизнь своей ещё совсем юной бывшей ученице. В его сознании эта ночь «любви» была чем-то страшным, ужасным, непоправимым, сродни с растлению малолетних, в трезвой и рациональной части сознания. Но сердце и душа, вся прочая часть сущности генерала, отвечающая за чувства, почему-то ни о чём не жалела, даже наоборот, кричала о том, что всё то, что Энакин сделал со своим падаваном вчера в порыве страсти, было правильным, было логичным и абсолютно нормальным проявлением привязанности, той привязанности которая всегда и должна была между ними быть.
В конце концов, Скайуокер не просто воспользовался наивностью, согласием и чувствами Асоки для того, чтобы удовлетворить свою похоть, он любил её, действительно любил больше жизни и никому на свете не позволил бы обидеть Тано. Тем более, самому себе, тем более теперь, когда твёрдо осознал, что дороже бывшей ученицы для него не существовало никого в мире. Даже Падме, как бы сильно ни любил её Энакин, не могла сравниться с юной, бойкой тогрутой.
Скайуокеру действительно было с Асокой хорошо, так хорошо, как никогда не было с Амидалой или с кем-то другим. Нет, не только физически, но и морально, духовно. Они с Тано были словно две половинки единого целого, просто идеально дополняющие друг друга во всём, будь то физический контакт, контакт ментальный или контакт на уровне чувств. И, тем не менее, Энакина никак не отпускала мысль какой-то неправильности, какой-то страшной непоправимости, какой-то дикости всей ситуации в рациональном плане.
Да, Скайуокер всегда был учителем Тано, он нёс ответственность за неё, он должен и обязан был учить её всем тонкостям и премудростям суровых реалий жизни. Вот только генерал никогда не предполагал, что именно он научит Асоку «этому», станет тем, кто превратит её из маленькой, невинной девочки во взрослую, опытную женщину. И подобное казалось джедаю чем-то таким ужасным, отвратительным, грязным, почти изнасилованием ребёнка. Тогда почему же генерал сейчас чувствовал себя так, как будто его совесть была абсолютно чиста? Или настоящая, искренняя любовь действительно списывала даже самые страшные грехи? Да и, разве Энакин всю их совместную жизнь будет считать Тано ребёнком? И с чего вдруг у него появились такие странные мысли? Интересно, что думала сама Асока по поводу этого? Энакин не знал ответа на данный вопрос, как не знал теперь и как именно он должен был вести себя с бывшей ученицей, как вообще он мог теперь спокойно смотреть ей в глаза…
Тяжело и нервно вдохнув, Скайуокер бросил все свои силы на то, чтобы набраться мужества взглянуть на «обесчещенную» в порыве дикой страстной похоти тогруту, и повернулся в ту сторону где должна была находиться она. Но… Вместо напуганной, призирающей его или пока ещё не осознавшей всю серьёзность произошедшего Асоки глаза генерала лишь растерянно наткнулись на абсолютно пустую, со смятой постелью, широкую половину кровати. И джедай вздрогнув в ужасе, тут же предположил всё самое страшное, что только мог.
Хотя, первый и наиболее правильный ответ, куда делась «изнасилованная» Асока, был вполне себе очевиден – несчастная девушка, просто сбежала от него «мерзавца, садиста, старого извращенца», чтобы опять накачаться до беспамятства в каком-то грязном притоне. И на этот раз у неё действительно был серьёзный повод.
Не медля больше ни секунды, Энакин, словно ударенный током, подскочил с кровати, на ходу натягивая на себя свои «крутые» джедайские шмотки, и молниеносно рванулся к выходу из маленькой захудалой квартирки Тано, на поиски глупой, безбашенной тогруты, на спасение несчастной, многострадальной ученицы, жизнь которой он невольно всё сильнее и сильнее ломал. Хотя, куда уж было сильнее?
Но на счастье Скайуокера, не успел он и выйти за пределы бедного, почти бомжацкого жилища юной наркоманки, как тут же едва не с толкнулся с кем-то, с кем-то кого так сильно сейчас хотел увидеть.
