— А если я попробую через суд отсудить свою половину.
— Попробуй, но ты только зря время потратишь, тут тебе ничего не светит.
Приехали, вот тебе деньги, пошли, дети, берите вещи.
Дети без стука влетели в комнату Нины, а вслед за ними Валя с Пашей.
— Вы, что, опять вместе? — Нина от волнения присела на стул.
— Не опять, а снова, да сестричка. Приглашай зятя на пельмени.
— Все, бывший зять, тебе пора домой, там тебя жена заждалась, спасибо, что помог затащить вещи, они и правда тяжелые. Иди, Паша, что было, то быльем поросло, прежнего не вернуть, — и она вытолкнула его за дверь.
— Откуда вы такие, что случилось, рассказывайте, Нина никак не могла прийти в себя.
— Ничего особенного, приехала дочь Гриши в отпуск и выгнала нас. Видишь ли, дети ее комнату заняли. Гриша останавливал нас, но я не захотела с ней в одной квартире жить. Ты, как, не прогонишь нас, квартира наша занята, попрошу жильцов, чтобы съезжали, тогда мы уедем от тебя, — и она заплакала.
— Не плачь, Валечка, все образуется, не везет нам с тобой в жизни, — и сама расплакалась.
— Подхожу к двери, слышу плач, вы что, грустить надумали, я вот тут бутылочку принес, — Борис держал в руках водку.
— Ты посмотри на него, пришел на своих ногах, но зато с бутылкой. Частенько его дружки затаскивают, бросят у двери и уйдут. А у меня сил нет, его даже в комнату затащить, так и валяется до утра.
— Не слушай ее, Валя, у нас все хорошо, а ты-то как, да еще и с вещами?
— Муж выгнал, теперь у вас жить будем, не прогонишь?
— Да ты что, я рад заступаться за меня будешь, а то Нина меня запилила.
— Мы еще не ужинали, я сейчас на стол накрою, а ты Валя, вещи пока в уголок поставь, завтра, что нужно вытащишь.
— Спасибо вам, а дети уже уснули, ты кому на полу постелила.
— Борису, я уже знала, что он под мухой будет, храпит зараза, а я не сплю, вот и отделила его. Мы с тобой на кровати ляжем, а ему еще постелю.
— А можно и я с вами?
— С нами надо что-то делать, а ты не можешь.
— Почему ты так думаешь, я еще о-го-го, сейчас выпью рюмашку.
— Поставь на стол бутылку, я сама налью, и мы выпьем понемногу, стресс снимем, да, Валя.
— Можно, а то успокоиться никак не могу, все Светлана перед глазами стоит.
— Хватит тебе, Борис, две рюмки выпил, не встанешь, до постели как добираться будешь?
— Кто не встанет, это я не встану, — он попытался встать, но у него ничего не получилось, и он пополз до кровати.
— Не туда, бери левее, вот так, тут и будешь спать.
— Что с ним делать, один муж пил, и второй туда же.
— Я поговорю с ним завтра, он мужик крепкий, бросит пить, это дружки его вовлекают, а он отказать им не может. Работает он хорошо, иногда видно, что с похмелья, но держится. Я уходила из дома, а Гриша за сердце хватался, хоть бы ничего плохого не случилось с ним.
— Валя, если он позовет тебя, ты пойдешь, или это конец.
— Подумаю, пока у меня еще никакого решения нет. Гриша хороший мужчина, добропорядочный, о детях заботится, меня уважает. А дочь, ну что же, кто я ей, чужая тетя, она вправе меня не любить. Хоть больная, но была мама, она видела постоянно ее одну. Я ее понимаю, приехала, а тут чужая тетка по комнатам гуляет, да еще с детьми. Хотя он говорит, что писал ей, и звонил, что женился, она была довольна, что он живет не один. Это все из-за детей, они ровесники ее дочери. Не будем говорить о грустном, давай в выходной к маме поедем, как она там? Раньше Паши часто не было дома, а я соберусь и поеду в деревню, а сейчас, я и мамка, я и нянька, муж постоянно дома, не уедешь. Но это не отговорка, я знаю, Нина, что ты была недавно там, как она?
— Плохо, но сама себя обихаживает, задыхается, сердце болит.
— Это у нее с тех пор, как папа из лагеря пришел, ей ведь тоже в глаза им тыкали.
— Я тоже о нем все время думаю, и не пожил он хорошо, война кончилась, только жить бы да жить, так нет, не получилось, — Нина обняла сестру.
— Пойдем спать, мне завтра с утра на смену, и тебе тоже.
— Я пока только в день хожу, детей некому из садика забирать. Жили бы вы рядом, твои ребятишки помогали бы. Хотя Дениска уже большенький, на следующий год в школу пойдет. Но одних их на ночь не оставишь, мало ли чего может случиться. Уже горел, шрамы на всю жизнь остались.
В выходной сестры поехали в свою деревню, проведывать мать. Она была рада им, — я все глазоньки проглядела, ждала вас мои дорогие. Что детей-то не привезли, на внуков бы порадовалась, большие стали.
— Большие, но бестолковые, баловаться будут, а тебе сейчас не до этого, свистит все в груди.
— Помирать мне пора, заждался меня Васенька, там все равны будем, предателей не будет.
— Да он и не предатель, не по своей воле пошел в плен, ранен был, не смог дать надлежащий отпор.
— Так-то оно так, только никто этому не верит, предатель и все тут. Сколько я пережила из-за этого, и болезнь себе заработала. Я вас заговорила, кормить пора.
— Нет, мама, мы сейчас все уберем в избе, потом постираем, а тогда и обедать будем. Мы привезли тебе кое-что вкусненькое, а вот холодильника у тебя нет. Сколько раз говорили, что купить нужно, ты все отказываешься.
— Сейчас прохладно, осень на дворе, и мне теперь он не понадобиться, помирать я надумала. Хорошо, что вас напоследок увидела, не смотрите на меня так, я знаю, что говорю.
Вечером они уехали домой, а утром им позвонила ее соседка и сообщила, что мать умерла.
— Как же так, Валя, она еще ничего была, не лежала, ходила, нас до ворот проводила.
— А ты видела, как она дышала, как будто последние дыхания делала.
— Лечиться ей нужно было, а она не хотела. Приехала бы ко мне, я ее в больницу сводила.
— Ты еще не поняла, она не хотела быть нам обузой, да с ее больным сердцем только в наших непутевых семьях жить. Хотя я могла бы поселить ее у себя в квартире. Не нужно корить себя, она бы все равно из своего дома никуда не поехала. Постоянно повторяла, умру в своем доме, в нем и стены помогают.
Они похоронили мать, как она и просила рядом с отцом. Все разошлись, они остались одни перед свежим холмиком.
— Ты права мама, ты ушла в тот мир, где нет ни бедных, ни богатых, ни злых, ни добрых, все равны, всех Бог простил и принял под свое крыло. Прощай дорогая, передавай папе поклон от нас. Пойдем мы, нам еще рано к вам, детей растить нужно.
— Не плачь, Валя, они болели сильно, это избавление им от мирской суеты. Пойдем, нас ждут, Борис вперед ушел, смотреть, чтобы не расходились, пришли поминать.
После работы Валя решила зайти на свою квартиру, предупредить квартирантов, чтобы они недели за две съехали. Сама понимала, что у сестры тесно, но после похорон им было хорошо вместе переживать горе. Прошла уже неделя, с тех пор, как они ушли из дома. От Гриши ни привета, ни ответа, значит, не нужны они ему, но мог хотя бы позвонить, узнать, как они там. Она уже подходила к общежитию, как издалека увидела Светлану, что она здесь делает?
— Светлана, что ты тут делаешь, я больше ни на шаг не подойду к твоей квартире, не сомневайся. Если ты думаешь, что я хотела завладеть ею, то ты ошибаешься, у меня своя есть, она не хуже вашей.
— Ничего я уже не думаю, папе плохо, он в больнице лежит, вот уже неделя прошла, а ему не лучше. Врачи сказали, что пред инфарктное состояние, до большего пока не дошло. Он хотя и не просил, но я поняла, что дело тут в вас, вы ему нужны, а не я. Простите меня, увидела вас в нашей квартире, и кровь у меня заиграла, чужая женщина, да еще и с детьми. Потом остыла, да и муж ругал меня, у самой семья, а он, что так и будет одиноким. С трудом это до меня дошло, еще раз прошу прощения. Идите к нему, он только вас ждет и страдает от этого, а ему сейчас нельзя. Мы завтра с утра уезжаем, а вы переходите и живите, мне здоровье отца дороже моей гордости. Хотя мама и болела, но она для нас была незаменимым человеком, добрая, ласковая, терпеливая. Какие боли она испытывала, но мы не слышали от нее, жалоб на свою судьбу. Наоборот ей хотелось жить, продлить как можно дольше свое пребывание на земле. Только иногда говорила, измучила я вас.