Я играл лихо и часто, но, как и любой честный игрок, с переменным успехом, примерно выходя «в ноль». Иногда победа шла за победой и стопка картонок в кармане увеличивалась. А потом можно было все просадить за перемену и «стрелять» фишку у друзей. Фраза при просьбе была такая «Дай фишку, чувак, выиграю – отдам». Можно было, конечно, и не выиграть, тогда снова приходилось одалживать или покупать в ларьке и т.д.

Администрация школы быстро (и вполне справедливо) признала игру азартной, приравняв к картам, и в школе играть запретила. Фишки старшеклассники изымали, иногда мы и сами, будучи дежурными, отбирали их у «пионеров». Популярным было «выметание» фишек. Оно случалось, когда кто-то решал завязать и выбрасывал фишки во двор из окна или устраивал раздачу в школе. К этому событию всегда нужно было успевать, такая халява случалась редко.

Фишки покупали, ими обменивались, их находили, воровали, отбирали и, конечно, выигрывали. Никто не хотел играть «против» потертого или расслаивающегося кэпа. А если кто-то считал свою фишку элитной (например она была переливающейся, «с голограммой» и т.д.), то он ставил ее против двух твоих «морталов».

Теперь о том, что осталось конкретно у меня. Любой парень мечтал иметь всю коллекцию Mortal Combat и мне, например, это сделать удалось, чем я несказанно горжусь и сегодня. Они все-все здесь, с первой по последнюю. Выменянные, выигранные, купленные («повторки» менялись добрыми продавцами и не менялись злыми). Красота!

Серия Chupa Chups могла летать и ходить. Серьезно. Вставляете одну фишку в прорезь другой, оттопыриваете и запускаете. В них и играть надо было на «чья дальше улетит». Или вставляете и толкаете – какая же пара дальше «прошагает». Я на такое не играл, мама покупала их в магазине в здании работы, это был дефицит.

Очень любопытная серия Евро-2000. Судя по малочисленности и если память не подводит, я закупался ими в Украине, пока был там на отдыхе. Турецкий ширпотреб, конечно, выпущенный к ЧЕ-2000 по футболу, но с бразильцами и аргентинцами. Брал, потому что с футболистами.

Остальные фишки раздал, проиграл, потерял. Но те, что остались, служат вечным напоминанием о веселых деньках.

Летом 1999-го года я снова попал в лагерь. И это был первый и последний детский лагерь, из которого мне не хотелось уезжать. Дело в том, что я попал в отряд, где был старше всех на класс, плюс вожатой была моя двоюродная сестра. Эта нехитрая комбинация позволила мне занять главенствующее положение в этой маленькой локации.

Это был лагерь относительной свободы. Если я скажу вам, как мы свободно выходили за территорию и устраивали километровые пробежки до ближайших дач, вы мне, конечно, не поверите. Но это было. А еще мы отдыхали с ребятами из г. Мозыря. Они рассказали мне о легендарном футбольном клубе «Славия», за который я пообещал болеть в следующем сезоне и не прогадал (Славия-Мозырь в следующем сезоне во второй раз в истории стала чемпионом Беларуси по футболу).

Девочку я нашел тоже из Мозыря. Правда, она была одноклассницей чувака, с которым мы делили комнату, и это сыграло свою решающую отрицательную роль. Но сей казус случится позднее, а пока я наслаждался.

Танцы, тусовки, беседы, игры – все это было у нас в полном объеме. В предпоследнюю ночь мы устроили «лагерный беспредел». Я проснулся от холодного, но мягкого поцелуя и увидел двух самых симпатичных девчонок из нашего отряда. На мой резонный вопрос они ответили, что сегодня «малинная ночь» или «ночь-малинница» (или какой-то подобный бред). Своими поцелуями они разбудили всех пацанов из нашей комнаты, в свою очередь мы с другом пошли мазать пастой других девчонок. Разбудили и их. В итоге через полчаса не спал весь отряд. Мы носились по комнатам, врывались к соседям и валтузили их подушками, девчонки стали визжать, проснулись вожатые. Нас успокаивали, мы ложились, снова поднимались и продолжали «оргии». В семь утра все наши кровати были застелены, а спать никто уже не хотел.

Я не знаю, что наш отряд устроил в этом лагере в последнюю ночь. Может, они объявили наш корпус «Автономной лагерной анархической республикой» (А.Л.А.Р.), может, они захватили столовую и музыкальное оборудование и устроили ночь жратвы и движа. Я уехал днем следующего дня в тарахтящем, но верном «Запорожце», впервые покидая лагерь с грустью, и не без сожаления.

А осенью одноклассник предложил мне пойти на греко-римскую борьбу.

Наша тренировочная база располагалась на улице Короля в бывшем здании 16-ой школы, в которой я учился. Тренер, конечно, сразу меня раскусил, молвив: «У Володи нет спортивной злости». Да, у меня ее не было и в помине. Борьба – жесткий контактный вид спорта, хотя там не надо было мочить соперников ударами в лицо. Но спортивной злости мне это не добавило.

Заниматься было интересно. Мы учились «читать» действия соперника, вытирая пот и сопли. Незаметно борьба приобрела популярность среди большинства пацанов нашего класса, но многие занимались нестабильно. Мне нравилась «прокачанная» физкультура борьбы и скоро отметки и результаты школьных уроков по физре поползли вверх. Мы боролись за место под солнцем.

Зимой мы играли в футбол «на износ», тренер швырял меня через бедро раз по 20 за тренировку (я был самым высоким и легким). Потом я ткнул одноклассника шеей в мат и долго переживал. Тренер часто говорил: «Пусть лучше они здесь будут, чем пиво хлещут по углам». Я не знал, чем так плохо пиво, но мы его презирали.

А потом я попал на плановое медобследование. Бледные блондинистые волосы врача встали дыбом, когда она узнала, с какими диагнозами я занимаюсь борьбой. Она долго орала, эта недовольная жизнью гражданка, почуявшая кровь. На моей спортивной карьере навсегда поставили жирный черный крест.

Тренеру было наплевать. Он ценил настоящих пацанов. Если они готовы были переступить через свои «диагнозы» и бороться каждый день с другими, а главное – с самим собой – он был счастлив. После необъективной медкомиссии я не бросил борьбу. Я ее продолжил, но в несколько ином качестве.

Мы съездили на соревнования. Меня хватило на два броска от двух разных соперников. Остальное время я жрал бутеры, ржал с пацанами и думал, как долго мы будем выбираться из поселка Чисть Молодечненского района. Везли нас, детей, в грузовом отсеке желтого микроавтобуса «Мерседес».

Отборовшись, солнечной и яркой весной 2000-го года мы начали снимать значки с автомобилей.

Мы стали «дворовыми пиратами». Компьютер и солдатики были заброшены в дальние углы и пылились. Нашим оружием в борьбе с миром взрослых стала отвертка. Я пользовался узкой велосипедной (той, что шла в комплекте бардачка велика «Аист») – она была легкой, прочной, плоской и очень незаметной.

Первым я снял «Фольксваген». Это был бледно-кремовый универсал, и значок висел сзади без всякой охраны. Руки мои дрожали, а всплеск адреналина был максимальным. Но я его снял. Просто поддел резиновую подкладку и схватил пальцами.

Мы тренировались. Для себя я снял не так много – «Форд», «Самару» и еще какой-то корч. А вот друзья мои взялись за дело с энтузиазмом. Один из одноклассников надолго заработал мое уважение за то, что снял четыре кольца «Ауди». Все четыре кольца, представляете? Причем с «горячей» машины (то есть ее капот был теплым, а значит, она недавно приехала).