Когда я подошел к одной круглой площади, то вдруг не поверил своим ушам. За спиной отчетливо провыл подъезжающий троллейбус. Я ринулся к остановке и начал усиленно жестикулировать. Водитель приветливо мигнул поворотником и остановился. После короткого диалога стало понятно что пять тысяч рублей ночью в Беларуси – ничто. Драйвер долго вздыхал и качал головой, но в итоге согласился подвезти меня до родной улицы, потому как якобы сам туда ехал.

То, что произошло потом, я помню очень отчетливо. Троллейбус вдруг словно приподнялся на дыбы, как застоявшийся мустанг, и постепенно начал набирать ход. Ни до, ни после, да и вообще никогда больше, я не видел, чтобы троллейбус развивал такую скорость. Он верещал как пущенная в цель стрела, он пожирал километры ночной дороги и изо всех старался довезти меня до дома ровно к трем часам ночи (я-то уже рассчитывал в лучшем случае попасть к пяти). Стрелка спидометра уперлась в ограничитель – мощная машина производства «Белкоммунмаш» в тот вечер показала все, на что была способна.

В остальных случаях я просто брал такси. С тех пор очень люблю такси. И уж точно не хочу машину – из-за препирательств и вечных непоняток по поводу того «кто сегодня за рулем». Теперь я никогда не за рулем, я просто глотаю этот город километр за километром, развалившись в пассажирском кресле.

В жизни каждого парня и каждой девушки бывает такой период, когда ему или ей вдруг начинает звонить незнакомый человек и усиленно беседовать. Происходило так и со мной, причем в две волны. Первая волна была где-то в 9-10 классе, когда мне звонили какие-то подруги, непонятно откуда взявшие мой телефон и достававшие меня дома. Пришлось даже подключить старый определитель номера, хотя это мало чем помогло. Вторая же волна началась аккурат летом после третьего курса института.

Вначале звонили какие-то явные подростки – девушек было несколько, по голосу мне понравилась только одна. Они утверждали, что жили в Барановичах (где у меня ни родственников, ни близких друзей) и знали обо мне не так много, но даже поверхностные познания впечатляли. На мои расспросы возникала бетонная и непробиваемая стена из «мы тебе не скажем, откуда тебя знаем и кто дал твой телефон». Что же, когда мне бывало скучно, я им звонил, а когда скучали они – тоже набирали меня. Перезвон как-то сошел на нет к концу лета.

Другой случай был поинтереснее. Звонит как-то девушка – по голосу серьезная, воспитанная и все такое. Не из Минска. Очень усердно хотела встретиться и знала обо мне достаточно много. Я же не узнал о ней особо ничего. Встретится было, конечно, интересно, тем более, что стояло лето, а планов у меня особых не было. В общем ей я набирал почаще. Не помню уже, что меня остановило, кажется, я поставил ей ультиматум – дескать, она мне называет, кто дал мой номер и так подробно рассказал биографию, и мы тут же встречаемся. Что меня особенно развлекало, так это то, как она говорила «хочу на тебя посмотреть». Значит, тайный информатор не имел на руках мое фото. Потом я уехал в тур по Европе и общение как-то само собой закисло. Надеюсь, она нашла себе другого минчанина и желательно не копирайтера.

Вы знаете, я иногда даже скучаю по этим звонкам. Было в этом что-то тайное и приятное. Впрочем, то лето 2007-го года было последним, когда со мной пытались познакомиться таким «секретным» образом. С тех пор звонили либо знакомые, либо ошибались номером.

Так я и не узнал, кто дал мой номер как минимум в двух случаях.

Настало время перевернуть еще одну трагическую страницу моей жизни. Когда Тишка умирал на наших глазах, пошатываясь, и с трудом выдерживая плавный кошачий шаг, наши сердца разрывались. Но это будет много позже, а до этого…

Шел 1997 год, когда мамина подруга с тяжелым сердцем отдавала нам подобранного ею где-то котика. Найденыш обладал редким генетическим дефектом – один глаз у него был мраморно-желтый, а второй – темно-голубой как ночь над океаном. Кажется, это называется дихотомией. Но это было не важно – главное, что теперь у нас был новый член семьи.

Поначалу кот очень боялся нас – он даже просидел несколько дней под диваном, наотрез отказываясь выходить. Затем, постепенно, шаг за шагом, мы сближались. Отношения наши складывались непросто – уж очень нелюдимым оказался наш новый гость. Пару раз я даже применял силовые приемы, чтобы вытащить кота из его убежищ. Ребенка можно понять, а вот чтобы понять судьбу уличного кота, нужна мудрость, которой у меня не было.

Шли годы. Мы играли, Тишка продолжал испуганно прятаться при появлении чужих людей, не очень любил нежности, но зато крепко любил поспать. Мы выносили его на улицу, раз возили на дачу, но более-менее сносно ему было у себя дома. Он сам приходил и укладывался вечером у ног, правда, на ночь я его выносил – спал я беспокойно и хотя коты и так не жалуются на бессонницу, думаю, нам было бы не очень комфортно.

Кот в доме – это символ покоя, уюта и семейного тепла. Все это наш необычный Тишка по мере сил старался создавать. Грел как мог зимой, вальяжно валялся на боку летом, задорно играл и даже в почтенном возрасте допрыгивал за игрушкой до моего лица. Обожал лазерную указку и, повинуясь хищному инстинкту, жестоко наказывал нас за оставленные припасы на столе. «Не съем, но добычей овладею» – таков был девиз этого мухолова и охотника за птицами.

Мне кажется, однажды я увидел старость в его глазах. Тишка будто осунулся и острая мордочка словно затупилась. Он больше спал, был менее активен и все чаще приходил полежать у ног, видя какие-то свои охотничьи сны. Острая болезнь подкосила его внезапно. Ветеринары разводили руками и давали сильнейшие антибиотики, а бедное животное громко кричало, с трудом ходило и уже не контролировало никакие выделительные процессы. Когда сердце рвется на части от того, что ты не можешь ничем помочь, от бессилия опускаются руки.

Блестящая стальная молния впилась где-то в подбрюшье нашего кота и его разноцветные глаза умиротворенно закрылись навсегда. Больше домашних животных мы не заводили…

А через несколько лет мне наперерез бросился на улице незнакомый молодой кот. Он был тигрового окраса и глаза его горели двумя ярко-желтыми прожекторами. Малыш усиленно бросался мне на руки и всячески мурлыкал. А я гладил его и думал о том, что Тишка до сих пор приходит ко мне во сне…

Велосипед я любил всегда. Я научился кататься лет в пять и с тех пор неизменно к нему возвращался, хотя иногда и подзабивал на двухколесный транспорт. В школе я катался на «Аисте» двоюродной сестры и до сих пор считаю его конструкцию приближенной к идеалу. У него была очень удобная посадка и оригинальный стиль торможения. На нем можно было очень эффектно рассекать по окрестностям

Массовое увлечение велосипедами в Беларуси прошло в два этапа. Первый пришелся на девяностые, когда мы гоняли на подростковых великах и мечтали иметь «взрослик» – скоростной велосипед для шоссейных гонок. Тогда многие ездили на купленных еще в советское время великах. Потом, где-то к концу 2000-ых началось постепенное обновление велопарка. Но катались мало и редко. Молодежь увлекалась автомобилями.

В 2007-ом году, еще до всяких обвалов и прочих девальваций, отец купил российское чудо техники – 650-ый Stels. На фоне редких «Туристов» и тех же «Аистов» он казался «Мерседесом». 21 передача, стальная рама, мягкое сиденье и изящный силуэт – эта машина выглядела очень круто. Летом того года я рассекал по пустынным тротуарам и спокойно наслаждался ездой, разгоняясь до 35-40 км/ч. И был абсолютно счастлив в этой жажде скорости.