На кухне Брендон сидел на уже привычном для него месте за столешницей. Сосредоточенно делая записи в своих тетрадях, он словно не заметил моего появления и лишь продолжил писать. Пройдя мимо него и оставляя мимолетный поцелуй на щеке, я открыл холодильник, чтобы достать некоторые продукты. Брендон отреагировал на мое прикосновение лишь улыбкой и снова вернулся к своему занятию.

— Что ты будешь? — спросил я, рассматривая запасы еды для него в холодильнике. Он оторвал взгляд от тетради и посмотрел на меня.

— Э-э. Ничего. Я вообще-то уже позавтракал. Извини, — неловко улыбнулся он и слегка пожал плечами.

— И когда же ты успел?

— Где-то между шестью и половиной седьмого, — хмыкнул он. — Что? Мне не спалось.

Я лишь ухмыльнулся и закрыл холодильник, оставляя нетронутыми несколько упаковок с готовой едой.

— У тебя выходной? — спросил он, возвращаясь к своим записям, старательно выписывая что-то из книги перед ним в свою тетрадь.

— Да.

— И чем будешь заниматься?

— Ну, для начала я отвезу тебя в университет. После я просмотрю твои заметки насчет Кары и, возможно, мне придется посетить «культ». А вечером мы могли бы заняться…не знаю, чем угодно?

— Что? — непонимающе спросил он и прервал свои записи. — Ты хочешь узнать о Каре?

— Часть договора, помнишь? — ухмыльнулся я, на что Брендон лишь насмешливо приподнял бровь. Полагаю, он удивился тому, что я, наконец, решил серьезно заняться его проблемой. В последние дни, что он проводил у меня, мы не делали буквально ничего. Я сосредотачивался лишь на нем, а он лишь на мне, не позволяя внешнему миру приникать в рамки этого дома, словно мы оба боялись разрушить только-только установленную связь. Все между нами казалось слишком хрупким, что бы можно было впустить что-то лишнее. Поэтому естественно мы не поднимали никаких вопросов вроде «узнать, что случилось с сестрой Брендона» или нечто настолько же серьезное. Нам нужна была какая-то простота, вроде обычного просмотра фильма или находиться в одной комнате, когда каждый занят своим делом.

В эти недели, Брендон чаще всего проводил время за чтением в гостиной или моей спальне. Иногда он сидел и записывал что-то в свои тетради или блокнот, как сейчас. Я в это время обычно занимался какими-то вопросами с работы, и он никогда не отвлекал меня. В такие часы дом погружался почти в полную тишину, прерываемую лишь шелестом страниц книги и его тихим дыханием. И эта тишина была каким-то образом приятна нам обоим.

Нередко я ловил на себе его увлеченные взгляды. Он следил за каждым моим движением и невинно улыбался, когда я ловил его на этом.

Мне же приходилось по тысяче раз на дню сдерживать неконтролируемые позывы внутри меня, связанные с постоянным присутствием Брендона. Я ловил себя на том, что с трудом выношу его присутствие, и каждое его прикосновение словно режет по больной ране. Но мне оставалось лишь посильнее сжать зубы и перетерпеть.

Но моменты легкости, когда я не хотел убить его, осушив до капли и разорвав тело на куски, тоже происходили. Иногда, когда он клал голову мне на плечо, засыпая или случайно касался рукой моей руки, я не чувствовал себя ужасно. Я чувствовал себя так, словно все в порядке. Словно я просто человек, не жаждущий крови, не живущий смертью других, не жестокий или флегматичный к чувствам окружающих. Словно я снова Райан Росс из 1885-ого. Словно я снова жив.

И таких моментов становилось все больше, и я тогда понимал, что начинаю привыкать. Вот то, о чем говорили многие вампиры, решившие оставить компанию мертвых и стать ближе к живым – адаптация. И я стал ближе к ней, чем за все годы, проведенные в почти полном одиночестве.

Будильник на телефоне Брендона резко оборвал установившуюся тишину комнаты. Это была еще одна его особенность, о которой я узнал, проведя с ним так близко столько времени – Брендон был безумно дисциплинированным. Каждый его шаг был просчитан, каждая минута имела смысл и была спланирована. Но учитывая то, что он рассказывал о своей жизни с родителями, это было не так и удивительно.

Он выключил мелодию и тут же собрал все свои тетради и учебники в ту старую потрепанную сумку.

— Я готов, — оповестил он меня, закидывая сумку себе на плечо и хватая свою куртку со стула возле него. Я лишь кивнул и, накинув на себя верхнюю одежду, мы вышли на улицу холодного ноябрьского Питтсбурга.

Университет Брендона находился в десяти минутах езды от моего дома, и во время поездки мы обычно пытались разговаривать, хоть я и подвозил его туда всего пару раз за последние недели. Но сегодня Брендон был немногословен. Он включил радио, поставив на какую-то волну с классическим роком, а после стал греть руки у печки.

— Я закончу в четыре. Забери меня, идет? — усмехнувшись, спросил он, убирая руки от источника тепла и одевая на них перчатки.

— Конечно. Будь умницей и получи «А», — по-доброму съязвил я, на что в ответ получил заливистый смех Брендон и беззлобное «Пошел ты».

На секунду, перед тем как выйти из машины, Брендон задержал свой взгляд на моих губах, но подумав, тут же вышел, махнув мне рукой на прощание.

***

Разобраться с делом Кары Ури оказалось не так просто, как казалось мне изначально. Информации о девушке действительно не было нигде, и я просидел около двух часов, изучая все, что Брендон смог найти за последние годы. Сводки новостей, вырезки из газет о пропаже людей и странных убийствах, некрологи. Некоторые из них как удар холодного ветра в лицо оживляли мою память. Кое-кто из этих людей были моими жертвами. И может спустя годы их лица и имена постепенно размылись в моей памяти, при секундном взгляде на эти статьи я сразу же вспоминал те убийства в мельчайших деталях. И когда я просмотрел их все, то твердо знал, что среди них не было сестры Брендона. Ее я бы точно запомнил. Черты лица девушки во многом напоминали его, и я не думаю, что смог бы забыть такое, учитывая, что Брендон теперь постоянно рядом, рано или поздно это навеяло мне хоть какие-то воспоминания.

Но глядя на него, я вспоминал только об одном человеке. Неловком и замкнутом подростке, так похожем в годы своей юности на Брендона. Также отчаянно нуждавшемся во мне, и также бесследно пропавшем из моей жизни, как и Кара Ури из своей семьи.

Но мне по-прежнему было неизвестно ни как искать ее, ни как искать Уильяма Беккета.

И мне пришлось снова обратиться к «культу».

Как и всегда, когда я бессилен. Как и всегда, когда я растерян или нуждаюсь в чем-то, они приходят. Не искренняя любовь, а скорее слова клятвы друг перед другом заставляют нас делать это. Но не столь важно, какими мотивами руководствуется протянутая тебе рука, если она тебе помогает.

Они выбрали иное место на этот раз, потому что я сам попросил их об этом. Я не желал видеть никого с той самой ночи. Ни Фрэнка, ни Йена, ни уж тем более Даллона. Их присутствие отчего-то смешивало все мысли в моей голове, запутывало. А в тот момент мне нужны были ответы и ясный ум.

Поэтому Джерард и Джо предпочли пойти мне на уступки, но это хотя с какой стороны посмотреть.

Я зашел в старый заброшенный бар с заколоченными окнами и табличкой на двери с красовавшейся на ней надписью «закрыто». Он был неоднократно реставрирован, и здание было перестроено в каменное, но это заведение все равно сохранило ту атмосферу и прежний вид, каким оно было раньше. Когда-то это было кабаре. В том далеком 1885-ом, когда я только познакомился с ними, это место было как пропуск в прошлое, очередное воспоминание о моей человеческой жизни. Оно напоминало о Джорджиане, такой кажущейся невинной и прекрасной, о Даллоне, пугающем одним лишь своим взглядом холодных глаз, которого я впервые встретил здесь. Оно напоминало о слишком многом, но я не хотел уходить отсюда.

Бар, который сейчас был на месте этого кабаре уже два года как закрыт. Видимо, владелец разорился, потому что эта часть города не очень благополучна и бизнес здесь прогорает как зажженная спичка. Так что я легко преодолел замок на входной двери и проник внутрь, туда, где все было пропитано пылью и веселой музыкой. Где каждый шаг отражался ударами танцующих тут людей из 19-го века и пьянчугами, который выволакивали отсюда.