— Это не так. Просто я хорошо знаю людей, — ответил я. — Ну так расскажешь? Я сохраню твою тайну.

Мой саркастичный тон вызвал у него улыбку.

— Это сложно… Долгая история. Я живу сейчас один, но мои родители проживают не так далеко и приезжают иногда. И вот сегодня как раз был такой день. Мы давно не виделись и все такое, просто… — он нервно закусил губу, выдавая мне свои больные места. — Мы не в лучших отношениях, — продолжил он, — поэтому после разговора с ними у меня гадкое настроение. И мне нужно было отвлечься. В комнате сосед, и он раздражает меня…или я его. У нас это взаимно. А Спенсер хоть и мой друг, но он полицейский, и поэтому любит задавать много вопросов, на которые мне не хочется отвечать.

Я склонил голову вбок, рассматривая его лицо и пытаясь догадаться обо всех тайнах, что он скрывает. Брендон усмехнулся, заметив это, и почему-то сразу же ощутимо расслабился.

— После Вашего укуса у меня была слабость весь день, — с притворной обидой произнес он.

— Я предупреждал тебя, — в тон ему ответил я.

— Не предупреждали, — с улыбкой возмутился парень. На пару секунд между нами установилось какое-то неловкое молчание, во время которого мы просто смотрели друг на друга.

Мне хотелось сделать что-нибудь, потому что у Брендона был пронзительный взгляд, который я не часто встречал у людей, и я не любил, когда таким взглядом смотрели на меня. Поэтому я хотел как-то избежать этого, но он не отпускал меня, продолжая очаровывать. И тогда я решил разорвать эту странную связь и приблизился к нему, сокращая расстояние между нами. Его дыхание сбилось на мгновение, когда я оказался слишком близко. Мне удалось произвести нужный эффект, и надо было не упускать момент, пока лев снова не забрал власть у дрессировщика.

Я почти дотронулся до его губ своими, почти почувствовал их, потому что моя кожа ощущала это живое тепло, потому что я чувствовал на ней это легкое покалывание. Но он все разрушил. Брендон отодвинулся от меня всего на пару сантиметров, но этого хватило, чтобы дать понять: он отказал мне в поцелуе. Но этого не хватило, чтобы перестать ощущать его горячее дыхание.

— Я… — часто дыша, произнес он. — Могли бы Вы… ты… укусить меня в шею? — я поднял взгляд с его полураскрытых губ и посмотрел ему в глаза. Он сделал то же самое. Брендон смотрел на меня уверенно, говоря мне взглядом, что он полностью осознает смысл только что произнесенных им слов.

— Зачем? — только и смог спросить я. Он отказался от поцелуя, но захотел быть укушенным? Что не так с этим смертным?

— Я хочу, — ответил мне он.

— Я не могу, я же говорил.

— Но это глупо, все равно ведь заживет. Никто не увидит следов.

— Но, если узнают…

— Вы все равно нарушили ваши законы или что там, — перебил меня он, и мне действительно было нечем ответить ему на это. Потому что да, я могу сделать это, и да, закон действительно бессмысленный, но вампиры выполняли его не потому, что он якобы важен, а потому, что так проверяется преданность. Безграничная и безусловная, даже в таких глупых законах. Но Брендон прав: я все равно их нарушил.

— А ты латентный мазохист, да? Любишь боль? — усмехнулся я ему в ответ. Но Брендон шутку не оценил, продолжая смотреть на меня так, будто я должен ему этот укус. — Мне это не нужно, — спокойно сказал я, чем выбил его из колеи. Да, он ожидал, что я наброшусь на него по всем правилам дешевого хоррора. Но нет: как я уже говорил, я умею играть.

— То есть как не нужно? Вы же сами говорили…

— Да, но теперь все в порядке. Донорская кровь идет без перебоев, и я не голоден, — солгал я. У меня не было донорской крови, а если бы и была, то это бы не помогало. Голод вампира не утолить, он есть всегда. Он не проходит. Он постоянен, как смерть. И я понял это даже не тогда, когда стал вампиром, я понял это тогда, когда впервые увидел их. Этот голод читался на их лицах, отражался в их блестящих мертвых глазах.

Брендон был каким-то оскорбленным, после моих слов, и это было именно то, чего я добивался. Он приблизился ко мне, и наши губы слегка коснулись друг друга. На мгновение я подумал, что он поцелует меня, но он лишь дразнил.

— Но Вы все равно хотите этого. Я вижу, — прошептал он. И его голос в эту секунду был глубже, чем обычно. Я чувствовал, как его запах стал ярче, он стал еще более сладким от возбуждения, которое он испытывал. И я не мог не поддаться всем его манипуляциям.

Я приоткрыл губы, задевая кожу Брендона, и резко наклонился к его шее. Но я не спешил, я оттягивал момент, который был таким редким для меня. Момент, дающий мне насладиться запахом тонкой кожи и чувством того, что совершаешь что-то, чего не должен. Я дождался, пока мои клыки выйдут полностью, и за мгновение преодолел барьер между мной и кровью.

Тело парня напряглось в крепкой хватке моих рук, и он не мог вырваться. У него не было дороги назад. Я сильнее укусил его, делая рану больше и чувствуя, как из нее вытекает кровь. Она снова не отдавала и каплей солености. Красная жидкость стекала по его шее, и я слизывал капли, а после снова присасывался к ране и выпивал оттуда его жизнь, его вкус, все его сопротивление мне. Брендон расслабился и получал какое-то странное удовольствие, и он не сможет отрицать это после. Ему нравилось, когда я делал это с ним. Ему понравилось еще в первый раз.

Я остановился, когда почувствовал, что он стал слабее, и оторвался от его приятной теплой кожи, которая покраснела и засаднила вокруг укуса. Я снова, как и тогда, стал осторожно облизывать его. И, пока я делал это, руки Брендона обернулись вокруг моей талии, и он прижался ближе, позволяя мне устроиться между его ног. Со стороны мы выглядели как любовники, предающиеся ласкам, но один из нас мертв, а второй со страстью тянется к этой смерти.

Я слизал почти всю кровь, и она перестала идти, а укус постепенно затягивался, но я не останавливался. Прикосновения моего языка были уже не для заживления раны, а для удовольствия. Я стал касаться его кожи не только им, но и губами. Целовал шею Брендона, иногда спускаясь к ключицам или поднимаясь к подбородку. Я не видел его лица, но я чувствовал, как он все сильнее возбуждался, и мне для этого не нужно было прикасаться к его стояку в штанах. Он стал выделять сильный запах, который до жжения бил мне по носу и вызывал не меньшее желание.

Когда я сильно засосал его кожу над укусом, Брендон застонал, прижимаясь ко мне сильнее и пальцами сжимая мои бока. Я оторвался от его шеи и приподнял голову, чтобы наши глаза были на одном уровне. Его глаза были полуприкрыты, а взгляд затуманен. И в этом взгляде я видел уже полную, абсолютную самоотдачу. Я видел, что он встал на путь, с которого ему уже не сойти.

Мои окровавленные губы жестко прижались к его, и нас поглотил жадный поцелуй, полный чего-то обжигающего и опьяняющего.

========== Extra. Ложь - это лучшее развлечение для глупых мальчиков ==========

Она отняла у меня кайф, бросила меня умирать,

Выпила из меня кровь, приказывала мне, она говорила:

«Наша тайна на вес золота».

Royal Blood — Ten Tonne Skeleton

Тремя днями ранее.

Все мы лжем. Каждый человек лжет или лгал в своей жизни. Это как жизненно необходимый элемент, поддерживающий равновесие в мире. Как кислород в соединении молекулы воды. Его должно быть меньше, чем водорода, но он необходим. Иначе бы мы умерли от титанического количества правды. Слишком большая честность разрушила бы этот мир. Нам нужна ложь.

Она неоднократно меняла мою жизнь и порой была единственным верным решением. Когда мне было тринадцать, я солгал своей матери, что иду с друзьями играть к озеру, а она поверила. Тогда я ушел в бродячий цирк и ни разу не пожалел о своем решении. Эта ложь в итоге привела меня к дороге той жизни, на которой я нахожусь сейчас. Ложь — сильный инструмент манипулирования, и в правильных руках она, вероятно, может менять целые судьбы.

Ложь — наш осознанный выбор. Так же, как и правда. Но иногда она единственный возможный выбор.