— Тогда зачем пришел сюда?

Луи как-то ядовито усмехается.

— Я здесь не ради тебя.

— В самом деле? — Невпечатлённо протягивает Гарри, делая шаг навстречу.

— Знаю, тебе тяжело такое представить, но у меня есть своя жизнь, и я прекрасно в ней себя чувствую и без тебя!

Гарри на секунду замирает, обдумывая услышанное. Его лицо меняется с этого почти довольного выражения на какое-то разочарование, и Луи честно становится жаль за свои слова.

— Что ж, — саркастично бросает Стайлс, — тогда не буду мешать тебе всем этим наслаждаться.

Он разворачивается уже готовый уйти, но Луи ловит его за руку, хотя абсолютно не знает, что должен сказать.

— В чем дело? — Притворно удивляется Гарри, сканируя взглядом место их соприкосновения. — Уже так быстро заскучал в своей прекрасной жизни без меня?

— Перестань, — злится Томлинсон. — Перестань так себя вести, ты кто теперь — Тейлор Свифт?

— Нет, но она дала мне пару уроков по общению с бывшими подставными парнями.

Луи с вызовом выпускает руку Гарри, желая добавить что-то язвительное и мерзкое — просто потому что он может, — и потому что это заставляет кровь в его венах закипать. Но потом… потом он думает обо всём, через что прошёл за последний год и он знает, что заслуживает хотя бы адекватного разговора, а не тупых препирательств в туалете.

— Гарри, — серьезно начинает он, и тон его голоса будто раззадоривает парня ещё больше. Он ухмыляется, будто знает всё, что Луи хочет ему сказать, но это, чёрт возьми, не так. — Ладно. Я скажу это без шуток и только один раз — так что просто послушай меня внимательно. У меня нет ни малейшей идеи, в чём тебя там убедила Синтия — но чтобы это ни было — это не так. Я знал тебя достаточно хорошо, чтобы сказать с уверенностью — вот это, — указывает он пальцем в сторону двери, — это не для тебя.

У Стайлса становится такое выражение, будто Луи врезал ему по лицу.

— Нет, не в том смысле, — спешит объяснить он. — Не твой успех и все такое. Контракт, Гарри. Ты достоин большего, чем тупые выходы в свет с начинающими актёришками, которым только нужна твоя слава!

— Алан — писатель, — хмыкает Стайлс, скрещивая руки на груди.

Луи ухмыляется.

— Как низко ты пал.

Гарри закатывает глаза, разворачиваясь и делая шаг в сторону двери.

— Я ухожу.

— Стой, — обрывает он его. — Хорошо, это не всё.

Это срабатывает — не понятно почему, может, Гарри всё ещё питает к нему хоть какие-то чувства, чтобы дать лишнюю минуту и выслушать его, а может, просто сжалился. Не имеет значения. Луи за секунду собирается с мыслями — он знает, что хотел сказать (помимо дурацкой пикаперской фразочки про трезвого водителя) на протяжении долгих месяцев. Он писал это каждый день в свой блокнот и говорил десяткам людей за небольшую плату, потому что был не готов отдать эти слова получателю и подписать под ними своё имя. Но теперь момент был тем самым.

— Давным-давно, еще до того, как я встретил тебя,

кто-то заменил мою грудь сломанной пластинкой.

В течение многих лет это была все та же заикающаяся и старая мелодия.

Я хочу, чтобы ты знал, что я пытаюсь.

Я бросил курить. Я занимаюсь йогой. И в эти дни я просыпаюсь, и желание смерти становятся все меньше и уходит дальше от меня.

И нет, я не в порядке. Но я не был в порядке с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать или может быть двенадцать. Хотя, я всё ещё здесь.

Я все еще дышу. И для меня иногда этого будет достаточно.

— Луи, что это значит?

— Гарри… — с дико бьющимся сердцем начинает он. Стайлс смотрит на него как-то по-другому; больше нет этой колючести, теперь только растерянность и жадность, с которой он всматривается в каждую деталь его лица. — Я писал это для тебя, наверное. Не важно, — фыркает он. — Уходи с этой дурацкой вечеринки, тебе это не нужно.

Глаза, которые Луи видел в моменты трезвости, опьянения, возбуждения и даже ненависти становятся будто стеклянными. Гарри прерывисто вздыхает, придвигаясь к нему ближе и тихо, будто вручая секрет говорит:

— Но у меня больше ничего нет.

Томлинсон знает это чувство — будто сердце сжимают руками с тысячами игл, — он понимает, о чём говорит Гарри, и он не согласен.

— Это не так. У тебя есть талант, и ты не обязан его доказывать, привлекая к себе такое внимание.

Он никогда ещё не говорил так — откровенно и с нежностью. Наверное, поэтому Гарри был так удивлен. И ему не хотелось ничего больше, кроме веры в его слова. И, похоже, его желание было вполне осуществимо.

— Боже, я хочу тебя в каком-то первобытном, диком смысле, как хотят друг друга животные — неукротимо и с острыми зубами. Боже, я хочу тебя в каком-то девственном викторианском смысле — проблеск твоей лодыжки погубит меня.

Луи шепчет это с такой интимностью, что слова обжигают его же язык. Но Гарри ведёт от этого; он придвигается к нему вплотную, будто физически желая ощутить каждый звук. Он сгущает мрак вокруг них, оставляя свет только между их соприкасающимися телами.

Луи почти на грани того, чтобы признаться, как сильно ему нужен поцелуй. Как ему необходимо снова прижаться к губам Гарри и вспомнить их вкус, но он даже не успевает сформулировать вопрос, как всё происходит само собой. Стайлс прижимает его к холодному мрамору, притягивая все ближе за воротник и не давая вздохнуть ни на секунду.

Ему не хватало именно этого — все бесконечно тянущиеся месяцы, что он хандрил, злился, избавлялся от зависимости и пытался вспомнить, что значит возбуждение без наркотиков. Ему не хватало рук, пролезающих ему под рубашку, не хватало волос, в которые бы он мог зарыться и потянуть. Не хватало этой кожи и её запаха. Не хватало Гарри.

Когда он меняет их местами, усаживая Стайлса на дорогущий умывальник и бросаясь к горячей покрасневшей шее парня, то стонет от чувства близости. От того, как чужой вставший член упирается в его собственный и заставляет вздрагивать от напряжения.

— Теперь мне точно придётся уйти с этой вечеринки, — говорит Гарри, улыбаясь, и Луи с незнакомым чувством удовольствия целует его в эту улыбку.

— Я составлю тебе компанию.

Они пытаются остановить друг друга, чтобы действительно это сделать, но становится только хуже. Луи с остервенением хочет сделать всё здесь и сейчас, а потом уехать домой, в его новую квартиру — чтобы показать её Гарри и сделать это снова. Он сжимает пальцами чужие бедра, вырывая задушенные вздохи. Они купаются в этом опьянении, пока дверь с ударом не распахивается.

— Оу, боже, — удивленно восклицает кто-то. Луи не сразу слышит это, потому что звуки вечеринки, чужие голоса и весь окружающий мир слились во что-то неразборчивое. Он приходит в себя только тогда, когда Гарри пихает его в плечо, а из-за распахнутой двери слышится, как Бренсон открывает шампанское с помощью сабли.

— Всех с Новым Годом! — Скандирует толпа.

Дверь закрывается с тактичным откашливанием. Гарри со стоном отчаяния зарывается лицом в свои ладони.

— Боже!

В голову Луи лезет случай на парковке — когда они делали это с самым злым умыслом, и теперь, оглядываясь назад кажется, что они уже тогда не могли сдержать это притяжении. От воспоминаний его разбирает, и он начинается истерически смеяться.

— Да, Томлинсон, смейся! — Фыркает Гарри. — Посмеёмся вместе над завтрашними постами от The Sun.

— О боже, ты помнишь, — не может остановиться он, — парковка. И потом ещё… ещё…долбанный хэллоуин и…

— Луи, это серьёзно.

Томлинсон смотрит на него, но на глазах выступают слёзы. Таблетка, принятая до этого даёт о себе знать, и тело расслабляется, заставляя Луи почти повиснуть на раковине. И в этот момент его внезапно выворачивает.

— Чёрт возьми! — подскакивает Стайлс. — Ты в порядке?

Он пытается показать ему жестом, что все отлично, но рука начинает предательски дрожать. Лицо Гарри за секунду меняется от обеспокоенного до раздраженного.

— Ты что под чем-то? — Требовательно спрашивает он, и всё же, несмотря на тон голоса, подхватывает Луи, когда стоять тому уже не получается так ровно. — Серьёзно, Луи? После всего, что ты мне тут наговорил? Значит я достоин лучшего, а ты и дальше барахтаешься в своем дерьме, да?