— Это всего лишь полгода, они пройдут незаметно, зато люди услышат вашу музыку, разве еще что-то имеет значение? — Джемма мягко улыбается ему, втягивая в объятия.

— Знаю, но… что если все будет зря? Что если я пойду на это, и пиар сработает, но наша музыка окажется недостойной этого внимания? Что если это будет полный провал?

— Ты сам-то в это веришь? — восклицает Хоран. — Мы так долго работали над этим альбомом…

— Но ведь Мэттью сказал, что он скучный, и Марк тоже так считает.

— Тогда мы перепишем его. Добавим чего-то нового. Мы можем экспериментировать, верно?

— Да, ты прав…

— Отлично. Потому что мне кажется, что у меня есть идея для последней песни.

Гарри улыбается, видя, как его друг выбегает за гитарой. Он наигрывает ему немного переделанный мотив песни, добавляя в нее больше басового звучания, и Гарри нравится, как она звучит. Ему кажется, что они найдут выход из этого замкнутого лабиринта.

Быстро черкнув свою подпись в контракте, он откидывает документ на стол и выхватывает гитару из рук Найла. Ему хочется написать новую песню о разбитом человеке и обреченной любви.

========== Game starts 2 ==========

Гарри снова и снова смотрит выступление Dead Vultures на Reading фестивале. Сидя на кухне, он медленно потягивает кофе и пытается не щуриться от солнечного света, заливающего всю светлую комнату.

Внезапно он слышит, как хлопает дверь, и на кухню входит полусонная Джемма. Она улыбается и, пожелав доброго утра, забирает из его рук уже остывший кофе.

— Эй! Сделай себе свой! — возмущается он, и Джемма лишь усмехается.

— Что ты делаешь? — спрашивает она, заглядывая в экран ноутбука, и Гарри уже в любом случае не успел бы скрыть вкладку, так что он просто пожимает плечами, пока сестра смотрит выступление Луи и его группы. Она попала как раз на тот момент, где Томлинсон уже почти в невменяемом состоянии, так что на лице Джеммы странная смесь удивления и непонимания.

— Оу, он же… вот черт, прямо на нее… вау… — медленно тянет слова она, прямо как Гарри. Она усмехается, когда видео заканчивается. — Ну, теперь понятно, почему у их группы проблемы. И понятно, почему они выбрали именно тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— О-о, Гарри, ну… ладно, не важно, — хмыкает она. — У них есть видео с нормальных выступлений? Мне нужно знать, с чем мы имеем дело.

Она включает новое видео с недавним выступлением группы, и Гарри абсолютно, совершенно точно, полностью плевать. Но чисто ради интереса он поглядывает на то, как двигается Луи на сцене и как постоянно поправляет рукой свой отросшие волосы. Его глаза пустые и отрешенные, безликие и истощенные, как у куклы, но его голос и то, как он надрывно поет скримом, по-видимому, надолго отложатся в голове Гарри.

***

Когда Луи исполнилось шестнадцать, он впервые получил гитару. До этого он брал ее у Зейна или у Кевина, парня, с его класса. Но именно тогда, когда у него появилась своя собственная, он решил, что станет музыкантом.

Это переполняло его изнутри. Лилось через край. Желание отдать всю ту музыку, все те слова, что внутри него, другим людям. Ничто не имело значения, кроме этого.

«Это не жизнь, Луи. Это — пустая трата времени» — все, что он слышал, когда говорил кому-то о своих планах. Никто из его круга не был увлечен этим настолько, насколько Луи. Кроме Зейна, конечно же. Зейн — единственный, кто оставался, единственный, кто верил, когда остальные дарили лишь снисходительные взгляды.

Музыка была единственным, что у него было. И он думал, что когда он добьется всего, он будет просто смотреть с вершины своих достижении на тех людей, что никогда не верили в него, и он почувствует удовлетворение.

Но ничего из этого не случилось.

Слава быстротечна. Слава имеет разные стороны, как и Луна. Либо ты делаешь ради нее все, что угодно, либо возвращаешься туда, откуда пришел.

Луи не хотел возвращаться.

Чувство тревоги, как холодная липкая тень не покидает его с самого утра, вплоть до того момента, как он оказывается на концертной площадке. Уже на входе он видит, что все действительно печально. Шумная толпа фанатов, обычно поджидающих их чуть ли не с ночи, заметно поредела, а ведь до концерта всего несколько часов.

Нормально ли это? Да, если ты играешь в какой-нибудь малоизвестной группе. Нет, если ты в Dead Vultures.

Катастрофа.

Вот что это.

Охрана сопровождает его до входа и, когда он проходит в гримерку, то его встречают несколько пар удивленных глаз.

— Какого черта, — смеется Зейн. — Ты что, пришел вовремя? Ты здоров?

Луи обожает Зейна. Не только за то, что его идеально уложенные темные волосы и ровные черты лица примагничивают большую часть фанатов, но и за то, что Зейн умеет забирать все тревоги и страхи Луи всего парой незначительных фраз.

— Пошел ты, — беззлобно кидает он ему в ответ.

— Раз уж ты рано, то заменишь себе струны сам, — улыбается Лиам, поворачивая в пальцах барабанные палочки.

Лиам из тех людей, что не отворачиваются от проблемы, если она является серьезной. Да, у него добрые карие глаза и мягкая улыбка, но внутри он тверд как каменная статуя и… что происходит?

Что бы это ни было, Луи благодарен им. Прошла уже пара недель с того инцидента, и никто из них ни разу не упрекнул его. Ладно, Джордж иногда пускал саркастичный комментарий, но Джордж придурок, играющий на басу словно рожден с этим инструментом в руках. Так что в силу таланта, такой грешок ему можно простить.

Луи пытается заметить в их взгляде то, что терзает его самого: редкая кучка фанатов на входе, падение продаж альбомов, отмена выступлений и сплетни, грязь, оскорбления. Они не идиоты, и Томлинсон это знает. Конечно же, парни все заметили. Но каждый держится так, словно все в порядке.

Саундчек и большая часть выступления проходит как в тумане. Луи смотрит в темную толпу и пытается не заглядывать им в глаза. Они ненавидят его, презирают.

Он практически срывает голос. Что это: напряжение, усталость или досада?

После выступления их гримерка полна народу. И алкоголя, конечно же. Луи устал и хочет лишь принять душ и отправиться домой, но эти люди создают эффект значимости, так что Луи присоединяется.

Он находит Синтию, болтающую с парочкой незнакомых ребят, и подходит к ней.

— О, Луи, привет. Познакомься - это Джим и Райан.

Луи кивает им, потому что ему плевать. Ему не хочется говорить ни слова, он уже истратил все свои силы на выступления. Почему они вообще не могут просто поехать по домам? Ах, ну да, традиция.

— Все в норме, Луи? — тихо произносит Синтия, и он снова кивает.

Кто-то касается его плеча сзади, и он видит молоденькую девушку, на ней фирменная футболка клуба, в котором они выступали, а в руках телефон.

— Простите, Луи Томлинсон? — спрашивает она.

— Ага, видимо, — криво улыбается он.

— Ваша мать звонит, — неловко отвечает она, и лицо Луи мрачнеет.

— Что?

— Ваша мать, она просит поговорить с вами.

— Что за ебаный черт, — рычит он, оборачиваясь в сторону Синтии. У той такое же побелевшее лицо, как и у него. — Я плачу тебе за то, чтобы никогда не происходило таких вот ситуаций.

— Луи, я не могу контролировать это. Она, видимо, узнала, где ты сегодня выступаешь и позвонила. У нее нет твоего номера, я клянусь тебе. Я поговорю с ней, — она делает шаг навстречу девушке и уже тянется к телефону, как Луи резко хватает ее за запястье.

— Сделай так, чтобы это было в последний раз, ясно?

Синтия поджимает губы от его тона, она ненавидит, когда Луи в таком расположении духа, да еще и приказывает. Но она все же кивает и, выхватив телефон, уходит подальше от толпы.

Он проталкивается мимо людей, чтобы тоже выйти отсюда. В коридоре мрачно, надымлено, и Луи слышит отчетливый чмокающий звук справа от себя, и когда он разворачивается, то видит Джорджа, прижимающего к стене какую-то темноволосую девочку.

Да, блин, именно девочку. Ей же даже шестнадцати нет.