— Ладно, — напряженно отвечает Джемма, и прежде чем повесить трубку добавляет:

— И кстати… с днём рождения.

Да уж. С днём рождения.

Комментарий к Finish 1/2

Я больше не буду ставить дедлайны, девачки, уже не смешно. Это проклятье какое-то.

========== Finish 2/2 ==========

Луи не понимает, почему обстоятельства его жизни вечно замыкаются на одном и том же. Может быть, всё идет из внутреннего желания быть в центре скандала, установить равновесие вселенной; впиваясь пальцами в чужие бёдра и прижимая податливое тело к мраморной плитке туалета, пока кто-нибудь не застанет происходящее, оставляя его навсегда во всеобщей памяти с помощью телефона с камерой. Чертовски хорошей камерой примерно на двенадцать мегапикселей, услужливо доставленные покупателю прямо с китайского завода.

Или всё куда глубже и прозаичнее — и дело вовсе не в желании оказаться на виду, не сделать что-то, что облило бы грязью его имя вновь. Может, дело в его неудаче или неспособности держать себя в руках. Когда принимаешь ксанакс, контролировать себя сложнее. Ещё сложнее, когда тебе говорят:

— Что я должен сделать, Луи? Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Этим голосом, этим пробирающим насквозь красивым голосом. И глядя в тот момент этими глазами, наполненными искрящимися воспоминаниями, что они разделили и теми, что они ещё могут разделить.

Вселенная Луи полна темноты, дорогого алкоголя и бессмысленности, но она расширяется в моменты, когда он готов приоткрыть её для кого-то ещё, впустить в неё и оставить там навсегда. В моменты, когда он спотыкается, совершает ошибки, идёт дальше и приходит туда, где быть не хочет — и не для того, чтобы увидеть его, но в итоге увидеть.

— Я здесь не ради тебя, — говорит Томлинсон.

— В самом деле? — Невпечатлённо протягивает Гарри, делая шаг навстречу. В глазах Луи, наверное, какое-то откровение — очевидное признание или что-то ещё, раз эта фраза звучит так уверенно. Это его самодовольство бьёт Томлинсона куда-то под дых. Почему каждый, кто с ним знаком, считает, что он знает Луи, и все его чувства? Была бы тут Синтия или Зейн или даже Физзи, этот взгляд, полный какого-то понимания, взгляд, забирающийся ему в самые сокровенные мысли, его бы раздражал, как назойливая муха. Но Гарри Стайлс это всегда «не то же самое», это извечный «поворот не туда». На какие-то секунды он начинает пугать, и Луи чувствует, что ему хочется уйти подальше.

Так что он говорит:

— Знаю, тебе тяжело такое представить, но у меня есть своя жизнь, и я прекрасно себя в ней чувствую и без тебя!

И ложь впервые отдаёт чем-то колючим.

***

Луи порывается сделать это несколько раз.

В начале, когда мучается от похмелья на следующее утро и срывается на шокированную его поведением Эль (за что потом получает хорошенько от Олли). Потом он оказывается очень близок к признанию, когда Физзи звонит ему, чтобы поздравить с Рождеством и спросить, не хочет ли Луи приехать на Новый Год.

Но вместо этого он злится на свою неуверенность, и на слова «Лотти и мама много спрашивают о тебе и, правда, хотели бы повидаться», отвечает:

— Чёрт возьми, я не хочу их видеть, ясно?

Ему надо покончить с этим и рассказать про Натана, но потом он слышит в голове голос сестры Гарри, который говорит, что его слова ничего не значат, и кто он вообще такой, чтобы учить других морали.

Дерьмо внутри него ставит на путь саморазрушения, и в нём снова просыпается давно уснувший засранец.

Он пялится на приглашение от Ричарда Бренсона и думает, что хочет ощутить это чувство вновь — когда толпа вокруг тебя разглядывает каждый миллиметр твоего тела с презрением и снисхождением. Он снова хочет стать для них поводом для сплетен и Луи-имеющим-мир-в-одно-место.

Ему приходится порыться в вещах, чтобы вытащить из гардероба что-то помимо повседневных худи и рваных джинс. Он находит какой-то отличный кричащий дизайнерский костюм, который ему достали для одной из премий, куда он так и не явился. Он знает, что не должен, но достаёт из-под кровати припрятанную упаковку ксанакса, к которой не прикасался уже долгое время. Всё лишь потому, что пальцы дрожат, даже когда он курит.

Он принимает таблетку, но даже спустя время это будто не приносит облегчения. Руки слушаются его гораздо легче, но всё остальное — где-то внутри него… там полный хаос.

Перед тем как выйти из дома, он видит входящий вызов от Физзи.

— Лу, как Новый Год? — Сразу же спрашивает она.

— Как раз собираюсь выходить?

— Пойдешь к Олли? — В её хмыканье слышны нотки любви. Луи устало проводит рукой по лицу.

— Нет. Иду на вечеринку к Бренсону.

— Бр… Я думала ты не хочешь пока светиться на публике, — шум на её фоне немного отвлекает, и она шикает на кого-то, прося быть потише. Будь она сейчас тут, наверное, сделала бы крайне озадаченное лицо, думает Томлинсон. На секунду в его голове снова мелькает мысль, подталкивающая его к действию.

— Слушай Физ, хотел тебе кое-что рассказать… только… Это важно, окей? И я это не выдумал.

В трубке слышится её притихшее дыхание.

— Э-э, ну ладно.

— В общем, я, — он тут же запинается, теряя весь настрой. Нет смысла во всём этом, тем более, когда ксанакс расслабляет мышцы его тела и делает разум более гибким. — Короче поговорим, когда приедешь обратно.

Они прощаются, и ему не хочется ничего сильнее, как уехать поскорее из собственной квартиры. Он отстукивает ритм по своему колену, пока провожает взглядом мелькающие дома в салоне такси. Но это не ритм музыки, не заевшая в голове мелодия, это желание ускорить время, раствориться в нём и прокрутить реальность куда-то подальше, где нет этого смятения.

— Виски, — просит он сразу же у бармена, как только оказывается внутри отеля Шангри Ла. — Со льдом.

Луи оглядывается, провожая взглядом роскошь, так яростно бросающуюся в глаза. Мелькающую тут и там претенциозность из-за вспышек камер. Он делает глотки один за другим и смотрит на это так, словно он всё ещё часть этого мира. Но ему ничего больше не нравится, ничто здесь не приносит удовлетворения. Он как-то сказал Зейну, что почти не помнит прошедших лет — будто он был слепым все эти годы — сцена, туры, интервью, вечеринки, фестивали — он с трудом мог припомнить, что там происходило. Зато прошедшие месяцы он мог отлично пересказать, даже те дни, когда он просто сидел дома целыми сутками и работал над новыми стихами для выступления. Но, несмотря на всё, эта слепота ему нравилась, и ему хотелось вернуть эту тьму назад, хотя бы на сегодня.

На третьем стакане он мило флиртует с одной из моделей, когда чувствует чужое прикосновение к своему плечу.

— Приветик, незнакомец, — зовет его голос позади, и губы Луи медленно расплываются в улыбке. Он почти не верит, когда оборачивается — будто кто-то вырвал его из сновидения и бросил в ещё более неправдоподобную реальность.

— Чёрт.

Синтия чуть ли не кидается ему в объятия, или это была его инициатива? Они растворяются в моменте, будто не виделись целые годы.

— Ты хорошо выглядишь, — искренне шепчет она ему на ухо.

— Да, — уклончиво отвечает он.

Её пальцы как-то по-милому сжимают его предплечье. И ощущение подобной заботы с её стороны он не помнит уже давно.

— Не знала, что ты здесь будешь.

Они выпивают вместе, чокаясь бокалами. Луи удивлен; он рассматривает её так пристально, с ног до головы, будто не может поверить, что она реальна.

— Скучал по тебе, — наконец развязывается у него язык.

Синтия ласково улыбается ему, нежно приглаживая ему волосы на голове. На ней строгое черное платье от Dior, которое, почему-то, вмиг возвращает его с небес на землю, как крепкий отходняк.

— Ты здесь одна? — Спрашивает он, заранее жалея об услышанном ответе.

— Я с Гарри.

Это не что-то совсем ужасное, конечно. Просто часть её работы. Но пока Луи не видел этого своими глазами, это не напрягало его так сильно. Он даже не считал это в полной мере предательством, но, может быть, только потому, что им не приходилось быть на одной и той же вечеринке одновременно? И потому что теперь Синтия будет бегать не за ним, если что-то пойдет не так. Не ему закажет такси до дома, когда он наберётся до неприличного состояния, и не его фотки подчистит у журналистов.