— Луи, ты написал маме после похорон, — настаивает она. — И ты ответил мне на сообщение. И ты не заставляешь друзей играть в своей группе, потому что они больше этого не хотят.

Томлинсон неопределенно мычит. Физзи продолжает говорить что-то о том, что люди всегда возвращаются к чему-то, что их не отпускает. И вообще её речи похожи на какое-то восхваление. Он странно прищуривается, пытаясь понять, в чём дело. Девушка будто чувствует этот раскалённый взгляд и почти прячет глаза, выглядя при этом крайне нелепо.

— Что? — спрашивает Луи. — В чём дело, блин?

— Обещай, что не разозлишься, — просит она. Томлинсон устало кивает. — Я искала бумажку, чтобы написать тебе записку, когда уходила утром в прошлый раз. Ну и нашла твой блокнот.

— Ну и?

— У тебя там были стихи, я их немного почитала, а потом поняла, что это были песни. Ну, о… Гарри, — она ёрзает на своём месте, продолжая, — а в самом конце у тебя был календарь, где ты отмечал дни и дозировки.

— О боже, — стонет он.

— Луи, я тобой, правда, горжусь.

— Я не наркоман, — раздраженно шипит Томлинсон. Физзи немного испуганно подскакивает на своём месте из-за резкости его тона. — И не был им. Я просто начал принимать чуть больше положенного, ясно?

— Я понимаю, понимаю, — тараторит она. — Это очень хорошо, что ты вовремя остановился. Мама говорила, что с тобой может случиться что-то такое из-за твоей работы. И ты, правда, создавал такое впечатление. Но, вроде, ты выглядел всегда хорошо, мы иногда смотрели твои интервью…

— Я, — глубоко вздыхает он, чтобы успокоиться, — не наркоман.

Девушка растерянно кивает и отворачивается. Луи думает, как много грязных статей она прочла о нём за всю свою жизнь. Он знает, что она поверит ему, если он честно обо всём расскажет, и это не даст ей придумать себе повод, чтобы разочароваться в нём.

— Группа распалась не из-за этого, — уже в обычном тоне, говорит он, — и с Гарри мы тоже разошлись по другой причине.

Она неуверенно поднимает на него глаза.

— И то, что писали, после нашего разрыва, был просто способ замести следы, чтобы этот маленький засранец выглядел ангелом на моём фоне.

— Он тебя бросил, да? — сочувствующе спрашивает она. Официантка подходит к ним снова, предлагая что-то на десерт, но Луи быстро отмахивается от неё и просит счёт.

— Нет, он меня не бросал. Это сделал я. — Его голос звучит почти как защита.

— Почему? Он вроде, тебе очень нравился. И ты ему тоже.

Луи хочется фыркнуть, словно маленькому ребёнку. Физзи видела их вместе всего один раз — во время того ужина, да и то это было сплошной показухой. Она могла видеть и их совместное интервью и фотографии, но и там правды было мало. Ей не доводилось провести с ними время дома или постоять в стороне, наблюдая, как они огрызаются друг на друга, пока никто не видит. Она ничего не знает, и про тот вечер, когда Гарри сказал о своих чувствах, тоже не имеет представления.

Сказать «он вроде тебе нравился, да и ты ему» это совсем ничего не сказать.

— Какая разница, я не мог дать ему то, чего он хотел. Я тогда вообще никому ничего не мог дать.

Ответь он тогда Стайлсу, чтобы тот получил — жалкого неудачника, который всех презирает, употребляет наркотики и теряет всё, что у него есть? На фоне восходящей звезды Гарри, Луи сам себе стал противен. Он знал, чувствовал, что рано или поздно этот глупый романтичный болван с взглядом побитого щенка в него влюбится, и всё равно допускал его всё ближе и ближе, будто не мог никак остановиться. Да ему и не хотелось. Ему было хорошо, ему всё нравилось, он не задумывался о том, что однажды ему нужно будет нести ответственность за чувства Гарри. Потому что раньше Луи ни за чьи чувства ответственности не нёс. Но в тот момент он не мог продолжать с ним играть. Стайлс обрёл в себе, наконец, силу и уверенность, он наплевал на тупой контракт, он провернул эту выходку на сцене, чтобы быть с Томлинсоном. Он был с ним честен. Так что лучшее, что Луи мог сделать в тот момент — ответить ему тем же.

Ну и ещё, конечно, он неимоверно злился на этого придурка, опозорившего его на глазах тысячи людей. А когда Луи боится или злится, в нём в первую очередь играет гордыня.

— Мы можем перестать это обсуждать? Я не хочу о нём говорить.

Он пропустил тот момент в жизни, когда все его разговоры стали сводиться к Стайлсу. На прошлой неделе Зейн скинул ему какой-то пост, где была пара размытых фото Гарри с каким-то парнем, и подписал это как «смотри-ка, твоего муженька уводят». Что за придурок? Луи было совершенно всё равно, если у кого-то там складывалась личная жизнь. После всего, что им пришлось пройти, Стайлс заслужил нормальные отношения, а Луи заслужил немного отдыха. Он не хочет лежать по ночам и думать, что сделал не так в своей жизни и как вернуть в неё то немногое хорошее, что было. Ему нужно было начать мыслить по-другому, например, размышлять о том, что у него появилось, и что ещё может появиться. Но для этого ему необходимо перестать всё сводить к Гарри.

Он расплачивается за их ужин и уже обыденно провожает сестру до района её общежития. Они идут в уютной тишине, просто обдумывая все происходящее с ними за последнее время.

— Может быть, на следующий год сниму квартиру с соседкой, — вдруг прерывает Физзи их молчание.

— Можешь переехать ко мне, если хочешь.

Они оба немного удивляются этому предложению. Не то, чтобы Луи не думал об этом раньше — он думал, особенно, после того, как Физзи останавливалась в его квартире в последний раз. Просто на секунду проскользнула мысль «ну да, кто-то может находиться в моем доме помимо меня, это не проблема». Или он уже начинал пресыщаться своим одиночеством.

— Лу, я не буду жить с тобой, — усмехается она. — У тебя слишком бурная личная жизнь.

Томлинсон чуть не запинается на ровном месте.

— Ага, очень бурное у меня её отсутствие, — кривляет он тон её голоса.

— Но ты не можешь отрицать, что когда-нибудь помиришься с ним.

— Я же просил сменить эту пластинку.

— Ну, вот пока ты так реагируешь, я всё больше осознаю, что так оно и есть. Ладно, я побежала. Завтра рано на пары.

Она сжимает его в крепком объятии, какие они стали практиковать совсем недавно, и быстрым шагом удаляется в сторону студенческого общежития. Там она скинет у двери комнаты свои кожаные дерби и забудет в секунду о том, что тут наговорила. А Луи будет как идиот всю оставшуюся ночь рефлексировать над этими простыми словами.

Он вздрагивает от ветра и тянется к внутреннему карману куртки, туда, где у него когда-то всегда хранились таблетки. Но теперь за подкладкой можно найти только телефон. У Луи из-за этого ощущения немного нервно дрожат пальцы.

«Ладно, просто дружеское внимание» — решает он, несмело набирая номер. Через несколько секунд немного уставший голос на том конце провода отвечает ему.

— Луи? — с удивленным вздохом говорит Синтия.

— Ещё только одиннадцать, — тут же оправдывается он. — Ты в такое время никогда не ложилась.

— Это-то да, но в Филадельфии сейчас семь вечера, — её смех раскатисто проходит по связи. — У тебя что-то срочное?

— Нет, — он вспоминает. Конечно, они сейчас где-то в Америке. Он слышал об этом туре.

— Сейчас саундчек, — поясняет Синтия, — не то чтобы мне не хотелось с тобой поболтать, но… есть дела.

— Да, конечно. Извини, что отвлёк, я просто подумал… Гарри сейчас занят?

От одного только его имени кажется, что поднимается температура, хотя на улице нещадно холодает.

— Да, он где-то на середине сет-листа. Хочешь послушать?

Луи благодарен за то, что её голос не звучит как издёвка, а вопрос кажется самым обычным. Так что это даже почти не смущает его, когда он соглашается.

В трубке раздается шум звукового оборудования, чьи-то обрывки фраз и конечно пение, которое он узнал бы даже лишись он ушей. Голос Гарри слишком хриплый, не такой, каким он его помнит, но Луи всё равно вздрагивает.

— Он немного приболел, — хмыкает Синтия, — не привык к турам, сразу видно.