— Всё время, каждое мгновение, желая, чтобы он взломал меня, ребро за ребром, только ради того, чтобы посмотреть, что я из себя представляю. Как я истекаю кровью.
У него есть номер Гарри, который он получил благодаря Синтии. Но он ни разу его не набрал, потому что сейчас разгар весны, и Стайлс в туре по Европе, а в Европе, как известно, не работают английские сим-карты. Но даже если бы работали, Луи бы не позвонил.
— Вот тебе горькая истина: этот глоток из шипов, который ты назвал нашим последним поцелуем, все еще внутри меня.
***
— Займешь ванную больше чем на полчаса — будешь мыться в Макдональдсе.
Физзи фыркает на этот выпад и продолжает распаковывать свои вещи. Количество косметики немного пугает Луи.
— Я тут всего на две недели, тебе не обязательно так ныть.
На самом деле, где-то в глубине души, он чувствует умиротворение. Пока сестра копошится в своём чемодане, он уже представляет как на эти четырнадцать дней, которые ей надо где-то провести, пока её не заселят в студенческое общежитие, она будет занимать пространство его пустой и холодной квартиры. В прошлую встречу они неплохо провели время — сходили в кино, пару раз поужинали в милых ресторанах, и, конечно, прогулялись по любимым местам в городе. Луи никогда не проводил столько времени с кем-то из сестёр — в детстве большую половину года он был в своей привилегированной школе, а на каникулах бездумно тратил время, занимаясь какой-то ерундой. Физз тогда была ещё совсем ребёнком, а теперь она собирается стать адвокатом.
— У тебя есть утюг? Или отпариватель?
— Да, он в коробке в шкафу, — отмахивается он.
Физзи развешивает свои дизайнерские костюмы и рубашки, аккуратные туфли выстраиваются в ряд на нижней полке. Она, наверное, будет очень мило выглядеть на своих заумных лекциях в университете. Оборачиваясь на него, девушка выжидающе скрещивает руки на груди.
— Чем мы займёмся сегодня?
— Ну, — уклончиво отзывается Томлинсон, — есть одна идейка. Любишь поэзию?
***
Летние ночи в Лондоне пахнут свежими дождями и сладкими надеждами. Поэтому, когда они близятся к концу, сменяясь морозным осенним воздухом, к Луи снова возвращается тревожность и раздражительность. Он пытается не показывать этого, но время летом шло не так тяжело, зато теперь, с первыми желтыми листьями, оно правда снова становилось пыткой.
— У меня будут занятия четыре дня в неделю, но я могу ночевать у тебя в пятницу или субботу. В общежитии комендантский час, а мне нужно куда-то возвращаться после тусовок, — тараторит Физзи.
— Спасибо, что выбрали мою квартиру, мы рады угодить нашим клиентам, — фыркает он. Нежная рука с накрашенными ногтями больно ударяет его по предплечью.
— Кстати, мне понравилось вчерашнее выступление, — перебирая листья в своем салате, говорит она. — Лучшее из всех, что были. О, а я могу звать туда кого-то из университета?
— Да, если хочешь.
— Круто.
— Только не говори им, как меня зовут. Они же не знают, кто твой брат? — Вдруг беспокоится он.
— Луи, никто вообще не знает, что у меня есть брат. Больно надо мне тобою хвастаться, — закатывает глаза Физзи.
Сначала Луи переживал, что их отношения зайдут в тупик, как и всегда происходило с людьми в его жизни. Они не слишком много разговаривали с сестрой, избегали личных тем и почти не упоминали семью. Но с каждым разом становилось легче, иногда он даже осознавал, что может ей доверять. Не так как доверял Синтии свои рабочие вопросы и не так, как доверял Зейну или Стайлсу свои глупые мысли. А просто доверять, прямо и безраздельно.
— Ты уже придумал, что будешь делать дальше? — Доев остатки своей еды, спрашивает она. — Будешь искать новую группу?
— Мм, нет. Пока нет.
— Почему? Ты вернешь Dead Vultures?
— Я не могу вернуть группу. Да и не вынесу снова работать с кем-то из ребят.
— Я думала, вы друзья.
— Я тоже так думал, — грустно ухмыляется он. Разговор с Зейном ещё раз убедил его, как мало он знал людей вокруг себя и как не умел замечать их.
— Тогда будешь выступать со стихами и дальше?
— Может быть.
— Может быть?
— Я ещё не думал об этом.
Он упрямо смотрит в свою тарелку. Официантка улыбается им, подходя к столику и убирая грязную посуду.
Кажется, вокруг повисает напряжение, но Физзи спокойно похлопывает его по руке.
— Это ничего если тебе хочется отдохнуть от всего, — объясняет она. Её голос звучит мягко и успокаивающе по сравнению с шумом и непрекращающимися разговорами остальных людей в кафе. — Ты столько лет работал с этой группой. Наверное, интересно заняться чем-то новым.
— Я этого не хотел, — тихо вздыхает он. Всё шло не по плану с того момента, как отец приехал в Лондон и назначил ему встречу. Но у Луи никогда не возникало мысли перестать выступать с DV. Если бы у него спросили на интервью полтора года назад, где он видит себя в будущем, он бы ответил без колебаний — в моей группе. Но теперь… всё иначе, и, кажется, что желание всё вернуть слишком незначительное.
— Перерыва? — уточняет сестра.
— Да.
Они на эту тему ещё не говорили. В их первые встречи Физзи казалась слишком напуганной тем, чтобы сказать что-то лишнее, а после спрашивать, наверное, было уже неуместно. Она знала, что всё кончилось, но она всё ещё не имела представления о том, что Луи и Гарри связывал контракт. Она-то, видимо, считала, что Томлинсону разбили сердце.
Как же.
Луи почти усмехается от своих мыслей.
— Я любил группу, — продолжает он. — Но мы зашли в тупик. Я думал, всех всё устраивает, а оказалось, что я тиран, который никому не позволял вздохнуть. Теперь всем куда лучше работать над тем, что им интересно.
— Понятно, — коротко отвечает она. Кажется, ей не слишком интересны эти его душевные словоизлияния, но Луи знает, что так она дает ему время подумать и решить, говорить ли дальше. Она просто пытается не перебивать его настрой.
— Думаю, больше всего я скучаю по возможности петь. Писать музыку. Это придавало мне какую-то значимость. Я думал, что делаю что-то нужное.
Слова отца настойчиво просятся наружу. Они заполонили его мысли снова, прямо как в тот вечер фестиваля, но в этот раз у Луи не было того кризиса. Тогда ему казалось, что отец в чём-то прав и что всё, что есть у Томлинсона — его группа, его музыка, его фанаты — всё это пустое и бессмысленное. Теперь у него есть твёрдое осознание, что это не так. Всё, что он делал, не было ерундой — он давал людям то, чего желало их сердце. И он сделал ещё что-то хорошее — он показал им Гарри Стайлса.
— Луи, ты не обязан всегда делать что-то полезное.
— Я знаю, — вздыхает он. — Но мне иногда сложно перестать представлять, что бы он подумал обо мне.
Физзи удивленно смотрит на него.
— Я думала, тебе всегда было плевать на его слова.
— Мне плевать на его слова, — объясняет Луи, — мне не плевать на свои слова и на свои поступки. Иногда я делаю что-то очень тупое.
— Люди ошибаются, — пожимает сестра плечами, — люди делают тупые вещи. А потом думают об этом и пытаются этого не делать снова.
— Не все.
— Ну да, — хмыкает она, — не все. Но мы говорим о тебе. Ты умеешь учиться на ошибках.
— С чего ты это взяла?
— Ты бросил нас, — уклончиво ответила Физзи. — Сбежал, не звонил, игнорировал нас. Ты встречался с отцом иногда, но никогда не приезжал, хотя я уверена, он много раз звал тебя вернуться. Но на прошлое рождество ты приехал.
— Ты даже не представляешь, почему я сделал это, — качает он головой. Разочарование в самом себе затапливает его. Бедняжка Физз даже не понимает, что Луи хотел причинить его родным только ещё больше боли, он хотел их разозлить, хотел притащить туда своего фейкового бойфренда, чтобы они могли окончательно возненавидеть его. Это не был акт милосердия, это был мерзкий каприз. Он делал это только ради себя и своей выгоды, он вовсе не волновался о том, что Трой умирает или о том, что его мать и сёстры переживают из-за происходящего. Он хотел, чтобы Стайлс чувствовал себя неловко, чтобы его отец кривился от недовольства, чтобы его мать не желала больше никогда ему звонить.