Гарри с легкой ноткой благоговения смотрит на огромный дом. Его руки замерзли, но он прижимает цветы к своему черному пальто и сжимает пальцы в кулак, чтобы согреться. Удивительно, что он не жалуется, давая Луи время подготовиться, прежде чем они позвонят.

У него занимает минуту собраться с мыслями и дать себе воображаемую пощечину за слабость, прежде чем он нажимает на звонок. Им открывает новенькая девушка из прислуги, которую Луи видит впервые, но ее лицо показывает то, что его она точно знает.

— Мистер Томлинсон? — спрашивает она. — Проходите.

Она пропускает их в холл, где Гарри теряется еще больше обычного. Девушка забирает их вещи, и почему-то, даже в каждом ее движении ощущается то, что Луи больше не принадлежит этому месту. То, как она смотрит на него, то, как принимает его пальто и указывает, куда им пройти, будто Луи здесь впервые.

Первое, что он видит, это младших сестер, играющих у наряженной ёлки. Когда он видел их в последний раз, они еще еле умели ходить, а теперь они люди, которых Луи совсем не знает. В их глазах есть нечто знакомое, но, тем не менее, он даже не уверен, что сможет правильно назвать их по именам.

— Привет, — неловко произносит он. Две девочки отвлекаются игрушек и смотрят на незнакомцев с интересом и опаской.

— Я позову маму, — говорит одна, и уходит, оставляя другую следить за ними.

Джоанна появляется через минуту. Ее привычная непроницательная маска, какую помнит Луи, на секунду дает трещину, и заполняется удивлением, будто она действительно не верила в то, что сын приедет.

У нее темные волнистые волосы, которые пахнут смесью брендовых духов и ягод, и Луи чувствует этот запах, когда она скованно обнимает его.

— Рада, что ты приехал, — говорит она. Гарри протягивает ей букет, выдавая свою маленькую неуверенную речь о том, как он рад с ней познакомится.

— Я не знала, что у тебя будет компания, — сдержанно произносит она.

— Синтия должна была тебе сказать, — откашливается он.

— Наверное, она забыла.

— Да, наверное.

— Что ж, тогда придется добавить еще один набор посуды, — натянутая улыбка мелькает на ее губах.

В столовой странная атмосфера. Везде развешаны новогодние украшения, на салфетках вышиты снежинки, а бокалы с резными узорами, вот только былой сказочности во всем этом нет. Нет чувства радости, искрящегося счастья перед ожиданием праздника, и дело вовсе не в том, что Луи вырос. Просто есть что-то в стенах этого дома, что превращает все вокруг в море дёгтя.

Девушка из прислуги ставит дополнительный набор посуды рядом с местом Луи, и Гарри с улыбкой благодарит её, не переставая даже здесь быть надоедливо милым.

И потом Луи ждёт свою семью. Он видит, как все члены входят в столовую, занимают свои привычные места, бегают своими пронизывающими взглядами по каждой частичке внутренностей Луи и Гарри.

У Лотти, старшей из всех девочек, ушли детские щечки и беззаботная улыбка, теперь она улыбается так, как их мать. Её волосы больше не заплетены в косички, а уложены лаком, и на лице теперь дорогая косметика. У нее немного пренебрежительный взгляд, свойственный всем подросткам, которые пытаются тебя задавить, чтобы хоть немного придать себе уверенности. Луи думает, что её он знает тут меньше всех.

— А ты…? — спрашивает Гарри вторая из сестер Луи — Физзи, в несвойственной ей важнеческой, но все еще детской манере.

— Я Гарри, я эм… парень Луи.

Она смотрит на них несколько мягче, чем остальные и с той же толикой неверия, как и у Джоанны. Она почти не знает Луи, но в её глазах есть нечто, что говорит «посмотри на меня, я твоя сестра, я хотела бы узнать тебя, но здесь есть какая-то пропасть. Если ты её преодолеешь, я буду ждать тебя на том конце берега».

— Я думал, это был какой-то пиар, — хмыкает отец Луи, усаживаясь за стол. На нем безупречный костюм, такой же безупречный, как и жизнь, которую он выстроил вокруг себя, где только Луи — маленькая, торчащая из кроя ниточка.

— Разве это сейчас имеет значение? — перебивает его Джоанна. — Мы рады познакомиться, Гарри. Кто хочет первый кусочек мяса?

— Вообще-то мы приехали сюда не только ради этого. Я хотел поговорить.

— Луи, давай после ужина, — улыбается ему мать. — У нас ведь радостный повод.

— Какой? — встревает Лотти.

— Скоро праздник. И Луи решил приехать. Разве это не радостная новость?

Никто не решается ответить.

— Где вы остановились? — спрашивает отец.

— В отеле, недалеко от центра.

— И когда уезжаете?

— Завтра утром.

— Так скоро, — удивляется Джоанна.

— Не думаю, что мне стоит задерживаться здесь, — отвечает ей Луи.

— Я вспомнила тебя! — вдруг восклицает Физзи, тыкая пальцем в Гарри. — Ты из той группы…я слушала вас.

— Abandoned Red Sea, — подсказывает ей Стайлс.

— Точно! — улыбается она.

— Значит, ты тоже музыкант, Гарри? — спрашивает мать Луи.

— Да.

— И как тебе шоу-бизнес? Как ты…считаешь, это то, ради чего стоит всё бросить? — осторожно интересуется она, не отводя взгляда от своего сына.

— Я…эм. Я думаю, если это твоя мечта, то да, это стоит того.

Она хмыкает, не удостаивая Гарри ответом. Луи тыкает вилкой в еду на своей тарелке, даже не пытаясь изображать хорошие манеры. Если в нем и было что-то из того, что привили тому Луи — старому Луи, то сейчас он не хочет показывать, что это что-то в нем еще осталось.

Этот разговор похож на жалкую комедию, но только Луи не смешно. Ему хочется все это закончить, ему просто стало вдруг тошно от всего этого. Гарри, контрастирующий на фоне всей этой обстановки и спасающий его от нападок семьи, выглядит здесь таким же лишним.

Когда они переходят к десерту, он решает оборвать эту связь ненормальности и снова заводит разговор.

— Что ты хочешь сказать, Луи? — спрашивает его мать. Он хочет сказать слишком много, о том, как скучал, о том, как был разбит, о том, как много старался ради того, чтобы они поверили в него хоть чуть-чуть, но каждое сказанное в голове слово разбивается о ледники в глазах Джоанны.

— Я просто… хотел попросить больше не связываться со мной.

— Что ты имеешь в виду? — удивляется она.

— Ты знаешь что. Твои бесконечные звонки в клубы, где я выступаю и…

— Но что мне было делать? — восклицает вдруг женщина. — Лотти, отведи девочек спать.

Она с присущей аккуратностью стирает салфеткой остатки ужина с уголков губ и провожает взглядом младших дочерей. А потом всё ее внимание снова возвращается к Луи, выбивая остатки воздуха.

— У меня не было твоего номера.

— Потому что я не хотел говорить с тобой.

— Так нельзя, Луи. Мы — твоя семья. Ты можешь строить из себя звезду, но мы неотъемлемая часть твоей жизни.

— Вы сами отказались от меня.

— Только потому, что хотели помочь тебе сделать выбор.

Он хмыкает, просто не веря в происходящее.

— Я его сделал. Я просто хочу, чтобы ты поняла. Я не перестал любить вас, или помнить о вас, но пока вы не примете меня таким человеком, каким я являюсь, а не таким, каким вы меня представляли, я не хочу, чтобы вы вмешивались в мою жизнь.

— Нам не так просто отказаться от всех планов на тебя, — устало говорит отец. — У нас были определенные ожидания.

Луи знает это. Он знал это с первого дня, как его забрали из местной школы и перевели в Брайтон, где даже форма учеников была пропитана надеждами их родителей.

Он делает глубокий вздох, и знает, что больше не переступит порог этого дома, но все равно говорит:

— Научитесь любить людей, а не иллюзию.

***

Ночное небо в Донкастере можно сравнить лишь с бескрайностью, это тот особый холст со звездами, который Луи не видел ни в одной точке мира. Но сам город не такой бескрайний, и Томлинсон думает, что этого места не хватит для всех шагов, которые он собирается сегодня пройти. Пока он идет, он не думает, и стоит остановиться, как мысли возвращаются вновь. Гарри еле поспевает за ним, скрип подошвы его ботинок слышен где-то поблизости, и Луи замедляется, позволяя себя нагнать.