— Что? А что не так с моим вокалом? — возмущенно бормочет он. Где-то сбоку Джордж закатывает глаза.

— Ничего! Он просто сказал, что с ним у вас выйдет что-то абсолютно потрясающее, — улыбается она.

— Это вряд ли, Луи любит мальчиков помоложе, — криво усмехается Джордж. Его лицо просит хорошей взбучки, но Томлинсон лишь проглатывает колкий гомофобный комментарий, не желая очередных сцен — Лиам все еще на него злится.

— Мне интересно, Син, как мы собираемся планировать что-то, когда этот, — кивает он в сторону басиста, — занят на своем шоу.

— О, опять ты за старое! — прилетает ему возмущенный ответ.

— Луи, мы с Джорджем все обговорили и составили расписание. Его участие в шоу не будет идти в ущерб группе.

Самодовольная улыбка, которую бы Луи назвал оскалом, красуется на губах Джорджа. Что ж, пусть так.

— Теперь я хочу, чтобы вы обсудили новый альбом, — возвращается к старому Синтия. Ее быстрая манера речи становится немного навязчивой и тяжелой, особенно, когда Луи вспоминает медленную и тягучую речь Гарри. То, как он растягивает слова и проглатывает некоторые буквы, в очередной раз отвлекает его от сути разговора, и в итоге он находит себя сидящим под пристальными взглядами четырех пар глаз.

— Что? — хмыкает он, когда все выжидающе смотрят на него.

— Я спросила, есть ли у тебя какие-то песни? — мягко улыбается Синтия.

Луи мычит, закрывая глаза и пытаясь вспомнить, писал ли он что-то для них в последнее время.

— Нет, кажется, нет.

— Может, что-то из старого? Из той кучи блокнотов, — кивает Зейн куда-то в сторону его спальни, где, как известно только Луи (и Зейну) под завалами одежды и барахла лежит пара исписанных блокнотов со стихами.

— Нет, ничего нет. Но я напишу, не переживай, — устало вздыхает он, отмахиваясь от дальнейших вопросов.

— Мы с Зейном можем что-нибудь написать, — пожимает плечами Джордж.

— Отлично! — счастливо объявляет Синтия. — Луи?

— Да, хорошо.

На этом они и заканчивают.

Спустя пять минут, когда все трое парней спешат покинуть дом Луи и вернуться к отдыху, Синтия все так же неторопливо делает пометки в своем планшете, и Томлинсон задается вопросом, когда она, наконец, решит последовать за ними?

— Мальчики уже ушли? — спрашивает она, не отрывая глаз.

— Да.

— Это хорошо, нам с тобой есть что обсудить.

Она откладывает все свои дела в сторону, даже демонстративно отодвигает свой ежедневник, что не является хорошим знаком — обычно так у них всегда начинаются серьезные разговоры. Луи это ненавидит.

— Слышала вы с Гарри прекрасно справились на вечеринке, — усмехается она.

— Ты была там, почему ты говоришь «слышала»? — фыркает Томлинсон в ответ.

— Так обычно говорят, перестань меня дразнить! И да, Зейн вчера весь вечер сидел у меня на ушах, рассказывая про вас. Похоже, все идет хорошо, да?

Луи вспоминает о своей руке, скользящей между напряженных бедер парня.

— Ага, — с улыбкой отвечает он.

— Это хорошо. Если так пойдет и дальше, вы станете одной из самых обсуждаемых пар!

— Мне кажется, ты счастлива по этому поводу больше, чем должна, — хитро замечает он.

— Потому что это хорошо скажется на тебе, Луи, ты же знаешь. Все успокоилось, и все благодаря Гарри. Он такой молодец, да?

Томлинсон усмехается. О да, он молодец.

— И еще, Луи. Когда соберешься писать песни… Ты мог бы совместить необходимое с полезным, — загадочно тянет она. Луи вздергивает бровь.

— Чего?

— Ну знаешь, это будет нам только на пользу, если в твоих песнях будет что-то напоминающее о нем, — Синтия улыбается своей самой обезоруживающей улыбкой, которой она обычно говорит «ты должен делать как я говорю, маленький кусок дерьма».

— Ты хочешь, чтобы я написал песню о Гарри? — давится воздухом он. Ладно, это вполне логично — для всех они безумно влюбленная пара, но это же не значит, что он будет писать песни о каком-то кудрявом инди-музыкантишке. Он немного выше этого. Ха.

— Возможно даже не одну, — гордо замечает она.

— Но ведь к тому моменту, как мы будем записывать альбом наш контракт будет приближаться к концу, разве нет?

— Мы можем его продлить, — спокойно замечает девушка, — или ты можешь написать душераздирающую песню о расставании, м?

Луи хочется покрутить пальцем у её виска — она сумасшедшая, это точно. Но в итоге он может только закатить глаза, и вспомнить о том, какой на ощупь была кожа Гарри. Глупые воспоминания.

— Да, и кстати. Вот ваше расписание на следующий месяц.

Луи принимает из ее рук листок с цветными пометками, а в голове звучит I sat by the Ocean группы Abandoned Red Sea.

***

Он стоит напротив стекла, разделяющего звукорежиссера и комнату для записи. И I donʼt wanna be в исполнении Гарри звучит уже, наверное, тысячный раз, с тех пор как он здесь. Вероятно, Стайлс просто забыл об их «свидании», или о том, что надо иногда проверять расписание. Поэтому Луи здесь.

Голос парня срывается снова и снова, хотя песня звучит в целом отлично. Слова о том, кем он хочет быть и к чему стремится, даже очень цепляют Луи, так что с лирикой у них все в порядке. Только вот они вечно запинаются на одних и тех же моментах, ломая всю композицию песни. Луи закатывает глаза, ловя на себе полу-сочувствующий-полу-раздраженный взгляд звукорежиссера.

Он забывает о том, что должен просто стоять и помалкивать, дожидаясь пока Стайлс закончит, так что в итоге он просто жмет на кнопку связи и говорит:

— Снизьте на полтона, и уберите в припеве последние две ноты, и замените «всю мою жизнь» на «в последнее время».

Он взмахивает руками будто это абсолютно очевидно.

Гарри тут же стаскивает с себя наушники и тупо смотрит сквозь стекло.

— Луи?

Томлинсон устало качает головой.

— А ты знаешь еще каких-то музыкальных профессионалов в этой комнате?

Его комментарий остается без внимания, кроме уничижительного взгляда звукорежиссера. Гарри не возвращается к пению — просто стоит и пялится, не зная, что делать. Найл и Энди переглядываются словно подружки-школьницы, и Луи начинает раздражаться от их глупости.

Он открывает дверь в студию и подходит к непонимающим парням, вырывая палочки из рук Энди и сгоняя его с места.

— Ты, — указывает он на Найла, — наиграй еще раз припев. А ты молчи, — говорит он Гарри.

Найл начинает играть, и Луи немного меняет ритм, в котором играл Энди, и музыка тут же преображается. Он взглядом показывает барабанщику, что надо делать, и после сует обратно в руки палочки. Потом он пристально смотрит на то, как играет Найл, заставляя блондина смущаться.

— Миленько, но не мог бы ты играть быстрее, ты не попадаешь в новый ритм.

Найл на это хмурится и, кидая быстрый взгляд Гарри, прекращает играть.

— Ты учишь меня? — взвизгнув, возмущается он.

— Я играю на пяти инструментах и у меня идеальный слух. Конечно, я тебя учу.

Найл на это только упирается руками в бока, напоминая озлобленного щенка. А потом приходит очередь Гарри. Луи вырывает у него наушники, и подходит к микрофону. Два щелчка пальцев и позади него, как по команде, начинают играть ребята.

Он прокашливается и смотрит на текст песни, и ему хочется смутиться от того, как звучит его голос в обычной манере пения — слишком высоко и пискляво, в отличие от голоса Гарри. Но он не доставит им всем такого удовольствия, так что он просто продолжает петь, не заботясь о том, что подумают эти идиоты. Примерно на середине второго куплета он стягивает наушники и передает их Гарри, абсолютно растерянному и расшибленному в щепки, и Луи надеется, что это из-за того, что он впервые за долгое время спел не скримом, да еще и эту инди-песенку.

— Теперь сам, — кивает он. — Я буду ждать на улице.

Он покидает здание студии с сигаретой во рту, самодовольной ухмылкой, и воспоминаниями о приоткрытом от удивления ртом Гарри перед глазами.

***

На улице похолодало, и третья сигарета уже оказывается выкурена. Он забыл, куда там они должны были пойти на свидание, потому что когда Гарри заканчивает — вокруг непроглядно темно. Он мог бы пойти погреться в студию, но не хочет смущать и без того раздавленных ребят. Или он мог бы пойти в кафе напротив — но какая-то сила заставляет его стоять у двери здания и дожидаться, пока его подставной парень покажется.