— Меня не оставляет ощущение, что вы меня с кем-то перепутали, — ворчит он. — У нас никогда не было хороших отношений. Я прекрасно помню, как относился к вам и к вашим друзьям. И, заметьте, я не жалею об этом и не намерен просить прощения, я…
— Я понимаю, почему вы так себя вели. Хотя и не прощаю вас за это и не одобряю такого поведения.
— Тогда зачем вы со мной общаетесь? Сейчас в замке полно народу, проводили бы время с ними.
— А я и провожу, — она пожимает плечами, — в отличие от вас.
Он чувствует, как от этих разговоров, которые все время уходят не туда, у него начинается мигрень.
— Так зачем вы приволокли микроскоп? — спрашивает он со вздохом.
— Сейчас покажу, — воодушевляется она, — у меня тут есть некоторые образцы зелий…
— Не хочу знать откуда у вас компоненты, — говорит он, потирая виски, — надеюсь, я не пожалею, что позволил вам навести порядок в кладовой?
— Нет, я не взяла ни пол унции, ни грамма. Я все купила в лавке, когда мы ходили в Хогсмид.
«Мы». «Мы ходили»! С ума сойти! Еще немного и она решит, что действительно есть «мы». Северус внимательно смотрит на нее: как она по привычке мотает головой, будто у нее все еще длинные волосы, как она то и дело бросает на него взгляд, и гонит от себя мысль, что Грейнджер придумала себе влюбленность. Если это, не дай Мерлин так, то дело плохо кончится для всех, уж он-то точно знает. И все же он не выставляет Грейнджер, хотя и надо бы! Вместо этого послушно смотрит в микроскоп, подкручивает окуляры и в какой-то момент его увлекают ее идеи, и он не замечает, как они за разговором проводят весьма приятные несколько часов.
И впервые Грейнджер торопится уйти сама и ему не приходится ее выставлять за дверь чуть ли не силой. Она убегает, оставив на столе свои записи, свои зелья и свой микроскоп. Северус вздыхает, глядя на этот беспорядок, но не трогает ничего и сам уходит: ему надо успеть до ужина зайти к Минерве — до начала учебного года остаются считанные дни, а у них еще огромный список дел.
========== 3 ==========
После ужина они с Сесиль уходят гулять. Он очень старается не думать о том, что дал повод для нового витка сплетен.
— Тебе тут неуютно, Северус, так? Ты все время такой… собранный. Мне это знакомо, я последнее время на работе чувствовала себя именно так, не на месте. То есть – не на своем месте…
– У меня с Хогвартсом связаны не самые приятные воспоминания. Я думал, если честно, что не доживу до победы.
– Значит, ты хочешь уехать?
Они стоят у озера, Сесиль подобрала несколько камушков и теперь бросает их в воду.
— Очень хотел и хочу. Тебе, наверное, не понять…
— О, нет, я тебя прекрасно понимаю! — она поворачивается к нему. — Мне просто повезло, я сбежала и теперь я тут. И мне хорошо. Я, честно говоря, думала, что мне никогда не будет так… спокойно и хорошо.
– Ты уехала из-за разбитого сердца? – выдавливает он из себя.
— Сердца? Нет, что ты. Мое сердце цело, вроде бы, — она смущенно краснеет. — Карьерные вопросы, интриги, все это теперь кажется таким незначительным, особенно когда тебе рассказывают, что здесь была война, пусть и короткая. Знаешь, — она снова поворачивается к озеру, — не верится, что вы все пережили этот кошмар. В голове не укладывается.
— У меня тоже, — он встает рядом с ней. Ему хочется сказать, что у него больше нет сил снова быть несвободным, не иметь возможности самому решать как и где жить, что его достал Хогвартс, а мысль о том, что скоро приедут орущие, тупые школьники, внушает ужас. Но он молчит, потому что не хочет выглядеть жалко. — Пойдем, я покажу тебе лес, — говорит он, предлагая ей свою руку.
Они проходят мимо пустующей хижины Хагрида.
— Здесь живет наш преподаватель ухода за магическими существами.
— А где он сейчас?— Сесиль с интересом рассматривает хижину.
— Уехал к родственникам. Обещал вернуться, но Минерва боится, что он не вернется.
– Ты думаешь – вернется?
– Да, Хогвартс просто так никого не отпускает…
Они входят в лес. Северус знает его едва ли хуже, чем Хагрид. Сколько раз он сбегал сюда в надежде заблудиться и сгинуть, но тропинки словно сами стелились под ноги. Потом он просто полюбил бродить здесь, делая вид, что заготавливает компоненты для зелий. Лес — Северус был в этом уверен — умел быть разным, встречал всех по-разному: кому коряги под ноги подсовывал, кому-то указывал путь домой.
— Как тут… волшебно! — Сесиль останавливается на поляне, раскидывает руки в стороны и кружится, вмиг становясь похожей на настоящую ведьму. — Здесь другой воздух, да ведь?
— Немного, — он улыбается, чувствуя гордость, будто сам этот лес вырастил.
— У меня кружится голова, — она смеется и протягивает к нему руки. Внутренний голос вопит, что надо оставаться на месте, а лучше — развернуться и бежать, пока…
Но когда он слушал внутренний голос? Когда он поступал правильно? Никогда, а значит и начинать не стоит. Он делает пару шагов к Сесиль, подхватывает ее и она смеётся, прижимается к нему, щекой к щеке, и он вдыхает ее аромат, и сам не замечает, как целует ее в губы. Он не умеет целоваться, он ничего не умеет, что связано с романтикой и отношениями, и она это сейчас поймет и оттолкнет, но она только сильнее обнимает его, прижимается всем телом, отчего ему становится жарко и холодно одновременно, а мысли улетают все разом. Сесиль целует его, мелкими поцелуями: щеки, губы, опять щеки, она едва слышно стонет и всхлипывает и он держит ее так сильно, как только может держать трясущимися от напряжения руками.
Они опускаются на колени на мягкую листву, которая уже начала осыпаться с деревьев. Они целуются, у Северуса кружится голова и ломит все тело, ему нужна разрядка, но он не в силах преодолеть последний барьер и уложить Сесиль на мягкий мох, не в состоянии раздеть и… Он боится, что все кончится, не начавшись.
Она сама надавливает ему на плечи, вынуждая лечь, она склоняется над ним и улыбается.
— Не думай, — шепчет, облизывая опухшие губы, одним движением отодвигает его мантию, расстегивает пуговицы на ширинке. Он должен ее остановить, но не может, цепляясь за землю, выгибаясь навстречу ее ласкам. Он чувствует ее дыхание на своем члене, и закусывает губу, чтобы не кончить в тот же момент и не заорать на весь лес.
Время съеживается, начинает течь как-то совсем иначе, он куда-то летит, теряя телесность, и, кажется, ему снова уже никогда не стать собой. Но проходит несколько минут и он чувствует спиной корягу, шевелится, чтобы лечь удобнее, ощущая вес Сесиль, которая лежит на его груди и что-то мурлычет под нос.
Он чувствует, что открыл свой личный ящик Пандоры и теперь выпущенные на волю страсти разорвут его на клочки. Он давно привык ничего не чувствовать, он забыл, что такое возбуждение, душа зачерствела и тело привыкло к аскезе, но теперь, теперь он не сможет как прежде. Он чувствует, как тело снова наливается возбуждением, и понятия не имеет, что с этим делать ни сейчас, ни потом.
— Я знала, что ты страстный. Ты так ругаешься, так близко к сердцу принимаешь всякую ерунду… Темперамент скрыть невозможно, — она тихо смеется и ее рука накрывает его пока что вялый член.
Северус не может сделать вдох, он сам себе не принадлежит. Это так прекрасно и так жутко, что хочется умереть и не важно — от восторга или от стыда. Он просто закрывает глаза, тянет Сесиль к себе и она, моментально трансформировав свои брюки в широкую юбку, садится на него сверху.
Если бы он мог вспомнить в эту минуту, что он неплохой окклюмент! Но он забывает все, его душа воспаряет, а тело переживает такую гамму ощущений, что кажется странным – как это его еще не хватил удар. Северус не помнит, в какой момент переворачивает Сесиль, подминая ее под себя. Он стремится одновременно опустошаться и наполниться до краев и, кто бы мог подумать, у него получается, и с диким стоном он падает на Сесиль, сотрясаясь в конвульсиях.
