Она стучит снова, да так, что, кажется, сейчас применит Бомбарду.
— Ну что?
— Я позову мадам…
Он втягивает Грейнджер в кабинет и захлопывает дверь, тяжело приваливается к ней спиной.
— Послушайте, я пью огневиски и, несмотря на то, что я так выгляжу, мне отлично. Вам понятно? Теперь убирайтесь и не смейте никого звать. И сами не таскайтесь сюда, я справлюсь.
На ее лице смесь обиды и жалость. Жалость!
— Вы что, — он почти трезвеет, — жалеете меня? Вы думаете, я напиваюсь с горя?
— Но ведь…
— Вон, — горит он тихо, — не портите мне вечер, валите.
И она уходит, склонив голову, а он отчего-то чувствует себя мерзавцем. Правда, вторая бутылка огневиски вполне примиряет его с этим фактом.
На следующее утро он ищет антипохмельное и обещает себе больше никогда так не напиваться. Когда он находит заветный пузырек, с громким хлопком перед ним появляется эльф, Северус чуть не роняет фиал и шипит, позабыв все проклятья разом.
— Мастер Снейп, профессор МакГонагалл просит подняться в Малый зал к завтраку.
— Что за Малый зал? — он делает первый глоток и закрывает глаза, ожидая, что молотки, колотящие по мозгу, перестанут отстукивать марш.
— Теперь все завтракают и обедают в Малом зале, он рядом с Большим. Большой закрыт…
— Хорошо, сейчас буду. Сгинь, — еще пару глотков, потом подождать две минуты и голова перестанет напоминать тяжелый котел, а желудок успокоится.
Завтрак можно считать сносным, если бы не Грейнджер, сидящая напротив рядом с Лонгботтомом. И если бы не Минерва, которая пытается вести светскую беседу и втягивает в нее всех окружающих. Все, словно по бумажке, строго по очереди рассказывают что-то о битве, о том, почему Большой зал (временно) закрыт и обо всем, что случилось, пока он был в отключке. Он бы с удовольствием обошелся без этой информации, но кого и когда интересовало его мнение? Он кивает, потягивая кофе, кивает, терзая омлет, кивает, кивает, кивает.
— Северус, горло все еще не прошло? — обеспокоенно спрашивает Поппи.
— С горлом все прекрасно, спасибо, — отвечает он.
— Просто Северусу надо прийти в себя, — замечает Минерва.
Когда они остаются наедине в директорском кабинете, Северус наконец позволяет себе ощетиниться:
— С чего такое панибратство? Сидеть за одним столом со студентами? Я так понимаю, Грейнджер и примкнувшие к ней — все еще студенты? И ладно, пусть за одни столом по заветам профессора Дамблдора, но откуда эта фамильярность и обращение по именам?
— Северус, война многое меняет. Не беспокойся по мелочам, у нас множество более важных дел, — Минерва улыбается так, словно пытается играть в Дамблдора. Получается у нее так себе.
Северус вздыхает, усаживается в кресло и достает пергамент, присланный вчера Минервой.
— Что ж, давай решать твои сложные вопросы, — говорит он.
— Не мои, они наши, Северус, — замечает Минерва. — Самый главный вопрос в том, кто на самом деле директор? Видишь ли, впервые сложилась такая странная ситуация. Ты жив и с точки зрения уложения Хогвартса директор ты, но Попечительский совет лучше разберет Хогвартс до основания, чем согласится с этим.
— Если попечительский совет хочет, чтобы я умер, то передай ему мои соболезнования. Ради одного того, чтоб бесить этих болванов, я еще поживу.
Они обсуждают этот и другие вопросы до вечера, не спускаются в Малый зал обедать, эльфы приносят еду им в кабинет. К концу дня решена куча мелких проблемок, ответы на некоторые вопросы найдены, но впереди еще много работы: и Минерва, и Северус это отлично понимают. Они расходятся, когда темнеет, зная, что завтра продолжат разговор.
Рядом с входом в его личные покои Северуса ждет Грейнджер. И смотрит так, будто ожидание профессора Снейпа в десять часов вечера — вполне рядовое событие.
— Что вам надо? — спрашивает Северус устало. Он действительно не может понять, что ей надо. Ни одной мысли. Он вообще не хочет думать о Грейнджер, тем более, они с Минервой позволили себе отметить его выздоровление парой стаканчиков отборного шотландского виски.
— Когда я приходила вчера… — начинает она, сделав глубокий вдох.
— Я выставил вас вон, — перебивает он ее. — И сегодня собираюсь сделать то же самое, как только пойму, какого драккла вы ко мне привязались?
— Я не привязывалась, — возмущается она. — Это простое участие!
Он пристально смотрит на нее, прикидывая, что она замышляет. А она точно что-то замышляет, пусть даже рядом сейчас ни Поттера, ни Уизли.
— И нет, это не жалость, — добавляет она, вскидывая подбородок.
— То есть, вы хотите быть мне полезной просто так и не потребуете ничего взамен?
— Послушайте, профессор Снейп, — говорит она так, словно она сама преподает не первый год и имеет право с ним так разговаривать, — сейчас всем нелегко, каждый справляется как умеет. Столько потерь, столько… И мы все помогаем друг другу, потому что так легче вернуться к нормальной жизни. У меня тоже далеко не все безоблачно, но я держусь и когда я полезна…
— Я понял, понял, — морщится он. — Хорошо, я подумаю, чем вы можете быть полезны еще и завтра дам вам знать. В этом случае вы не будет торчать под моей дверью?
— Спасибо, — она сияет, — и еще… Мне надо вам кое-что сказать, — она смотрит на него так решительно, что Северусу становится не по себе.
— Ладно, — произносит он медленно, отпирает дверь и пропускает Грейнджер вперед. — У вас пять минут.
— Мне хватит и одной, — она стоит посреди комнаты, рассматривает обстановку и молчит. Очень хочется дать ей подзатыльник, чтобы вернуть на землю, но Грейнджер и ответить может, так что Северус просто обходит ее и спрашивает с издевкой:
— Вы потеряли дар речи?
— Простите, — она делает глубокий вдох и обнимает себя за плечи, — это я вас спасла.
Смысл сказанного не сразу доходит до него.
— Вы? Спасли меня? Не Поттер?
— У меня было с собой все необходимое, и пока Гарри слушал… — она смотрит на него спокойно и серьезно, — пока он слушал ультиматум Волдеморта, я сделала все, что надо. А потом Гарри позвал Кричера и приказал отнести вас в больничное крыло…
— Очень интересно. И что я должен делать с этой информацией? Залить вас слезами счастья? Упасть в ноги? Или вы думаете, что повесили на меня долг жизни? В этом случае огорчу вас, долг жизни просто так…
— Да нет же, — нагло перебивает его Грейнджер, — дослушайте! Я была уверена, что вы — враг и я хотела, чтоб вас судили, что все, кого вы третировали, могли посмотреть вам в глаза и чтобы вы…
— Я понял, понял, — он усмехается, — ну что ж, радуйтесь, у вас почти получилось. Заточение в Азкабане — реальная угроза, а с началом учебного года подтянутся желающие плюнуть мне в лицо. От меня-то вам теперь что надо? Чтобы я сказал, что на самом деле вы молодец и все в порядке?
Она закрывает глаза и вздыхает.
— Просто вы должны знать правду, вот и все, — отвечает она. — Я не могла знать, что вы двойной шпион. И я не жалею, что смогла спасти хоть кого-то.
— Хоть кого-то… — хмыкает он. — Не врите, Грейнджер, вы бы были значительно более довольны, если бы спасли кого-то из своих друзей. Вот хотя бы Люпина или Тонкс.
Она крепче обнимает себя за плечи, вздыхает:
— Я была бы счастлива, если бы вообще никто не погиб, если мне не пришлось бы делать многое из того, что я делала. Но прошлое не вернешь, не изменишь, так что — надо жить как-то дальше.
По ее виду нельзя сказать, что у нее это хорошо получается.
Ему почти жаль ее, и он был бы готов сделать какой-нибудь дружеский шаг навстречу, напоить чаем, если бы она не была подругой Поттера, если бы над ним сейчас — по ее вине, кстати, — не нависал суд и вся эта мерзкая тягомотина, которая сопровождает подобные дела, если бы все семь лет один ее вид не вызвал стойкое раздражение, которое и сейчас ворочается на дне души.
— Сочувствую вам, но помочь не могу, — говорит он холодно. — У вас все?
