На следующий день его бесцеремонно будят. Рядом с кроватью выстроились Минерва, Поппи и, ну как без нее, Грейнджер.

— Северус, у нас отличные новости. Гермиона сказала, что ты пришел в себя, я очень рада, — сообщает Минерва. — Я была на слушании твоего дела. Увы, до окончательного признания тебя невиновным еще далеко, но нам всем удалось договориться, что ты останешься тут, в Хогвартсе, под мою ответственность. Так что Азкабан тебе не грозит. Надеюсь, что ты быстрее пойдешь на поправку, у нас очень много дел: нам надо составить учебные планы и решить еще множество вопросов, Северус.

Он готов разрыдаться, но женщины, стоящие у его кровати, принимают выступившие слезы за слезы радости.

— Северус, — причитает Поппи, — если ты очнулся, то пора пересмотреть схему лечения. Теперь-то я поставлю тебя на ноги за неделю!

«Чтобы я мог дойти до Астрономической башни и спрыгнуть с нее», — мрачно думает Северус.

Поппи и Минерва удаляются, а Грейнджер плюхается на его кровать. Он с трудом давит в себе желание пнуть ее так, чтобы она шлепнулась на пол.

— Вы рады? — спрашивает она, — вы рады, что живы?

Он открывает глаза, желая испепелить ее.

— Не рады, — говорит она и отводит глаза, кусает губы. — И Хогвартс вам не дом?

Вот только сеансов психоанализа от Гермионы Грейнджер ему и не хватало. Он закрывает глаза и не реагирует больше: ни когда она зовет его, ни когда теребит край рукава его сорочки.

“Уж лучше Грейнджер”, — думает он на следующий день, потому что за него, как и обещала, берется Поппи. Методы у нее действенные, не сказать, что комфортные. Зелья, которые она в него вливает, вызывают фейерверк самых новых и самых мерзких ощущений. Он действительно чувствует, как все заживает. Кожа зудит и чешется, горло дерет так, словно в гландах основались дикие пчелы, которые постоянно жалят. Про живот, который крутит без остановки, и говорить нечего.

Хочется одного — уползти в подземелья и сдохнуть там в тишине и покое. Но нет, кто же ему даст? Поппи и домовые эльфы ворочают его с бока на бок, мажут, обливают, моют, подпихивают судно, убирают. Снова подпихивают.

“Если сейчас появится Грейнджер…” — думает он, не в силах представить, что будет тогда. Но Грейнджер не появляется, слава Мерлину, до самого вечера. Наконец его оставляют в покое: Поппи уходит, эльфы с противным хлопком исчезают. На его истерзанную душу и не менее истерзанное тело опускается покой.

— Профессор?

Ан, нет. Видимо, он все-таки умер. Просто его личный ад выглядит как больничное крыло с Грейнджер в придачу.

Он поворачивает голову и вопросительно и, ему хочется верить, с издевкой смотрит на Грейнджер.

— Профессор, как вы? Я должна была… мальчишек отпустили на один день в Лондон. Мы встречались на Косой аллее, я пыталась им объяснить, что надо получить дипломы, но они уже без пяти минут авроры, — она садится на кровать, упирает локти в колени, — так что буду я без них доучиваться.

Точно, он попал в ад. Мало того, что ему предстоит провести еще год в Хогвартсе, так еще замок будет полон всякими Грейнджер! Хорошо хоть у Поттера и Уизли хватило ума не возвращаться сюда!

Он стонет, по-настоящему, отчаянно. Грейнджер вскакивает, уносится куда-то, через минуту возвращается с фиалом.

— Вы стонете! Наконец-то!

Сколько радости, подумать только!

— Вы не понимаете, вы раньше только хрипели, а теперь… — она капает что-то из фиала, — я знаю, вам сегодня дали много лекарств, но это мое личное изобретение. Всего три капли и…

Она сует ему поильник с ее зельем ему в рот, он пытается уклониться, но сейчас силы не равны. Он обещает себе все ей припомнить и пьет. Мерлин и Моргана! Какое облегчение! Мягкий мятный вкус врачует горло и он опять может глотать и не морщиться!

— Попробуйте что-нибудь сказать? — шепчет она.

— Что вам от меня надо? — выговаривает он вполне разборчиво.

— Мне от вас?

— Да, вам от меня?

— Ничего, — она улыбается, — и не благодарите за эликсир. А мне пора, я пойду. До завтра, — и уходит, оставив его одного.

Из больничного крыла ему удается вырваться только через два дня. Поппи ворчит, но он полон решимости как можно быстрее оказаться в своих покоях. Он отправляет эльфов за одеждой и наконец-то чувствует себя человеком.

— Если тебе станет плохо… — Поппи качает головой, — между прочим, каминную сеть пока не починили!

— Между прочим, есть эльфы, — отвечает он, поправляя манжеты.

Он идет по переходам Хогвартса самым длинным путем, смотрит, отмечает, как изменился замок, вдыхает июньский воздух, который тут совсем иной, чем в больничном крыле. Он выбирает коридоры, которыми редко кто пользуется в надежде, что никого не встретит и останавливается столбом, наткнувшись рядом с лестницей на Грейнджер. Мало этого, она еще мило щебечет с Лонгботтомом. Спасаться бегством недостойно и, нацепив маску безразличия, Северус проходит мимо, только кивнув и немного опасаясь, что эти двое помчатся за ним.

В подземелье блаженно прохладно и тихо. И никого, абсолютно никого. Северус совершенно не рад тому, что придется провести в стенах школы еще как минимум год, с другой стороны — он вообще не ожидал, что выживет в этой войне, а теперь у него есть возможность подумать и решить, что делать и как жить дальше, а Хогвартс не самое плохое место для таких раздумий. Как минимум здесь привычно…

На следующий день он меняет свое мнение: Минерва присылает пергамент, он нескончаем, он длиннее, чем самое длинное эссе Грейнджер. Список вопросов, по которому госпожа директор жаждет услышать его скромное мнение. Что делать с факультетами? Что делать с теми, кто не хочет в этом году возвращаться в Хогвартс, а таких, увы, немало. Что делать с должностью преподавателя по ЗОТИ или по Зельям, так как Слагхорн сразу после битвы покинул замок, наотрез отказавшись оставаться не только в Хогвартсе, но и в Шотландии. Что делать с тем? Что делать с этим? «И что делать с тем, что формально ты, Северус, все еще директор, хотя попечительский совет и против, тем более ты под следствием, но Хогвартс, похоже, имеет на этот счет свое мнение…»

Северус кладет пергамент на стол и застывает посреди кабинета. Хотел ли он быть директором? К тому моменту, когда он поднял палочку, чтобы убить Дамблдора, у него осталось одно желание — кинуться следом и покончить со всей этой историей разом, но — нет, было нельзя, он же обещал! Он стал директором, пытался по мере сил не выдать себя и спасти этих оболтусов, которые с невероятным усердием подставлялись раз за разом. Хотя нет, иногда его посещало одно жгучее желание: он хотел, очень хотел выстроить всю армию Дамблдора в шеренгу, велеть всем снять штаны и пройтись по задам новоявленных борцов с тиранией ремнем…

Северус снова грустно смотрит на пергамент Минервы, а потом достает бутылку огневиски из старых запасов, откупоривает ее и садится на диван, закидывая ноги в ботинках на стол. Один день Минерва подождет, и замок подождет, и весь мир подождет…

…Но только не Грейнджер, которая стучится в дверь так, словно замок рушится и надо спасаться бегством.

— Что вам надо? — спрашивает Северус ее вместо приветствия — зная упорство Грейнджер и надеться нечего, что она уберётся по собственной воле.

— Я хотела сказать… что если вам нужна будет помощь, то вы можете на меня рассчитывать.

Он изгибает бровь:

— С чего такая щедрость? Или вам жизненно необходимо кого-то… — он пытается подобрать слово, — опекать?

— Сейчас не так много работы, а сидеть без дела я не люблю. Вот я подумала… помощь с книгами или даже с зельями…

— Благодарю, буду иметь в виду, — он пытается закрыть дверь, понимая, что с огневиски без закуски слегка перебрал, и голова, так некстати, начинает кружиться.

— Вам плохо? Позвать мадам Помфри?

— Идите, Грейнджер, идите. Мне очень хорошо, честное слово, — говорит он и из последних сил захлопывает перед ней дверь.