— Нет! Это как раз учит всю жизнь мерить человека по тому, с какого он факультета!
— Вы ничего пока не знаете о взрослой жизни, — заявляет он.
— Я не знаю?! Вы знаете, что мы пережили за последний год? — вскакивает она.
— Это ничего не меняет. Мирная взрослая жизнь… в ней очень мало подвигов и очень много тоскливых обязанностей.
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но молчит и пристально смотрит на него. И ему ее взгляд совершенно не нравится. Грейнджер что-то задумала и он понятия не имеет — что, опасаясь, как бы она не решила осветить его жизнь своим вниманием и заботой.
— Так, Грейнджер, у меня много дел. Берите книги и идите уже, — он берет ее за плечи и чувствует, как она упирается, и все-таки он выставляет ее за дверь и запирается. О, Мерлин, учебный год еще не начался, а он устал так, словно проработал год!
— Мне нужна твоя помощь, Северус, — все уже расходятся после очередного педсовета, Сесиль кладет ладонь на его руку. — У вас будет несколько минут после… обеда? Или удобнее после ужина?
— Гхм… — он пытается придумать, как бы колко и обидно ответить ей, но в голове нет ни одной мысли и он выдавливает из себя: — лучше после ужина.
— Может, пройдемся к озеру? Такая чудесная погода, лето скоро кончится. И я бы хотела хоть немного посмотреть лес, но без провожатого мне не советовали туда соваться.
— Хорошо, — он делает вид, что полностью поглощен изучением пергамента.
— Спасибо, — Сесиль тепло улыбается, когда он бросает на неё взгляд, и уходит. Минерва, конечно же, делает очень многозначительный вид, прежде чем пожелать ему хорошего дня, Спраут и Вектор начинают перешептываться и только Флитвик просто приглашает его сыграть в шахматы.
Флитвик — один из немногих, кто не вызывает у Северуса стойкого раздражения. Старый профессор умен и мудр, он умеет молчать, умеет вести беседу — неспешную беседу, сдобренную небольшим количеством превосходного бренди. Они прекрасно проводят пару часов за игрой в волшебные шахматы, Северус проигрывает, но все равно остается в благодушном настроении, в котором и пребывает, пока снова не сталкивается в коридоре с Грейнджер.
— Профессор, — сияет она и мчится ему навстречу с такой скоростью, что, кажется, собьёт его с ног. Нет, тормозит, хвала Мерлину.
— Что вам надо, Грейнджер? — он трет лоб.
— Я прочитала «Тайные знаки и их применение при зельеварении». Это же… это же невероятно!
— Это просто магия, Грейнджер.
— Нет, я, само собой знала, — она делает очень серьезное лицо, — я знала, что магические науки пересекаются. В магловской…
— Я тороплюсь, — прерывает её он.
— Куда?
— Вы обнаглели, Грейнджер. С чего я должен перед вами отчитываться?
— Простите, профессор, — покладисто соглашается она и склоняет голову, опуская глаза. Северус еще больше уверяется в своих подозрениях: у Грейнджер что-то на уме. — Просто я скоро от безделья начну сходить с ума.
— Через неделю начнутся занятия, поверьте, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ни вы, ни другие студенты не имели возможности бездельничать. Уверен, мои коллеги поддержат меня в этом.
— Да, но пока… Прошу, давайте обсудим! Нумерология и зелья, это же…
— Безумно увлекательно. Да, — он летит по коридору, но Грейнджер умудряется не отставать.
— А вы рассматривали зелья под микроскопом? Какие аналитические инструменты используют волшебники? Я читала, что…
Он резко останавливается и Грейнджер впечатывается в его спину так, что в голове начинается звон.
— Грейнджер, вы испытываете мое терпение.
— Неужели вам не интересно? У меня есть микроскоп, давайте…
— Грейнджер, вас надо было засылать в стан врага. Вы бы разговорами и вашими «давайте» замучили бы Волдеморта до смерти.
— Это комплимент? — уточняет она.
— Само собой.
— Так я приду? Во сколько?
— После обеда, — бросает он, и ускоряет шаг. С Грейнджер проще согласиться, чем объяснять, почему ты не хочешь ничего рассматривать в микроскоп.
Надежда на то, что она все же передумала, тают еще на обеде, когда она многозначительно на него смотрит. Ее взгляды не ускользает — он видит! — от внимания Сесиль, и от внимания Минервы тоже.
— Северус, все же Гермиона слишком молода, мне кажется, что Рон Уизли… — МакГонагалл склоняется к нему и шепчет на ухо. — Сесиль тебе больше подходит.
— Я перестану ходить сюда, Минерва, — шипит он в ответ, — если ты не оставишь эти разговоры. Мне никто не нужен. Совсем! Я привык быть один, так и будет. Ясно?
— Какой же ты еще молодой, — отвечает она грустно, — ты очень плохо знаешь женщин.
Он закатывает глаза и молчит. Он действительно плохо знает женщин. И у него нет ни капли желания как-то менять ситуацию и узнавать их лучше. Тем более он уверен — от них всегда жди беды, даже от самых лучших из них.
Грейнджер уходит с обеда раньше, Северуса задерживает МакГонагалл, они вместе с Флитвиком, втроем, проходят в Большой зал, который выглядит так, словно не было войны, словно здесь, на полу не лежали тела погибших, словно здесь и духа Волдеморта не было. В вышине парят свечи, зачарованный потолок показывает бесконечную синь небес, но тишина стоит такая, что Северусу становится не по себе.
— Мы должны открыть Большой зал. Делать нечего, но… я думаю, что надо будет сказать что-то о нашей победе. Мы должны почтить память тех, кто погиб, защищая Хогвартс.
— Само собой, — бурчит Северус.
— Ты права, Минерва, — мягко произносит Флитвик.
Они выходят из зала в сомнениях, тщательно скрываемых друг от друга. Как пройдет первый день, как пройдет первый год? Война кончилась, но ее отголоски долго будут бередить сердца.
Северус спускается в подземелья, позабыв про Грейнджер, а она стоит на нижней ступеньке и пыхтит от натуги, стискивая в объятьях микроскоп.
— Вы его все-таки притащили. Почему не левитировали?
— Так надежнее. Не люблю левитировать хрупкие предметы по лестницам. Один неловкий шаг…
— Конечно, тащить в руках — надежнее, — говорит он с сарказмом и открывает дверь, пропуская Грейнджер вперед. Она с оханьем и аханьем устанавливает микроскоп на столе, разминает поясницу, всячески демонстрируя, что она слабая девушка. Не знал бы Северус на что она способна, может и купился бы.
— У вас есть час, если не будете задавать идиотских вопросов, — он скидывает мантию и сюртук, оставаясь в черных брюках и черной рубашке.
— Странно, — говорит Грейнджер, — я была уверена, что вы всегда носите белые рубашки.
— Это был первый идиотский вопрос, после третьего пойдете вон, — спокойно заявляет он. — Итак?
Она садится напротив него в кресло, сбрасывает туфли и поджимает ноги под себя. Словно она дома, а не в его кабинете!
— Профессор, я проанализировала то, как нам преподают предметы и не могла не заметить, что очень мало внимание уделяется стыку дисциплин, а в жизни же магия… ее не расчленишь на составляющие, верно? Вот зелья… — она говорит так, словно выучила речь по бумаге. В принципе, она говорит все верно о том, что при варке зелья неплохо бы учитывать еще сотню факторов.
— Это все правильно, — прерывает ее Северус, — но только как реально научить этому тех, кто простое зелье сварить не в состоянии?
— Ввести дополнительный курс!
— И раздать всем маховики времени? Программа не безупречна, но она не резиновая. Раньше, задолго до вашего и моего рождения обучение проходило иначе. Не было семи лет обучения, ученик оставался в стенах Хогвартса столько, сколько требовалось. Первые годы — азы, как сейчас, потом более тонкая специализация. Да, некоторым семь лет — много, вот например яркий пример — Рональд Уизли, другим — и в десять не втиснуть все необходимое. Волшебник, если он хочет быть сильным магом, должен учиться всю жизнь.
Она согласно кивает:
— Я хочу учиться. Помогите мне.
— Что вам надо? — спрашивает он снова.— На самом деле — что вам надо?
— Ваши знания. Ну и доступ к вашей библиотеке. А еще с вами интересно.
