— А потом вы, профессор, уедете, — перебивает она его.
— Уеду? — ему требуется пара мгновений, чтобы вспомнить, что он ждет не дождется возможности сбежать отсюда. — Но не сразу же! Вы не потянете продвинутые зелья, и учебные планы вы сами не подготовите и… значит мне придется задержаться, пока я не буду уверен, что можно вас оставить.
Она вызывает эльфов вместо ответа, что-то шепчет. Эльф, прядая ушами, согласно кивает и исчезает.
— И после того, как вы будете уверены, что я справлюсь — вы уедете?
— Вы так спрашиваете, Грейнджер, словно мечтаете меня выпроводить побыстрее, — ворчит он.
Она пожимает плечами.
— Нет, но если вы хотите уехать, то точно не буду даже пытаться удержать. И потом: есть каминная сеть, а в выходные мы вольны делать что угодно.
— Значит, вам будет достаточно выходных?
Она закусывает губу, чтобы сдержать улыбку.
— Встречаться по выходным — это очень романтично.
Он смотрит на нее, а потом не выдерживает и спрашивает:
— Что вас, мисс Грейнджер, может привлекать во мне?
— Ничего, совершенно ничего, — отвечает она с обезоруживающей честностью. — Это если подумать, но… с вами я чувствую себя на месте, профессор. Просто на месте. Мне спокойно и хорошо. И не хочется уходить. Наверное…
— Наверное, во время битвы вы очень неудачно приложились головой, — он ее перебивает, боясь, что разговор выйдет серьезный, а он к этому совершенно не готов и не уверен, что когда-нибудь будет.
Она страдальчески закатывает глаза и начинает загибать пальцы:
— Мы оба умные, нам всегда есть о чем поговорить, мы оба чтим правила, но всегда не прочь их нарушить. Я, кажется, стала понимать ваше очень специфическое чувство юмора, а вы — я заметила — спокойно относитесь, когда я пускаюсь в рассуждения. Кстати, кроме вас меня так никто не слушает. Нам нравится одно и то же, мы любим работать и…
— И мне почти сорок, я вдвое старше вас, Грейнджер, у меня жуткое прошлое, у меня масса врагов, я не очень богат, точнее — почти беден и у меня не самый простой характер. Я вам испорчу жизнь.
— Давайте составим списки врагов? Могу поспорить, мой не будет короче, — заявляет она. — И я могу вам тоже портить жизнь, если хотите.
— Я… — он не может произнести это вслух, он не может признаться, что боится новой боли и разочарования, боится, что вся эта затея обернется только горем и для него, и для нее. Он молчит, потому что откуда-то знает, хоть всегда был толстокож в отношении других, что она — не боится. И это сбивает с толку.
Она смотрит ему в глаза, и Северус чувствует, как тугая струна внутри него, натянутая до боли множество лет назад, вдруг ослабевает. Он протягивает ей руку, и она с готовностью вкладывает в нее свою ладонь. Они стоят, обнявшись, и Северусу начинает казаться, что вот так они вполне смогут протянуть до лета и даже не думать о большей близости.
Раздается хлопок и на столе появляются блюда с едой.
— Хочу есть, очень, — говорит Гермиона и садится к столу.
Они больше не возвращаются к разговору об отношениях, вместо этого сосредоточившись на куда как более захватывающей теме зельеварения.
А на следующий день, сразу после завтрака, Минерва показывает Северусу прошение Сесиль об отставке. Губы Минервы скорбно сжаты, в глазах немой вопрос.
— Я знаю, — Северус возвращает МакГонагалл пергамент, — она и меня звала с собой.
— И ты согласился? — обреченно спрашивает Минерва.
— Во-первых, — отвечает он со вздохом, — мне надо время, чтобы провести ритуал, чтобы замок признал директором тебя, эта двойственность… раздражает. Вчера угробил кучу времени на эти чертовы ходы, а я говорил, что надо было сделать это раньше! А для того, чтобы его провести, надо найти о нем хотя бы упоминание. Минерва, признайся, ты подговорила портреты молчать?
МакГонагалл выпрямляет спину еще сильнее и смотрит на него с возмущением, чем только больше укрепляет его подозрения.
— А еще требуется натаскать Грейнджер, с младшими она справится, но продвинутые зелья пока не потянет, со всем уважением, и…
— Северус, — лицо Минервы проясняется, — ты хочешь сказать, что…
— И я не могу бросить слизеринцев. Неизвестно, кто придет на место Сесиль. Что будет с факультетом? Им и так достается весь год, серьезных стычек нет, но, сама знаешь, они до сих пор не ходят по коридорам поодиночке.
— Ты останешься, Северус? — на глазах Минервы слезы.
— Да, Минерва, но только на один год. Я возьму на себя Защиту, только никаких дурацких дуэльных клубов. И помогу Грейнджер с Продвинутыми зельями, с седьмым курсом, надеюсь на шестой с оценкой «превосходно» пройдут от силы человек пять, я…
— Северус! — Минерва улыбается и словно молодеет на глазах, — как хорошо все устраивается! Я так тебе признательна…
— Вот только, — пресекает поток благодарности Северус, — на один год. Всего на один год. И вот что… — он собирается с духом. — Я бы на твоем месте искал еще и того, кто заменит Грейнджер. Она здесь не засидится.
— Есть что-то такое, что я должна знать? — спрашивает Минерва, вновь становясь серьезной.
— Пока нет, — отвечает он, делая упор на «пока».
— Надеюсь, ты понимаешь? — спрашивает Минерва, многозначительно поднимая брови.
— Я все пониманию, Минерва, — говорит он устало и уходит.
Следующую неделю ему кажется, что он вполне справляется и все держит под контролем. Гермиона готовится к экзаменам, попутно штудируя самый продвинутый из продвинутых курсов зельеварения по личным записям Северуса. Он отдает ей свои конспекты, а это куда серьезнее, чем предложение руки и сердца, хорошо, что она об этом не догадывается.
Они устают, их сил хватает только на поцелуи украдкой, но Северус понимает, что его выдержки надолго не хватит. Он словно видит Гермиону впервые. Любое ее действие, любое ее движение, звук ее голоса будит в нем желание быть вместе. Он доказывает себе, что это не имеет отношения к сексу и надеется, что сможет себя обманывать достаточно долго. Он благословляет их занятость: на общее времяпрепровождение времени почти нет, и слава Мерлину.
Сова приносит письмо от Поттера и Северус впервые спешит в Министерство с нетерпением. Уже вечер, большинство служащих разошлись, в коридоре, который соединяет холл с отделом авроров, его встречает Поттер.
— Вы же понимаете, профессор, — произносит Поттер заговорщически, — что мы нарушаем правила.
— Вам не привыкать, Поттер, а я как-нибудь смирюсь.
— Если бы не проволочки наших специалистов, — добавляет Поттер и сводит брови. — Наша юридическая система, оказывается, всегда была чудовищной.
Северусу трудно с ним спорить. Все знают, но все молчат, что суды и расследования в магическом сообществе носят весьма специфический характер и до истины докапываться особо не принято. Надежда только на Поттера, который придет и все изменит.
— Не убивать и не калечить, — добавляет Поттер серьезно. Северус смотрит на него свысока и ничего не отвечает.
В комнате, куда его запускает Поттер, стоит только стул, к которому магией привязан Кэрроу. Северус остается стоять у двери, складывает руки на груди и смотрит на Амикуса, ничего не говоря.
— Севе-ве-рус, то есть, сэр, профессор Снейп, — пот катится по лбу Кэрроу, но он не может дотянуться до него связанными руками.
— Кто тебя послал? — спрашивает Северус, подходя ближе. — Кто все это затеял?
Глазки Кэрроу бегают и установить зрительный контакт сложнее, чем в свое время с Поттером.
— Легиллименс, — Северус вытаскивает палочку и приставляет ее ко лбу Кэрроу, тот замирает с открытым ртом и выпученными глазами и Северус вламывается в его сознание: картинки, одна другой краше. Северус разбрасывает воспоминания, идет напролом, ищет то, что ему надо и находит. Он вздыхает и прерывает контакт. Хочется хорошенько вмазать этой скотине, мечтающей о пытках над школьниками: особенно эту мразь привлекают маленькие светловолосые мальчики.
